Зверь лютый. Книга 24. Гоньба (СИ)
Большинство моих требушетов не сделало ни одного боевого выстрела. Их изготавливали, устанавливали, ухаживали. Обучали расчёты, проводили учебные стрельбы, без конца гоняли людей, тратили кучу сил и времени для поддержания в боеготовом состоянии… Не стреляли. Но — воевали. Как «Царь-пушка», у которой даже запальный канал не высверлен. Они приносили победу в самой главной войне — в войне за умы. Огромность этих машин, их нечеловеческая мощь действовала на души. Одних заставляла опасаться, вести себя… разумнее. Другим внушала веру в успешность, в силу Всеволжска. По сути, требушеты работали подобно выученикам Хотена — «сказочникам».
Сообщение о переходе Казанки под власть Воеводы Всеволжского вряд ли обрадовало эмира, но он сделал «хорошую мину» — выпорол кого-то из писарей, обласкал «догадливого» сотника. И загнал его в другую пограничную крепость.
Эмир выбирал лучшее в рамках доступного. Увидел опасность русского вторжения, захвата столицы — перенёс столицу в безопасное место. Для этого — нужны деньги. Восстанавливал дружину, «белых булгар». Нужны деньги. Усиливал единство населения путём ускоренной исламизации. Нужны деньги. Мои товары, точнее: налоги с покупателей этих товаров — давали ему доход. Моё продвижение по Волге — снижало опасность разбойных набегов племён. Утрата каких-то отдалённых форпостов в малонаселённых местностях давало скорее положительное сальдо за счёт экономии. Тем более, что основной поток «северных товаров» шёл восточнее: по Вятке, Каме.
Уже продажа товаров на Аиши дала оборот под полсотни тысяч гривен. Поставки по форвардам и торговля Николая в Булгарии — утроили эту сумму. Эмир получал налогами десятую часть, что давало весьма существенную добавку к бюджету. А поход Мусы в Саксин показал другой вариант. При котором эмир не получал ничего. Или — воевать.
Мои действия можно было трактовать и как враждебные, и как дружественные. Помимо тех, которые были, явно, в пользу эмира. Вроде разоблачения шихны и визиря.
Всеволжск был «личным проектом» эмира, он так решил. Признавать собственную ошибку — тяжело. Нужны однозначные факты. Таких — не было. Как не было и денег на новую войну. Пока.
Разгром сувашей вызвал в эмирате волну радости. Чиновники эмира стали вести себя более нагло, находили кучу причин, по которым туземцы должны были платить.
Те бабы и муллы, которых я не пустил во Всеволжск, отправились в Суваш. Раньше туземцы просто не пускали проповедников на порог. «Мы дружим с эмиром, но ваш Аллах нам не нужен». Теперь за плечом баба маячил чиновник с воинами. Их приходилось принимать как дорогих гостей. А жрали они — как не в себя. Старейшины вздыхали, но… кормили и платили.
Одновременно закрутилась ещё одна тема. Народ хотел вернуть попавших в плен. «Это же наши дети!». Я, уходя от конфликта интересов с эмиром, отказался брать выкуп материальными ценностями. Вполне по принципам шариата: две здоровых женщины или девушки за каждого мужчину. С «солидарной» ответственностью.
Когда очередной сувашский кугурак приводил двух девчушек к Кавырле и говорил:
— Вот выкуп за моего сына.
Кавырля отвечал:
— Воевода вернёт одного из полона. Того, кому свобода нужнее.
Обычно это был кто-то из наиболее ослабевших, больных пленников. Или из тех, кто убедительно доказал способность к сотрудничеству со мной.
Мне отдавали не только сувашек. Покупали рабынь в Булгаре, воровали у буртасов, но объединиться, организовать «всех на всех» — не смогли.
Племенная демократия требует консенсуса. Большинство семей не были кровно заинтересованы в выкупе, не их сыновья копали руду на Ватоме по колено в воде. А объединятся иначе, чем «по родам и племенам», они не умели.
У сувашей нарастало раздражение. Против эмира. Который требует денег. Против мулл, которые всё настырнее проповедуют свою веру. Против соседей, которые нуждаются в выкупе за своих сыновей-дураков. Всех против всех.
Пара удачных срабатываний довольно примитивной конструкции из девяти брёвнышек и трёх верёвочек сподвигнула стотысячный народ к разброду и шатанию.
Мне оставалось только не мешать. Строить вышки и требушеты, села и крепости, учить и расселять людей.
Конец девяносто третьей части
Часть 94. «Вдруг, как в сказке, скрипнула…»
Глава 512
Кажется мне, что говоря о сообщениях моего телеграфа, я постоянно использую слово «вдруг».
«Вдруг — пришло. И все — побежали».
Это не так. Телеграф для того и строится, чтобы был запас времени для «подумать перед забегом».
В середине лета приходит сигналка из Серпейска:
«Пришли верху три лодейки рязанские купецские тащат попов черниговских».
Мои сигнальщики отслеживают движение караванов по рекам. А «факторы» (купцы, начальники факторий) «на земле» посылают человечков на торг, на пристань, узнать подробности. Если караван в городке останавливается.
Этот встал на днёвку, через день я получаю уже подробный отчёт. С полным букетом черниговских слухов месячной давности. И кое-каким интересными подробностями.
Нормальные рязанские купцы. Ходили к Киеву, расторговались, подрядились, на обратном пути, на перевоз грузов и пассажиров из Чернигова в Рязань. Интересен состав пассажиров: три молодых попа с семействами, несколько монахов. И — наместник.
Новый рязанский епископский наместник? А Иону куда?
В принципе — логично. Есть огромная черниговская епархия. В ней несколько княжеств: Черниговское, Новгород-Северское, Вщижское, Рязанское, Муромское. Епископ — один, князей — много. Отчего проистекают заботы. И происходят выгоды. Работа третейским судьёй, например.
Как лисица головку сыра между двумя медвежатами делила — я уже…
Калауз и Живчик друг друга не выносили, враждовали постоянно, «наследственно». Отчего темы для увещеваний находились. Тут Муром с Рязанью объединились. Под властью Живчика. Который, как все знают, большой друг Боголюбского. Под которым своя епархия есть — Ростовская. А после странной смерти епископа Ростовского Феодора (ну очень странные страсти сказывают!) — «под» — весьма.
Наследственный феодал может со своим феодом «отъехать» к другому государю. А вот от одного епископа к другому — нет. В смысле: Живчик под Ростов перейти не может. Но… «возможны варианты».
На эти административно-епархиальные тревоги епископа Черниговского Антония накладываются персоналии.
Иона — долгие годы был наместником Муромским. С князем Живчиком — в дружбе. Теперь у него власти стало много больше: наместник и Рязанский, и Муромский. «Временно за неимением»: прежний наместник Рязанский вместе с Калаузом… «дуба дал». А запасных наместников в кладовке — не наблюдается.
Ведёт Иона себя… резко. Наказывает важных людей за их дела при Калаузе. А это неправильно: «Нет власти, аще от бога». Была власть Калауза — они ей и служили. Что правили службу хорошо, инициативу проявляли, старательность, выслужиться пытались, может, даже и чрезмерно… бывает. Кто у нас без греха? Некоторые из таких «грешников», как я слышал, уже и до Чернигова добежали, жалуются там, поди, архипастырю. Уважаемые люди, однако.
Ещё Иона требует новых пресвитеров и диаконов во множестве. Книги, облачения, утварь. Приходов чуть не сотню новых нарезать собирается, училище в Муроме строит, детей набирает… Это у Живчика такая казна бездонная, откуда Ионе повалило? Так, может, он и со мной поделится? В смысле — с богом. Посредством архипастыря.
Опять же, жена у Живчика из немцев. Нет, она уж давно миропомазанье приняла, все обряды и праздники православные блюдёт и исполняет. Но… нет ли там душка латинянской ереси?