У «Волчьего логова» (Документальная повесть)

Полицай закурил.
— Они не все знают — арестовали Марию и Катю Козицких, — шепчет ей старушка, мать Томчука.
Катя сразу сообразила… Козицкие к организации не имеют никакого отношения. Значит, немцам известно совсем немного, если они арестовывают просто по подозрению. Значит, не все потеряно. Значит, есть еще надежда спасти организацию, связи, спасти этих детей.
Девочки испуганно прижимались к Кате — они-то ее хорошо знали. И сознание того, что можно еще что-то сделать, спасло и ее, Катю Черную. Иначе ее сердце не выдержало бы устроенного фашистами зрелища. Горела хата, черным скелетом под шапками огня проступали стропила крыши, корчились от огня рамы окон, а оттуда, из этого ада, одиночные выстрелы, которые не позволяли фашистам приблизиться.
И Катя знала, что там побитые осколками партизаны. Немцы бросают гранаты. Гудит огонь, трещит пылающее дерево. Все ждут, что сейчас оттуда, из огня, кто-то выбежит. И вдруг там, внутри, громыхнул взрыв. Почти тут же рухнул потолок.
Полицаи по приказу немцев вошли в догорающие развалины и стали выносить оттуда: сначала пишущую машинку — ту самую, которую она, Катя, вместе с Довганем покупала в Виннице, потом аптечку, собранную ее руками… Среди прочих вещей вынесли и кубанку комиссара с нашитой на ней красной лентой. Потом вытащили два обгоревших трупа. Трудно было узнать, кто это.
Только два? И оба одного роста. А где же Довгань? Да и среди арестованных она не видит родственников Довганя. Нет, не все потеряно! Только бы фашисты не вымучили признания у этих двух девочек, у дочек Ивана Павловича. Надо их подготовить.
— Миленькие, — шепчет она им, — не верьте немцам. Ни одному слову не верьте. Они убили вашего отца. Они хотят убить вас, вашу бабушку, всех людей, которых сейчас забрали. Что бы у вас ни спрашивали — говорите, что не знаете. Вас отец закрывал в кухне, а в ту комнату не пускал. Вы не знаете, кто приходил туда. Вас будут бить, потом будут кормить конфетами, будут обещать… Ну что бы немцы ни делали — вы ничего не знаете. Тогда и вас отпустят. Нас всех сейчас поведут в тюрьму. Там, в тюрьме, могут сидеть будто бы ласковые дяди и тети. Им тоже не верьте. Их нарочно посадили немцы, чтобы узнать от вас, кто приходил к отцу.
Гитлеровцы согнали арестованных в одну группу и повели в Калиновку. Катя шла рядом с девочками и всю дорогу готовила их к предстоящим испытаниям. Арестованных было много, больше тридцати человек, но чувствовалось, что хватали фашисты всех подряд. Из подпольщиков, кроме самой Кати Кособуцкой, были еще Степа Харитончик — верный связной из организации «шули», отец Васи Гуменчука, Каленик Васильевич… На этих можно было положиться. Главное, чтоб выдержали девочки.
На первом же допросе Катя быстро поняла, в чем дело. Герфан Кильдияров сказал, очевидно, фашистам, что руководят подпольем из Павловки Петро Довгань и Петро Малой, а связные Катя Белая и Катя Черная, что явочная квартира для отправки людей в лес у Ивана Павловича — учителя. Ни одной фамилии Герфан не знал. Руководствуясь такими сведениями, легче всего было, конечно, отыскать учителя — их в селе не так много. Потом стали перебирать круг его знакомых и вспомнили, что в школе была учительница Мария Козицкая, которой он, вдовец, судя по всему, нравился. А у Марии родная сестра Катя. Блондинка. Вот и решили, что это Катя Белая. А Катя Кособуцкая хорошо была знакома с Козицкими. Вот вроде и Катя Черная есть.
Однако никаких доказательств у гитлеровцев не было. Ничего не дала и очная ставка с Герфаном. Он видел Катю Белую, когда она приходила к Архиповичу и Сидоренко сообщить, что надо торопиться с выходом в лес. Поэтому Катю Козицкую он не признал той самой Белой, что приходила в Самотню. А Катю Черную он вообще никогда не видел, только знал о ней из разговоров партизан.
Однако, несмотря на это, арестованных пытали. Жестоко били сестер Козицких, Марусю Тютюнник. Арестованные все прибывали. В тюрьме становилось тесно. Большими группами людей вывозили на расстрел.
Черную вызвали на допрос лишь на седьмой день после ареста. Следователь задавал ей общие вопросы про Волынца и Томчука: год рождения, был ли коммунистом, чем занимался и т. п. Все ответы тщательно сверял с имевшимися у него записями. Наконец часа через два такого бесплодного допроса он сказал переводчику:
— Выходит, что она ничего не знает!
Переводчик ответил:
— Это она говорит, что ничего не знает, но на самом деле…
Катя не дала ему окончить фразу:
— Если ты знаешь, что мне известно, то для чего спрашиваешь?
Следователь удивился:
— Как? Вы знаете наш язык?
И, показав переводчику пальцем на дверь, спросил, где она изучала немецкий.
— В школе. Потом сотрудничала в управе. Совершенствовала свои знания, работала со словарями. Приходилось часто помогать местному населению находить общий язык с немцами.
— О! Так вы иногда нам помогали?
— Да, когда в этом была необходимость.
— Не вспомните ли конкретный случай такой помощи и кто может это подтвердить?
Катя вспомнила две-три фамилии немцев из жандармерии, которые приезжали в Павловку пьянствовать. Следователь вызвал одного из названных ею немцев. Получив необходимое подтверждение, спросил:
— А что имел в виду переводчик, когда утверждал, что вы знаете нечто большее, чем говорите?
— У нас в селе свои отношения между людьми, господин следователь.
Катя замолчала, боялась поверить, что есть возможность вырваться отсюда. Но следователь вызвал кого-то из немцев и сказал:
— Пусть идет домой.
Вместе с Черной отпустили сестер Козицких, установив за ними надзор.
Великие муки выпали на долю малолетних дочерей Ивана Павловича Томчука. Их пытали, морили голодом, мучили жаждой, потом увещевали, соблазняли сладостями и игрушками, подсылали провокаторов. Но девочки все выдержали и не выдали ни одного человека, а знали они по именам и в лицо многих партизан и подпольщиков. Не добившись от них ничего, девочек выпустили как приманку. Но дети и тут оказались умнее, чем о них думали. Они не пошли ни в одну из «партизанских» хат. Добрые люди в селе, зная, что хата Томчуков сгорела, кормили детей по очереди, препровождая их из одной семьи в другую…
Большинство арестованных погибли. И среди них Степа Харитончик, знавший все связи «шули», но не сказавший ни слова, отец Васи Гуменчука (Звонка), погибла Ксения Лукашевич. Ее ребенка, родившегося в концлагере, на глазах матери сожгли в печи, погибли в застенках гестапо Каленик Васильевич Волынец и Лесик, Александра Мефодьевна Гуменчук — мать Гриши и Кати Белой, а также их брат Павлик.
Только на следующий день Довгань и Катя Белая добрались до села Козинцы Турбовского района, где Гриша создал подпольную группу и был ее руководителем. В нее входили Андрей Рыбак, Стефания Сидорчук, се сын Георгий и группа военнопленных. Увидав сестру, которая почернела от усталости, и еле стоявшего на ногах Довганя, Григорий пришел в отчаяние. Он только собрался покинуть Козинцы. Свои люди из управы передали, что его персоной заинтересовались в жандармерии. А тут такие гости!
Пришлось в тот же вечер всем троим покинуть Козинцы и остановиться в соседнем селе. Переночевав там, направились в отряд. Но найти его оказалось не таким простым делом. Целый день бродили они в Павловском лесу, и все напрасно. Довелось ночью идти в Павловку и вызывать разведчиков из «шули», которые могли бы пояснить, что случилось с отрядом.
Оля Коцюбинская рассказала, что накануне приходил Игорь и передал: отряд пойдет за Буг, в Черный лес. Где именно отаборятся партизаны — будет знать Молостов из Русского поселка. Это осложняло задачу. Чтобы пробиться через Буг к Молостову, надо было иметь оружие.
Выручил их один из подпольщиков «шули» — Вася Крижавчанин. Согласно решению комсомольского собрания он создал свою пятерку в селе Медведке. В нее входили Константин Зареченый, Александр Дорощук, братья Остапчуки, Николай и Ганя Гончарук. Это была небольшая крепкая группа, которая уже имела свое оружие. Вася отдал Грише СВТ — десятизарядную винтовку — и две горсти патронов к ней. С помощью этой винтовки Довгань с Гришей сняли часового на мосту через Буг и проникли в Черный лес. Там уже без приключений добрались в Русский поселок.