Возвращение. Часть 2
- И чего же вы хотите? - спросил Юркович одного из пяти сидящих в его кабинете мужчин.
- По-моему, в представленных бумагах все написано достаточно ясно, - слегка раздраженно ответил его собеседник.
- Для меня эта бумага, подписанная Семичастным, только свидетельство того, что вам дано право ознакомиться с работой объекта, не более. Ваше начальство не имеет никаких прав на управлением режимным республиканским объектом. Так что ваши претензии безосновательны. Начнете настаивать, на объект не попадете вообще.
- Вы соображаете что и кому говорите? - вмешался второй мужчина.
- Соображаю не хуже вас, товарищ майор, - ответил Илья Денисович. - Этот объект - это целиком наша инициатива, у него есть свое руководство, утвержденное правительством республики. Обращаясь к вам, мы лишь хотели помочь и поделиться информацией. Хотите принять участие в исследованиях? Пожалуйста! Вы заявились сюда без согласования в очень представительном составе, да еще с претензией на руководство. И куда мне вас прикажите девать? У меня в общежитии всего десять свободных мест, а вас больше двадцати. Причем всего пять ученых, а остальные - это офицеры комитета. Дозвольте спросить, на кой ляд вы там нужны в таком количестве?
- Потише на поворотах, полковник! - сказал первый из собеседников. - Вы обязаны оказывать нам содействие, а вместо этого...
- Я вам обязан оказывать содействие, а не подчиняться. У меня свое министерство и инструкция, утвержденная правительством Белоруссии. Обращайтесь к Шумилину или своему Петрову. Но я уверен, что без санкции Киселева они вам объект не отдадут. А он этого не сможет сделать без Машерова. Вам надо было добиться в союзном правительстве переподчинения объекта, а уже потом выдвигать свои требования. Не скажете, к чему вообще эта возня? На объекте работает большой коллектив ученых, дело налажено и прекрасно выполняется. К чему новые люди? Я вам скажу по секрету, что дед Масей, скорее всего, пошлет вас на... Далеко пошлет. У него довольно вздорный характер, и работать с нами он согласился только из-за того, что мы с ним старые друзья по партизанскому отряду, да еще мы обещали многое сделать для деревни. Все это уже сделано, и он прекрасно понимает, что назад мы асфальт не заберем. Стоит вам убрать меня, и вся ваша работа накроется. Дед уже в летах и не такой здоровый, каким кажется. Попробуете на него надавить, можете потерять вообще все. Поэтому единственное, что я вам могу предложить, - это отвезти на объект и включить в работу. Только вас все-таки слишком много. Десять человек, включая пять ученых, мы поселим в общежитии. Человек пять я попробую расселить среди местных. А остальных, извините, мне везти некуда. Можете посовещаться, а потом скажете свое решение. Советую сейчас сходить в нашу столовую, а после обеда поговорим еще раз.
- Дед, ты чего выкобениваешься? - спросил Масея Дмитрий. - Приехали большие люди из Москвы, а ты их прилюдно материшь! Совсем из ума выжил?
- Ты как с дедом разговариваешь! - разозлился Масей. - Раз послал, значит, было за что! Я знаю, что вы обо мне говорите, но я на людей без причины не лаю!
- И какая там была причина?
- То, что ты, Митя, давал подписку, еще не значит, что должен все знать. Для этого у тебя еще мало звездочек на погонах! Скажи лучше, почему Арина не прислала сметаны.
- Вареники она варила. У меня остановились два товарища...
- Дальше можешь не продолжать, - хмуро сказал Масей. - И сметану сожрали. Знал бы, еще не так послал! Сходи к соседям или пошли жену, пусть немного возьмет. И вареников передайте! С чем она делала?
- С творогом.
- Тем более! Небось, была бы жива твоя мать, вы бы кормили сначала нас, а потом уже всяких приезжих выблядков!
- Дед, тебе же домработница готовит!
- Та разве она сделает вареники? Или ты хочешь, чтобы я ел городскую сметану? Совсем никакого уважения! И это после того, что я сделал для вас всех!
На следующее утро я спросил Сергея, не спит ли отец.
- Да нет, уже поднялся, - ответил друг, а что?
- Загляни в квартиру и предупреди, что он мне нужен на минуту. Потом идите в школу, я догоню.
- Здравствуй, - ответил на мое приветствие Петр Сергеевич. - Срочное дело?
- Даже не знаю, - замялся я. - Не хотел к вам обращаться...
- Но обратился, - сказал он. - Быстро говори, что нужно и беги в школу, а то опоздаешь.
- Я отдал в редакцию "Молодой Гвардии" рукопись книги. Называется "Волкодав". Ничего такого, чего нельзя было бы напечатать, в ней нет, но она, не совсем обычная, что ли. С редакцией я текст согласовал, а вот цензура его, похоже, пропускать не намерена. Не мог бы Петр Миронович...
- Я понял, - прервал он меня. - Беги, я думаю, мы твою проблему решим и меньшими силами.
В тот же вечер Сергей передал мне первый рисунок.
- Кнесенка Елень у тебя получилась просто блеск! - сказал я. - И все остальное, кроме Волкодава. Вместо каторжника у тебя вышел участковый инспектор. Сядь на кровать, я попробую сделать набросок.
Я испортил два листа, и лишь на третьем получилось что-то похожее на то лицо, которое когда-то красовалось на моих книгах.
- Вот, смотри, - показал я эскиз другу. - Попробуй довести этот рисунок до ума, а я съезжу с ним в редакцию и покажу. Если они еще ни с кем не договорились, я думаю, заключат договор с тобой.
Утром он мне отдал прекрасно выполненный рисунок.
- Не знаю, какой из тебя получится следователь, а художник вышел бы замечательный! - похвалил я его работу. - Сегодня же смотаюсь в редакцию.
Смотаться не получилось. Среда была уже четвертым мая, и нас срочно вызвали на просмотр номеров в Дом офицеров. Мы подготовили две песни. Помимо песни "На всю оставшуюся жизнь", которую руководство Дома офицеров уже слышало, была еще "Баллада о матери". Когда я ее первый раз проиграл, а Люся спела, наши музыканты были ошеломлены, а в глазах Виктора Калачова стояли слезы. Точнее, они не стояли, а стекали по щекам. За прошедшие дни они успели подобрать музыку, и мы провели три репетиции. Теперь ее надо было петь перед комиссией. Сначала мы спели первую песню, а потом я отошел в сторону, и зазвучала вторая.
- Дома всё ей чудилось кино, все ждала вот-вот сейчас в окно посреди тревожной тишины постучится сын её с войны.
Люся допела и рукой провела по глазам. Она уже не ревела, как при моем первом исполнении, и горло больше не перехватывало, но слезы на глазах все равно выступали. Закончилась песня, но члены комиссии молчали.
- Чья это песня? - через пару минут спросил председатель.
- Его, - ответил Олег Астахов, показывая на меня рукой.
- Спасибо! - сказал он мне. - Спасибо всем. Оба номера приняты.
На следующий день после уроков я пробежался до остановки троллейбуса и поехал в редакцию. К редактору я попал уже почти в самом конце рабочего дня.
- Молодец, что приехал, - сказал Валентин Петрович. - Я хотел тебе завтра сам звонить, чтобы обрадовать. После праздника твою книгу отдаем в набор.
- Проблем с цензурой не было? - спросил я.
- Были, - ответил он, внимательно глядя на меня. - Но они передумали.
- Посмотрите на это, - сказал я, расстегивая портфель и доставая рисунок Сергея. - Подойдет для иллюстрации?
- Талантливо! - сказал он. - И образы подобраны хорошо. Чья это работа?
- Мой друг, - ответил я. - Живем рядом и учимся в одном классе. Если подойдет, он может сделать десятка полтора рисунков, а вы потом выберете лучшие.
- Пусть работает, - решил редактор. - Только без обид, если что-то отбракуем. И учти, что тираж будет небольшой. Выпустим сто тысяч экземпляров и посмотрим на реакцию. Книга все-таки необычная. Если все пойдет нормально, потом можно будет допечатать.
Когда я вернулся, заходить к Деменковым не стал, позвонил Сергею по телефону и сообщил о достигнутой договоренности.