Дар Демона (СИ)
Приказать отвести наверх, в свои покои? Уже там попытаться объяснить, рассказать историю их дружбы, их других жизней, поведать о своей встрече с демоном? И ожидать, что человек, так сильно его ненавидящий, поверит в подобную сказку? Сам Арон на месте Венда точно бы не поверил. Счел бы придумавшего такое или безумцем, или негодяем, замыслившим новую интригу.
Так что же, пока оставить все как есть? Притвориться, что ему все равно, и уйти? Но прежде понять, чем именно вызвал такую ненависть?
Судя по присутствию Венда, демон действительно сдержал слово, вернул близких Арона к жизни; но любой человек знает, что у подарков демона есть обратная сторона. Сам Арон в новой жизни оказался другим, могущественным и страшным человеком; значит, и те, кого он знал и любил в прошлой жизни, изменились.
С того момента как в его покои вошли слуги, неся завтрак, а следом явился перепуганный паж, Арону пришлось играть чужую роль, черпая вдохновение лишь из реакции зрителя да собственного здравого смысла. Он словно танцевал-сражался, стоя на узкой крепостной стене, желая спросить о многом, но боясь вызвать у мальчишки чрезмерные подозрения. Риен в качестве первого собеседника подошел великолепно: пока плохо умеющий притворяться, открытый и искренний. Северянин узнал бы у пажа еще о многом, но стоило тому упомянуть подземелья, как в дело властно вмешалась интуиция.
Внутренний голос не раз помогал Арону, спасал от шальной стрелы и ножа в спину, в бытность сотником предупреждал о неожиданных проверках начальства и о раннем возвращении мужа очередной пассии. Тогда гвардейцы всерьез называли своего командира Счастливчиком.
Когда появились Тери и Рик, многое изменилось, внутренний голос стал учиться хранить не только самого Арона, но и дорогих ему людей. Грозящую от некроманта опасность Арон тоже почуял заранее, только вот не успел…
И здесь, едва Риен произнес слово «подземелья», Арон понял, что должен спуститься туда, что это важно, важнее даже, чем добыть информацию о самом себе. Камера, в которой находился Венд, словно сама подозвала его. Но кто может оказаться внутри, Арон до последнего момента не представлял.
— Или великий маг забыл о своем давнем эксперименте? — Венд продолжал говорить не только с ненавистью, но и с отвращением. — Забыл, как решил подарить тварям Хаоса жителей одной небольшой деревни и посмотреть, что получится? Ты сам тварь, Тонгил, более омерзительная, чем твои проклятые слуги! Клянусь, подыхать ты будешь долго!
Арон смотрел в желто-зеленые глаза, пылающие гневом, и не мог вымолвить ни слова.
Он маг!
Он маг, и, по всей видимости, Темный!
Дар демона сделал его одним из тех существ, которых он ненавидел. Вот почему здешний Тонгил самовольно правит частью империи, вот почему местная знать боится его настолько, что откупается родными детьми!
— Маги всегда умирают долго, — словно во сне, прошептал он старую истину. — Очень долго, и убивать нас нужно правильно…
Риен, стоящий в паре шагов, издал невнятный жалобный звук, и даже в глазах Венда мелькнуло изумление:
— Правду говорят, что ты безумец, — выдохнул его не-друг.
Арон вздрогнул — и очнулся. Нет, не он был безумен, а весь этот мир, куда забросила его воля демона. Все здесь оказывалось искаженным, словно бы в кривом зеркале.
— В той деревне жили твои родители? — собственный голос прозвучал глухо и невыразительно.
— Да, — Венд дернулся, словно от приступа боли. — Будь ты проклят за это, Тонгил! Будь ты проклят за то, что стал таким чудовищем!
— Стал? — это слово прозвучало странным диссонансом, выделившись из гневного потока слов. — Разве я не был им всегда?
— Всегда? — Венд усмехнулся. — Да, наверное, но прежде ты умело притворялся человеком.
Арон кивнул, словно соглашаясь, но в душе бушевала такая буря, что он едва ли сознавал, что делает. Вселенная сорвалась с места и пустилась в пляс, издевательски хохоча, а ему нужно было притворяться, что все в порядке, что так и должно быть. Не выдать себя ни жестом, ни взглядом.
— Надеюсь, тебе удобно у меня в гостях, ар-Син? Все устраивает? — губы Арона растянулись в болезненную усмешку, которая при плохом освещении могла сойти за улыбку.
— О да, — узник смотрел на него, как на бешеное животное. — Но твоя голова на блюде стала бы самым лучшим подарком.
Как и его погибший друг, этот Венд умел отвечать на язвительные подначки, но с ним не будет шуточных оскорблений, с ним все будет всерьез.
— У тебя появился вкус, Венд. Неплохо для сына крестьянина. Думаю, на днях я еще загляну, побеседуем, вспомним молодость…
Узник на эти слова лишь зло оскалился.
Едва выйдя из камеры, Арон, не в силах сдерживать бушующий внутри гнев, швырнул факел на пол. Тот упал, подпрыгнул, покатился и, плюясь искрами, погас. Стражник за его спиной, привыкший делать все в полной темноте, тщательно запер дверь, едва не оставив внутри пажа.
— Подбери и зажги этот бесов факел! — рявкнул Арон мальчишке, но тот лишь беспомощно завертел головой, а потом шагнул в противоположную сторону. Бывшему сотнику потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить: мало кто из людей обладал врожденным, как у него, умением видеть в темноте.
Подбирать самому им же выброшенный предмет не хотелось; тем более что серные палочки и кремень все равно были у пажа. Арон мазнул взглядом по факелу; едва оформившись, пронеслась недовольная мысль — «гори, ты…» — в голове словно что-то щелкнуло, соединилось и встало на место.
Факел вспыхнул.
— Будут приказы насчет пленника, господин? — голос стражника вырвал Арона из сумятицы мыслей.
— Да, — выдавил он, — да, кормите его хорошо.
— Как на убой? — осмелился пошутить стражник. Арон вздрогнул, но тут же плотнее надел почти сползшую маску чужой роли:
— Почему же «как»? — и криво усмехнулся.
Глава 5.
Всю дорогу обратно господин молчал, и молчание это было недобрым. Риен, у которого отлегло от сердца, когда в подземелье Тонгил ограничился посещением нового пленника, вновь напрягся и начал гадать, доживет ли до следующего утра. От волнения путались мысли, и, когда господин на последнем лестничном переходе спросил о чем-то, юноша просто не услышал.
— …Риен, — паж вынырнул из размышлений, когда господин, вдруг оказавшись рядом, легонько похлопал его по щеке.
— Риен, ты и впрямь устал, если не реагируешь на вопросы, — голос Тонгила звучал слишком заботливо, чтобы быть чем-то, кроме утонченной издевки. — Зайдешь ко мне вечером, а сейчас отдохни.
— Вечером? — когда господин выказывал к кому-то интерес, это было чревато, но Риен все же надеялся, он очень надеялся, что обойдется…
— Тебе опять меня плохо слышно? — брови Тонгила вопросительно приподнялись, и Риен отчаянно замотал головой, показывая, что нет, в этот раз он все услышал и понял.
Коридоры замка все еще были пусты, так что паж добрался до выделенной ему комнаты, никого не встретив. Зашел, тщательно запер дверь, и лишь потом, как был в одежде, упал лицом вниз на лежанку, пальцы судорожно смяли края покрывала. Думать о том, что ожидало его вечером, было противно и страшно, думать о чем-то другом — невозможно.
* * *Арон сидел в кресле в своем кабинете и смотрел на горящую свечу. В последней не было ничего необычного, если не считать неуместности среди яркого дня… а еще того, что зажег он ее при помощи магии. Так же, как и факел, мысленным приказом.
Потушить оказалось одинаково легко: огонь исчез прежде, чем мысль успела обрести словесную форму.
Арон глубоко вздохнул и, отодвинув свечу, уронил на согнутые руки голову. Но долго предаваться мрачным размышлениям ему не дали — снаружи донесся звук сильного взрыва, следом — рев, какой не могло издать человеческое горло, полный ярости и боли. Воин вскочил, подбежал к окну, распахнув, выглянул вниз. Там, у самого подножия башни, по кругу обходя трех человек в воинской экипировке, танцевал земляной смерч. Арон физически ощутил исходящие от него волны голода и ненависти.