Лягушки, принцессы и прочие твари (СИ)

Я взяла протянутые ключи от комнаты и сунула в боковой кармашек сумки.
— Он кареглазый и русый, — опять встряла Далька.
— Сестра, боюсь, под это определение подойдет половина Талимании, — вздохнула я, — он на нас похож и он действительно кареглазый и светло-русый. Чуть потемнее меня. Волосы не до плеч, но почти. Рост чуть ниже среднего, широкоплечий, очень.
 Я твердо решила в самом скором времени прочитать Дальке, видимо, первую в жизни нотацию о культуре общения. Куда только ее нянечка по этикету смотрит? Вот куда она лезет, пока старшие разговаривают?
— Девочка, под твое определение тоже многие подходят. Как его зовут-то?
Я замялась.
Лера знали в народе, по имени уж точно. Он был королевским бастардом, первым за несколько столетий. К тому же его не превратили в лягушку, что тоже было ненормально. Ну и он все-таки был начальником болотных мундиров, а это кое-что да значило. Очень молодым, очень неопытным начальником, хоть и талантливым.
Дедушка, Наскар из Ньярни, умер во время Мора одним из первых. Лер был слишком молод, чтобы принять на себя его обязанности, но кроме него было некому. Не Лера готовили в приемники Наскара, и лишних людей к подготовке не допускали, а тех, кого допускали, Мор выкосил одними из первых. Но Лер хотя бы попытался. Многое тогда было потеряно, хоть сейчас мы уже почти зализали раны, оставленные нам Мором.
Однако внешность его была абсолютно типична для уроженца Талимании, чем он и пользовался, разгуливая по стране под видом небогатого купца. Даже знакомых мне имен было несколько, и я подозревала, что этих имен гораздо больше. А значит вряд ли он боится наказания Близнецов за чужое имя — хотя ему ли бояться!
Я решила рискнуть.
— Рел, — ответила я после трехсекундной заминки, — Рел Рас, естественно.
Именно так он представлялся в походе к Кересскому камню. Так как в моих новых документов значилось «Алка Рас», и именно так он называл меня тогда, я решила, что сам он тоже возьмет это имя в случае чего.
Да уж, после похода к Кересскому Камню мы могли безнаказанно играться со своими именами. Просто потому, что наказание за подобные игры уже получили.
Я решила, что в случае, если я ошиблась, я совру про двойное имя и затяжной конфликт в семье. К тому же, вряд ли женщина, эмигрировавшая то из Хегса, осмелится выспрашивать подробности наших биографий. Хегсчане так похожи на джоктийцев... Побоится, что мы тоже можем задать воросы. Достаточно было высказать вслух предположение о том, что она джоктийка, и местные еще долго бы относились к ней с подозрением. Хегсчане-эмигранты считались пострадавшими за веру, джоктицы — просто понаехавшими шпионами, чтоб им пусто было. Разница была колоссальна.
— Я запомню, — кивнула Хос.
Она провожала нас до нашей комнаты, когда мы услышали звук бьющегося стекла где-то внизу. Звук был просто оглушительный, казалось, он наполнил все здание. Я удивилась было подобному звуковому эффекту, но Хос поспешно меня успокоила.
— Акустика тут хороша, верно? — со смешком осведомилась она, — моя дочь-растрепа опять стакан разбила, а кажется, будто целый сервант перевернула. Я пойду, посмотрю на всякий случай?
— Конечно, — бормотнула я вслед стремительно удаляющейся хозяйке.
Зайдя в комнату, я обернулась к Дальке.
— Что за дурная привычка влезать в чужие разговоры? — спросила я строго.
— Но она врала, Лика!
— Это не твое дело. Даже если она сбежала из Джокты, а не из Хегса, это не твое дело. Я люди иногда врут во спасение, Даль. И не стоит загонять их в угол.  И я Алка. Можно просто Аля. Запомни, Даль.
— Почему тебе можно менять имя? Почему Леру можно менять имя? Накажут же!
Я отвела глаза. Дальке про Камень знать было необязательно. Пока, по крайней мере. Она была ведьмой, девочкой, Сила которой была дарована всеведущей Богиней. Знание должно было прийти к ней со временем. Я не очень понимала механизмы этого, ведь я просто читала про них в книжках.
— Потому что так получилось, — пожала я плечами, — Мне с Релом  можно, а тебе нельзя. Мир несправедлив. И не стоит здесь орать, ты слышала, какая здесь акустика.
— Нас никто не слушает, — уверенно повела плечиком начинающая ведьма.
— Ты пока мало что умеешь, — ответила я, — не стоит быть настолько самоуверенной.
Далька кивнула, соглашаясь. Но я-то ее знала и была уверена, что она вполне может утроить что-нибудь этакое в самый неподходящий момент.
Эта харчевня была неправильной. Во-первых, она не была харчевней, так ее назвала не знающая языка джоктийка, во-вторых, ее хозяйкой была женщина из Джокты. Было глупо оставаться здесь надолго, ведь мы и сбежали-то потому, что Джокта начала активные действия.
Отца отравили, если верить Дальке. Я спросила со смутной надеждой.
— Даль. А его… насмерть?
Далька сразу поняла, о чем я, и сказала фальшиво.
—  Много шансов, что его спасут.
— Врешь? — спросила я недоверчиво, — а каковы шансы?
Хоть я и не была ведьмой, но в Далькиных интонациях разбиралась хорошо, и сейчас она явно недоговаривала.
— Один к двадцати, что спасут, — вздохнула Далька, — я это чувствую.
Ее чутью можно было доверять. Отец — ее кровный родственник, она должна чувствовать его как половину себя, я читала. Так же она должна была чувствовать меня и Вальку. И матушку. Лера, естественно, гораздо слабее, у них только одна восьмая общей крови…
Мне всегда было интересно, каково это, чувствовать всех своих родственников. Их эмоции, их переживания, их боль… Наверное, на Дальку это свалилось жутким грузом и поэтому она так молчалива. Привыкнет.
— А матушка?
— Рассержена и очень волнуется, — ответила Далька, чуточку помедлив, сосредотачиваясь, — у нее в душе полный раздрай, сердце покалывает.
— А Лер?
На этот раз ответа пришлось ждать долго.
— Очень устал, — наконец выдохнула Далька, — больше ничего не могу различить. Я тоже устала, так что я спать, вот.
— Ты не голодная?
Далька не ответила. Я встала, расправив платье.
— Я схожу, попрошу поесть.
Спускаясь по лестнице, я столкнулась с девушкой удивительной красоты. До этого моим идеалом была Валька, которую будто специально вылепливали в качестве олицетворения канонов идеальной королевы.  Но эта девушка выигрывала. Валька была волевой, царственной, сильной. Она подчиняла. Она несла свои золотые косы как корону и была несгибаема, как стальной клинок. Рядом с ней было очень тяжело находиться, если ты не Херх и у тебя есть хоть капля мозгов и гордости, а так же желания сделать по-своему. Она не приказывала, она просила — но каждая ее просьба была приказом. Так же люди чувствовали себя и рядом с матушкой. Именно поэтому Херху было дозволено очень много. Он был ручным зверьком, любопытным и пакостливым. Человеком, не благоговевшем перед Валькой — за то она его и любила. Но теперь-то он доигрался, теперь-то развод лишь дело времени.
Эта девушка была легкой. От нее так и веяло свежестью и невинностью, голубые глаза излучали наивность, походка была невесомой, почти танцующей. Она была очень суетлива. Когда она увидела меня, она почему-то нахмурилась, и гладкий лоб ее, который будто до того никогда не портили тяжелые думы, пошел тонкими морщинками.
— Здравствуйте, — сделала она что-то, похожее на книксен и окинула меня с ног до головы оценивающим взглядом голубых глазищ. Пухлые алые губки недовольно поджались, но это было настолько мимолетно, что я решила, что мне это показалось.
Я кивнула.
— извини, — сказала я, решив, что она почти моя ровесница, а потому можно перейти на «ты».
— Говорить незнакомым людям «ты» неприлично, девочка, — пропела собеседница.
— А! — сказала я, сделав вид, что не заметила укола и нанесла свой, — так вы тоже из Хегса? Акцент у вас, прямо как у тетушки Хос.
— Это моя мать, — довольно ответила девушка.
— Я — Алка, — представилась я.
— Лима, — недовольно уронила она, будто ей было жалко тратить на меня свои драгоценные слова, — и я очень занята.