Искры в камине
– Нет, сегодня как-нибудь без посредников обойдусь…
– Посмотрим, посмотрим…
Зациклило ее, что ли, на своднях! А она, оказывается, ехидина… Впрочем, ехидство, по-моему, в каждой девчонке живет. Ну почти в каждой… Из нашего класса, кажется, только одна отличается в этом смысле от всех других. Что ж, надо мириться…
* * *Школа находилась в самом центре поселка. Рядом – какая-то контора, магазины и кафе, куда нас повели обедать после того, как показали, где мы будем жить и общаться с «подшефными» товарищами. А у кафе нас, как белых людей, поджидал автобус.
Обед прошел оживленно. В буфете продавалось пиво, и ребята из старших классов туда настоящее паломничество устроили, носили к своим столикам бутылки с содранными наклейками – ситро будто бы… Из наших никто не рискнул, кроме Кушнарева. Этот даже с наклейкой не мудрил…
Разобрало его, наверное, от пива… Когда ехали в автобусе на свиноводческую ферму, он покоя не давал Бабкиной. Должно быть, нарочно мне на нервы действовал.
И на ферме он так и лип к ней, так и клеил: то за рукав дернет, то подтолкнет, то сдвинет шапочку на глаза – шутки такие… Но что интересно, Валя сама, по всей видимости, была не против таких вот ухаживаний, только хихикала.
А когда нам показывали новорожденных поросят, Кушнарев и вообще сдернул с Валиной головы шапку, вытянул руку над свинячьим загоном и начал делать вид, что сейчас разожмет пальцы… Так и хотелось подобраться к нему, ухватить за щиколотки и перекинуть туда, через загородку, в жижу вонючую!
Но Валя… Она – хоть бы что. Поглядывала снисходительно и похихикивала, ну Бабкина… И снова они в автобусе рядышком уселись и очень мирно, мило так беседовали, чуть не обнимались… В чем же дело? Я не понимал, отчего все так паршиво складывается. Или она мне назло с ним заигрывала? Но зачем же, чего ради?..
Неужели и здесь я проглядел то, что всем было очевидно, как в истории с Горшком? И здесь происходило за кадром что-то, мне не видимое?
Да нет, не может быть… Просто не может этого быть! Я не хочу, чтобы так было! И потом, я уверен, Петракова мне обязательно сказала бы!.. Уж что-что, а это точно.
* * *До ужина мы еще должны были показать нашим «подшефным», как надо играть в баскет и волейбол. Признанных мастеров, к сожалению Марины Трофимовны, учительницы физкультуры, с нами не было, и ей пришлось поволноваться и пошевелить мозгами, прежде чем она сколотила две команды.
Спортзал при школе был совсем крошечный, раза в два меньше нашего, и освещение слишком тусклое, чтобы можно было при нем вести съемку, а лампы-вспышки я с собой не захватил, так что не было во мне нужды, ну и слава богу. Честно говоря, хотелось куда-нибудь уйти и забиться в угол, побыть одному.
Но не тут-то было! Марина Трофимовна, оказывается, и на меня глаз положила.
– Шапошников! Я тебя заявила на оба матча! Готовься! От нас зависит престиж всей нашей школы!
Здравствуйте! На безрыбье и рак рыба, что ли?
Переспорить ее не удалось, очень уж напористая, как-никак бывшая спортсменка, даже экс-чемпионка то ли области, то ли общества «Трудовые резервы»… Ну и какое-то представление о волейболе я имею, ходил в секцию, пока тренер не обратил внимание на то, что слишком медленно я расту. Так у меня к тому времени рост был нормальный, средний, в классе я не выделялся, но здесь было другое дело. Спросил он меня, какого роста мой отец, и когда я сказал – метр семьдесят пять, все было со мной фактически решено. Пару раз тренер придрался ко мне из-за каких-то мелочей и прямо сказал, что больше я могу на тренировки не ходить… Хотя в защите у меня игра шла неплохо. Да только ведь нападающие везде выше ценятся…
В общем выдали мне майку и синие трусы, похлопали по спине и вытолкнули на площадку. На всеобщий позор. Потому что раздолбали нас починкинские ребята буквально в пух и прах. Первую партию мы продули со счетом три-пятнадцать. Вторую – шесть-пятнадцать.
И загвоздка была даже не в том, что в тесный зальчик понабивалась тьма народу и были то почти сплошь болельщики наших друзей-соперников. И что мы то и дело посылали мяч в непривычно низкий потолок и теряли из-за этого очки – тоже не причина полного краха. И не судья виноват, местный деятель, который подсуживал своим просто бессовестно. Это все – мелочи.
Беда в том была, что мои товарищи по команде больше дурачились, чем играли, да и двигались как вареные оттого, может, что пива насосались… А починкинцы – те вполне серьезно отнеслись к игре.
Я сначала, как дурак, переживал и злился, когда видел, что кто-то в открытую халтурит. Даже не удержался и все высказал перед третьей решающей партией, хоть и был самый младший среди них. И что в ответ услышал?
– Ты корову боишься проиграть, что ли? Чего ради нам тут выкладываться?
– Но если вышли, надо же играть!
– Вот и давай играй, никто же тебе не мешает. Мы и вообще можем с площадки уйти, чтобы тебе не мешать.
И они заржали хором, как над хорошей шуткой.
– Ты хоть знаешь, против кого мы играем? Думаешь, они все школьники? Да у них это наверняка первая сборная поселка… Ты знаешь такое слово – подставка?
– Знаю! Но раз вышли, все равно должны стараться! Пусть это и сборная мира…
– Тебе больше всех нужно – вот ты и старайся!
И тогда я «включил проектор».
Третью партию проиграли «всухую», и я спокойненько пошел переодеваться. Им плевать на честь нашей школы, и мне тогда – плевать. Главное – спокойствие. Надо сейчас же взять себя в руки и хладнокровно досмотреть это скучное кино. Скорей, скорей назад, в инертное состояние!
– Куда ты, Шапошников?
На Марину Трофимовну жаль было смотреть: вся красная, губы трясутся…
– Юра, а баскетбол?
– Ничего, там и пяти человек хватит.
– А если замена потребуется?
Но я только рукой махнул. В гробу я все это видел! Толпа свистит, издевается… Нашим все до лампочки… Хоть бы кто был за нас, а то ведь и свои против «болеют». Житько с Кушнаревым – так те вообще чуть не уписались от усердия, такие вопли испускали ядовитые…
Предатели! Боялись, что ли, этих местных? Да нет, с чего бы… Вполне возможно, что они всю эту комедию ломали из-за меня одного, ведь из восьмиклассников только я и был выставлен на посмешище…
В классе, который нам отвели под спальню, никого не было, только Володька Паткин лежал одетый на койке и читал какую-то книгу в темно-зеленом переплете.
– А… Это ты… – оторвался он на секунду от чтения.
– Да, это всего лишь я. В Багдаде все спокойно?
– Нормально. Правда, заглядывали местные парни, но с мирными целями… Ну как там? Кто победил, наши или немцы?
– Пошел бы ты… сам и посмотрел…
Страшно хотелось принять душ, но здесь не было даже водопровода – два рукомойника в коридоре у входа и там же бак с питьевой водой. Майка же на мне вся была мокрая, так я выкладывался, идиот. Да и форточек здесь не было ни в одном окне, духота – дышать нечем…
– Что время тратить впустую… – сказал Паткин. – Спорт полезен для тех, кто им непосредственно занимается, а не для зрителей.
Володька из всех моих знакомых – самый серьезный человек. Честное слово, даже серьезнее директора школы.
Вот спросите меня, кем я хочу стать, и я не смогу определенно ответить.
Кем хотел бы стать – это другое дело.
Хочу и хотел бы – вещи разные, согласитесь.
Например, человек хотел бы выучиться на кинорежиссера. Ну, в крайнем случае, на оператора. Но это для него – несбыточная мечта. Отец у человека – прораб на стройке, мать – что-то вроде счетовода в какой-то конторе… – не та семья, одним словом. И способности у человека скромненькие, если они вообще есть. Так что ВГИК ему не светит. Не по Сеньке шапка. Вот человек и говорит не хочу, а ХОТЕЛ БЫ…
А Володька Паткин, это все знают, хочет стать следователем. И он им станет. У этого хватит пороху добиться своего. Он целеустремленный. Даже ответа на пустяковый вопрос он будет добиваться с таким усердием, какого мне хватило бы на то, чтобы выучить всю математику.