За гранью тьмы (СИ)
— Значит, не скажешь. Снова увиливаешь. Тогда я попробую угадать, — Тео сжимает руку в кулак, легонько постукивает по надгробию. — Ты думал, я ничего не понимаю и ничему не учусь? Думал, я не искала, не сравнивала, не пыталась понять, кто ты? У меня столько вопросов, но ты не даешь ни одного ответа. И… я нашла, что искала.
С глубочайшим вниманием наблюдаю за ее лицом. Злость точно упорядочивается, невероятным образом отпускает меня, подобно стихающему штормовому порыву. А на место ее приходит пугающая беззвучным эхом пустота.
— Нашла? — разлепляю пересохшие, словно чужие губы, заставляя себя говорить. — Прекрати. Ты не понимаешь, во что ввязываешься.
Непривычная на бледном лице решимость ввергает в смятение. Тео делает шаг ко мне; шуршит под подошвами светлых кроссовок высокая трава.
— Ввязываюсь? Ты не оставляешь мне выбора, ты подчиняешь себе мою жизнь, ты… — Тео судорожно сглатывает, — ты ведь рядом с самого детства, я помню тебя, помню все.
Взгляд карих глаз, взгляд сквозь, не на меня. Пронизывает, разрушает до основания.
Выдыхаю, ощущая, как трещинами исходит все мое тело; кривлю рот в улыбке, усмешка сама вырисовывается, а уголки губ предательски дрожат.
Не могу принять то, что впервые за много лет я, кажется, не могу найти верный Путь. В моей голове нет правильного решения, я не в состоянии просчитать возможные дороги, увидеть все тропы, что увели бы меня прочь от того, что заставляет глаза Тео лихорадочно сверкать.
— Я постоянно думаю о тебе, живу твоими появлениями, — говорит Тео, не разрывая мучительного, родящего нечто чуждое мне, зрительного контакта. — Сколько еще ты будешь изводить меня? Я не заслуживаю знать твое имя?
Не отвечаю, не дышу, превратившись в подобие себя. Пытаюсь нащупать сознание Тео, ощутить ее эмоции и найти в переплетении чувств простого человека то, что ведет ее сейчас, то, что дарит ей силу, лишая меня моей.
Не могу. Бьюсь о прозрачную стену, как птица, ломающая крылья. Она закрыт от меня, впервые.
В глотке дерет когтями, когда, приблизившись, Тео дотрагивается до моей груди. Вздрагиваю заметно, опомнившись, перехватываю ее руку, стискивая пальцами запястье. Не позволяю касаться себя. Не отпускаю.
— Молчишь? Знаешь, почему ты молчишь? Потому что ты боишься, — голос Тео становится ниже, а глаза горят, вспыхивают, ослепляя безрассудной решимостью. — Ведь тот, кто знает имя демона, имеет над ним власть, правда? Молчи, я сама назову тебе имя. Тебе останется только выбрать нужное.
Мгновение, когда, казалось, смолкла сама жизнь. Мгновение тишины, когда затихли далекие голоса птиц, когда стих ветер в небесах, когда замерло в недвижности все живое.
Сжимаю челюсти, сильно, превращая себя в камень. Ни вздохом, ни стоном не желаю выдать холод стали, пронзившей тело беспощадным лезвием.
Крепко сжаты пальцы на побелевшем запястье Тео, удерживаю, не замечая даже, что причиняю боль. Но и она молчит, ни на миг не отрывая взгляда, смотрит, как затравленный зверь, зажатый в угол клетки. Клетки, которую я создал для нее.
— Я знаю все имена, у меня было время выучить. Например, когда ты оставил меня на год. Не помнишь, как ты появился, будто прошел всего день? Но это был не день, а целый год. Ты хоть представляешь, сколько это?
Это крик сквозь сжатые зубы, давний крик о помощи, который я не мог расслышать много лет. Обескураживает своей искренностью, своей выплеснутой, нескрываемой болью, густо смешанной со злостью.
Незнакомая мне, настоящая Тео.
— Я не знал, что нужен тебе, — звучит жалко, ошеломляюще ничтожно из собственных уст. Совсем по-человечески.
Резким движением Тео вырывает руку из моих пальцев. Голосящей стаей срываются с крон деревьев вороны. Птицы взмывают в окрашенное багрянцем небо, почти такое же алое, как родное мне небо иного мира.
— Начнем с конца списка. Сиире? Может быть, Белиал? Волак? — Тео повышает тон, голос ее дрожит, карие глаза вспыхивают сильнее с каждым произнесенным словом. — Ну же, какое имя тебе ближе? Агарес? Васа…
Рука двигается молниеносно, как змея в броске. Хватаю пальцами подбородок девушки, заставляя умолкнуть на полуслове. Стискиваю ее челюсть, притягиваю к себе, вынуждая приподняться, потянуться вверх к моему лицу. С трудом удерживается на ногах, от неожиданности едва не падая, спотыкается, но моя рука держит ее крепко, до боли, рисуя гримасу на лице.
— Умерь гордыню. Ты человек, который ничего не знает о себе и том, как устроен мир.
Мой голос дрожит от напряжения, кажется чуждым вдруг, словно понятный язык вновь превратился в вязь неразличимых звуков, потерял смысл.
Мелодия скрипки разрезает пространство, рвет его на лоскуты, звучит надрывом, заполняет больную голову, застилает глаза алым туманом. Я слышу биение сердца Тео, вижу пульсацию крови в ее венах, различаю глухой шум, который сливается с голосами, налипшими извне, полными криков и боли.
Прикрываю веки, грудная клетка тяжело поднимается, когда делаю вдох, заполняя легкие могильным холодом.
Крики становятся громче; слышу стоны и бесконечные изматывающие мольбы — растворяются в бескрайнем небе алого цвета, сливаясь в общий гул.
Цвет крови, брызгами, разводами везде, заполняя весь проклятый мир. Цвет человеческой крови, ритмичный шум которой заглушает скрипичную мелодию.
Так звучит сердце Тео, так звучит она сама.
Открываю глаза и вступаю в неравную схватку, победитель которой заведомо известен обеим сторонам. Побелевшие пальцы сжимают подбородок девушки, причиняют боль, беспрекословно подчиняют.
Перед глазами вспышкой проносятся чужие чувства, хитросплетенный клубок, на секунду мелькнувший как смутное видение. Слепит, показываясь мимолетно, от бессильной ярости до беспросветного отчаяния, а там, почти на самом краю — наполненная печалью глубокая нежность.
Нежность… ко мне?
И тут же хлопком — теряю Тео, точно вышвырнутый с силой из ее сознания.
— А ты сам? Ты ничего не знаешь, — трепещут темные ресницы, Тео кусает губы, но продолжает, рвано вцепляясь пальцами в мое запястье. — Ты… вообще… никто. Никто, слышишь? Просто никчемный дух, который настолько одинок, что привязался к простому человеку, как бездомная псина, — шипит сквозь стиснутые зубы, не сводя пристального, горящего взгляда. Но ей не обмануть меня. Там, спрятавшись за стеклами очков, за карими радужками, скрывается то, что я боюсь принять, то, что я успел разглядеть в приоткрытую дверь. — Ты таскаешься за мной, защищаешь меня, а сам… думаешь, я не вижу, как ты на меня смотришь?
— Как? — произношу тихо, а скрипка, разливая свою печальную мелодию, рвет душу.
Тео тянется вверх, не спеша, смотрит, ни на миг не отводя взгляда, а глаза ее — прекрасные, полные влажного блеска, завораживают. Не вижу в них ни капли упрямства, ни капли протеста или раздражения. Недавняя буря стихла, исчезла без следа, оставив лишь всепоглощающую, заполнившую все нежность.
Так может только человек…
Тео замирает, отпускает мое запястье, скользит кончиками пальцев по руке, поглаживая кожу — и я, опомнившись, убираю пальцы с ее лица. Бледные следы на подбородке медленно краснеют, повторяя отпечаток моей ладони.
Тео сипло вдыхает, не произносит ни слова. Темные пряди волос спутаны, на стекле очков маленькое пятнышко. Прикрывает веки, вытягивает шею и прижимается губами к моему рту. Мягко, невесомо, чуть касаясь.
Мое сердце перестает биться. Я забываю, как нужно дышать, забываю, что мое тело здесь — тело человека. Я умираю, ощущая нежный поцелуй Тео на своих губах.
Мир — это восхитительная пьянящая иллюзия.
Мертвые птицы падают с неба, с глухим звуком ударяясь о землю, ломая крылья о выступающие каменные надгробия. Черные тела ворон плотно покрывают землю у наших ног; перья плавно кружат в застывшем воздухе.
Невыносимо красиво.
ГЛАВА 10
Тео больше не сомневается в себе, когда взглядом касается моего лица. Уверенность переполняет ее, даря успокоение нам обоим.