Зверь лютый. Книга 24. Гоньба (СИ)
Периодический «впрыск» иностранцев, прежде всего — греков, болгар, моравов — систему поддерживает в тонусе. Приходят люди, с кланами потомственных «вероучителей» не связанные, знания, полученные «у источника», приносят. Но раскол… — длительное прерывание «впрыска».
Система загнивает с обеих сторон.
Местные — друг с другом повязаны. «Рука руку моет», «свои люди — сочтёмся». Старательно препятствует приходу «иноземцев». А те и рады — ехать в дикую холодную страну раскольников и язычников никто не хочет, патриархат шлёт… «на тебе боже, что нам не гоже».
В результате: священнослужителей — недостача, качество их — негодное, да и сидят они — не там. Новопоставляемые разными правдами-неправдами пытаются перебраться в города — там приходы богаче, к боярам под крылышко — там «масляннее».
Конечно, и среди священников есть достойные люди:
«Его богатство — мысли и дела,
Направленные против лжи и зла.
Он человек был умный и ученый,
Борьбой житейской, знаньем закаленный.
Он прихожан Евангелью учил
И праведной, простою жизнью жил.
Был добродушен, кроток и прилежен
И чистою душою безмятежен.
…
Примером пастве жизнь его была:
В ней перед проповедью шли дела…
Он слову божью и святым делам
Учил, но прежде следовал им сам».
Ещё есть зубры вроде Черниговского Антония или Смоленского Мануила. Есть талантливые и хорошо грамотные люди из молодёжи. Но они погоды не делают.
* * *Раскладываю эту цифирь перед Фрицем. Он, как болванчик китайский, кивает. И пропускает мимо ушей. Ему это всё… он — архитектор. А не архиерей. Даю вывод:
— Итого, для восполнения естественной убыли, повышения качества и приведения числа приходов к нормальному количеству в обозримые сроки, требуется выпускать 1.5 — 2 тысячи обученных священнослужителей ежегодно.
Он ещё кивает автоматически, а я продолжаю:
— Обучение меньше, чем три-четыре года — не сделать. Отчего количество бурсаков — шесть тысяч. И, минимум, пол-столько — обслуги. Итого — десять тысяч. Жильё, учебные места, склады… и прочее.
Тут до него доходит. Он весь багровеет. Сказать не может — только слюни в разные стороны летят. Слюнявчик ему, что ли, подарить?
— Нейн! Думхейт! Унмоглиш! Нур таусенд ин дер штадт!
Насчёт последнего — он прав. В Муроме — около тысячи жителей. С посадами и подгородними — тысячи три. Фактически, речь идёт о том, чтобы построить новый Муром, втрое больше нынешнего.
Этот разговор был вскоре после моего «обретения бессерменского серебра Богородицы». Фриц пыхтел, ругался и фыркал, но постепенно…
Задачи уровня — не один дом, а целый город — у меня возникали. И — решались. Накапливался опыт. Уникальный. Вот его, Фрица из Кёльна, личный. Не — «домостроителя», а — «градостроителя».
Такие люди в мире где-то есть. Один-три. Очень редко возникает задача построения целиком города.
Городец? Радил? Не уникальный для «Святой Руси», но и нечастый пример. В России будут строить города «пачками». В 17 веке, в 20-м… Пока — пара-тройка в столетие. Да и Радил строил именно «город» — укрепления. Остальное люди делали сами.
Обычно правители требуют храм или монастырь, замок или башню. Одно-два здания.
Повторю: то, что Фриц такой — не только его особый какой-то ум. Хотя и это есть. Он — попал. Попал в место, где постоянно возникают такие задачи. Он их решает. И, при этом, уникальным образом умнеет. От чего перестаёт кричать «Нейн!» по каждому поводу.
Прошлой осенью загнал его в Муром — посмотреть площадку. Был вариант построиться выше, у Карачарова. Ещё два варианта рассматривали. Ионе удалось вот это место в дарение получить. Хорошо: помимо рельефа, леса, воды есть ещё проблема с трудовыми ресурсами. В самом Муроме — с этим полегче.
Иона перешёл в Рязань, но дело начал: всю зиму шла заготовка и доставка леса. По весне Фриц съездил на место, провёл разметку местности, наняли землекопов, плотников — пошла стройка.
Верхушка стройки — моя, деньги — мои, комплектация — кирпич, вьюшки-задвижки… — от меня. Пришлось таскать грузы учаном из Всеволжска к Мурому. Бурлаками. Что здесь — невидаль. Хотя бурлаки на Оке в 19 веке будут дольше, чем на Волге.
* * *На «Святой Руси» — бурлаков нет. Слово — от монгольского барлаг (слуга, батрак. Не путать с огненным подземным чудовищем из «Властелина колец»). А закончатся бурлацкая тяга — в СССР запретом в 1929 году по постановлению НКПС.
Эти ж гадкие коммуняки! Подрывали здоровье простого русского народа, препятствовали, понимаешь, прогулкам на свежем воздухе по речному бережку с баржой на верёвочке. Это ж все знают!
* * *Очень полезное занятие. Пройти ножками по бережку… Одно устье Теши чего стоит. Все негоразды — сразу вылезли. Мурома местная попыталась… Два селения — выжгли, пять — выселили. Не надо на путях безобразничать.
Я туда вложился, полгорода с моих рук ест, у меня там люди работают, фундаменты первой очереди уже выложены, стены пошли… Тут в Муроме наместника меняют. Тревожно как-то… Надо глянуть.
Я поспел в Муром на полдня раньше наместников. Из-за телеграфа знаю как они идут — можно время рассчитать. Пообщался с местной верхушкой, с приёмышами Ионы. Он приют потихоньку расширяет — я на прокорм сиротам подкидываю, воспитателей поставил толковых. Эти полсотни подростков — зародыш будущего училища. Понятно, что мне интересно: как их кормят, чему учат… за мои-то денюжки! Есть у меня кое-какие пожелания. Особенно, после собственных, с Трифой, экзерцисов.
Да не про секс я, а про педагогику!
Хотя, конечно, сходство найти можно. «Впихивание невпихуемого». Здесь — знаний в мозги неука.
Оставил Трифену, с собой на «Ласточке» привезённую, со здешними бурсаками разбираться, сам — на стройку. Первая церковка уже сделана, освящать пора. На казарме — стропила ставят, учебный корпус — черепичкой кроют, едальня — функционирует.
Трёхразовое горячее питание для работников — обязательно. При 14-16-часовом рабочем дне — иначе никак.
Проколы видны: рамы надо из Всеволжска тащить — местные плотники… пусть они чем-нибудь другим занимаются. Стекла. И — стекольщиков. Провалы с коммуникациями. Выгребные ямы — не сделаны. Колодцы — не выкопаны.
Факеншит! Воду с Оки пьют! Некипяченую! Поубиваю всех нафиг! Пока мор не начался.
Дороги, приведение в порядок территории, дренажные канавы… ещё и не начинали.
Прорабы вздумали, было, возражать:
— Вот мы сделаем, а потом…
— А потом переделаете? Не пойдёт. Или делаешь сразу. Или идёшь срубы складывать на Сухону. Фриц, ты чего, людям не объяснил?
Фриц… От ушей можно прикуривать. Тут не курят, но пожар — возможен.
Может, мне его разозлить хорошенько да требушетом во вражеский город закинуть? Лишь бы он плеваться не начал. А то огнемёт с огнетушителем в одном флаконе… — неэффективно. А слюнявчик ему — я опять забыл.
Завозился я на площадке. Тут прибегает воспитанник:
— Ихние преподобия уже на двор пришли!
Пошёл в город. Солнышко уже к закату клонится, день жаркий был. Пахнет… русским летним городом. Прогретой землёй, горячими от солнца брёвнами, чуть — навозом конским, помётом домашней птицы, чуть-чуть — окской водой. Ладаном потянуло. Место то достопамятное. Задний двор церкви Богородицы, где я два горшка древних дирхемов нашёл. Рябинка та кладоискательская листочками шелестит, глухая стена дома наместника из брёвен в два обхвата…
Рядом с домом ворота распахнуты. Из ворот выбегает женщина. В слезах. Трифена.
Та-ак.
Факеншит, однако. Чтобы Трифу до слёз довести…
— Кто мою девочку обидел?
Поймал. К груди прижал. Рвётся, плачет.
— Пришлые?
Кивает. Уткнулась мне в грудь и рыдает. Аж кафтан промок.