Рассказы (-)

- Здравствуйте! - тепло приветствовал он долговязого мужчину. - Вы давно здесь? 
- Точно не знаю, - ответил мужчина. - Который час? 
Валериан Эдуардович струсил. 
- Уже двенадцать? Ого! Я вздремнул немного... - пояснил мужчина. Неизвестный гражданин приблизился на четыре метра к уровню моря тем же путем, что и Валериан Эдуардович, но без постороннего влияния. 
- Черт подери! - говорил он. - Свернул бы здесь шею хоть один из коммунальных работников! Полгода стоит эта ловушка открытой... Зачем они ее вырыли? Ну, теперь есть материальчик... Я это так не оставлю! Я их разнесу! 
- Как вы их разнесете? - осторожно спросил зардевшийся работник коммунального отдела. 
- Известно, как. Для этого есть периодическая печать, - сказал тот. 
- Ну вы уж и рады стараться... - пробормотал обеспокоенный Валериан Эдуардович. 
- Стараться я никогда не рад, - отвечал незнакомец. - Ну постояла бы эта траншея месяц, ну второй, а то ведь как будто ждут жертв... 
- Но ведь мы с вами целы и невредимы. Ведь целы же вы? - сказал Валериан Эдуардович раздражительно. 
- Это что значит, падайте на здоровье, милости просим, так, что ли? зловеще спросил неизвестный. 
- А что... Радикальный способ борьбы с алкоголиками... Хи-хи. Вытрезвитель в какой-то степени... 
- Но-но! Ты! Будем называть друг друга на "ты", тем более я вижу, что мы друг друга не уважаем, - рассердился собеседник. 
Общее несчастье делает друзьями людей разных профессий, разных характеров, разных степеней пользования коммунальными услугами. Валериан Эдуардович и неизвестный друзьями не стали. Они ужасно друг другу не понравились, смертельно разругались. 
Когда они выбрались из этой ямы, была глубокая ночь. 
Множеством неинвентаризованных фонариков мерцали звезды. Валериан Эдуардович оглянулся вокруг и вдруг почувствовал, что жизнь прекрасна. Он бодрой походкой взял направление к дому, обдумывая на ходу, как лучше поставить завтра вопрос о траншеях и ямах в городском отделе коммунального хозяйства, чтобы не портить настроение горожанам. 
Настоящий студент 
Старший преподаватель Лев Борисович Фениксов подозрительно относился к аудитории, перед которой выступал с курсом лекций о новом, открытом древнем языке. Ему казалось, что большинство студентов слишком молоды и несерьезны для того, чтобы заниматься этим необходимейшим предметом. 
Сам Фениксов - мужчина лет тридцати, сухощавый, серьезный, холостой, принадлежащий науке. Аудитория же на его лекциях принадлежала самой себе. 
С первой же лекции Фениксов выбрал среди физиономий, казавшихся ему безразличными и беззаботными, одно строгое, вдумчивое лицо и стал читать после этого, глядя на это лицо и обращаясь только к нему. 
Студент Потехин в свою очередь каждую лекцию не сводил глаз с преподавателя. Если случалось, что Потехина на занятиях не оказывалось, Фениксов беспокойным и подозрительным взглядом скользил по рядам и, сбиваясь и нервничая, всю лекцию читал, обращаясь к проходу между скамейками. 
Но Потехин ходил на его лекции часто, и Фениксов говорил о нем много хорошего там, где распределяются стипендии и назревают скандалы. 
- Что ни говорите, на первом курсе, по-моему, разболтанный народ. Шуточки, невнимание... и, знаете, даже неуважение к предмету и преподавателю, а я, знаете, за это буду карать... Представьте себе, я вижу там одно только внимательное лицо. Сразу видно - серьезный товарищ. На него даже приятно посмотреть. Чувствуется настоящая пытливость, уважение... Уважение совершенно необходимо. Вот он - настоящий студент. Я говорю о Потехине. 
До сессии было еще далеко, и Фениксов долго бы оставался при этом мнении, если бы не один досадный недостаток Потехина. 
Студент Потехин был рассеян. Он обладал уникальной способностью, занимаясь одним делом, думать о другом. Так, покупая папиросы, он думал о том, что надо бросить курить, или, отвечая на зачете, соображал о дне и часе пересдачи того же зачета. По рассеянности он, например, всю зиму проходил в осеннем пальто и "забывал" иногда пообедать. 
Раз после лекции Фениксова, на которой преподаватель и студент вдоволь налюбовались друг другом, Потехин, чувствуя, что аппетит превозмогает в нем рассеянность, направился в студенческую столовую. 
В столовой с подносом в руках туда-сюда сновали молодые самообслуживатели. Потехин накрыл стол, безотчетно склоняясь при этом к вегетарианству и думая о том, что этот обед неизбежно повлечет за собой ужин. Минуты две он ждал у маленького окошка тарелку с хлебом, потом получил ее и в задумчивости уселся... за чужой стол. 
Даже наметанный глаз старого экзаменатора, принимавшего экзамены в разные времена и при разных освещениях, мог бы спутать эти два стола. Одинаковые, с ровным количеством блюд. Накрытые на одну персону и одинаково сервированные, эти столы отличались только тем, что должно быть съедено. 
Таким образом, студенту Потехину представилась возможность познакомиться со вкусом преподавателя Фениксова, к чему он без промедления приступил. 
Сам Фениксов с недоумением остановился за спиной Потехина, чуть не выпустив из рук свою тарелку с хлебом. 
К Потехину между тем подсел знакомый студент с другого факультета высокий, длинноволосый пижон из тех, которые лазают через решетку в сад пить пиво. Фениксов ушел бы, если бы между приятелями вдруг не начался разговор, который до того ошеломил Фениксова, что он машинально опустился на ближний стул. Разговор был о нем, и не было на свете сил, которые могли бы помешать ему все выслушать. Чтобы это не слишком походило на подслушивание, Фениксов взял ложку и стал хлебать потехинские щи. 
- ...Понимаешь, с первой же лекции уставился на меня, - говорил Потехин, - и так все время. А у меня, ты знаешь, привычка смотреть в одну точку... 
- У меня тоже, - признался приятель. 
- Ну так я на него и глазею. Не слушаю, конечно, а так, пыль в глаза пустить... Как-никак в мою зачетку требуется его автограф... 
Фениксов чуть не поперхнулся. Щи, которые заказал студент, пришлись ему не по вкусу. Они отдавали очковтирательством. 
- Он читает такую чепуху, - продолжал Потехин, не замечая того, что шницель немного пережарен. - "Рцы черноокая, любишь ли мя?.." Смех! Кому это надо? Вся эта наука состоит из примечаний и оговорок. Это, дескать, еще не окончательно так, еще может быть и по-другому, я, дескать, еще об этом парочку томов состряпаю. А о чем? Мелочь какая-нибудь, чепуха!..