Ангел в сетях порока

Я собралась было выйти из комнаты, но он меня остановил:
— Не уходите, Максина. Я хочу с вами поговорить.
— О чем? — спросила я. — Нам, по-моему, говорить больше не о чем!
— Нет, есть, — сказан Гарри. — Что с вами стряслось?
— Ничего, — сказана я с вызовом, даже немного грубо.
Не выношу людей, которые говорят «ничего» убитым тоном, который свидетельствует как раз об обратном.
Но Гарри ничуть не обиделся. Он только мягко проговорил:
— Скажите, Максина, вы сердитесь на меня за поцелуй?
Я сказана «нет», но почему-то — то ни из-за того, как он это проговорил, то ни из-за упоминания о поцелуе — почувствована себя очень странно и задрожала, совсем как в тот вечер.
— Тогда в чем дело, Максина? — повторил он и подошел ко мне совсем близко.
Я испугалась, как бы он снова не попытался поцеловать меня, — не уверена, что смогла бы ему воспрепятствовать, хоть и знаю, что его поцелуй принадлежат другой женщине!
— Расскажите, Максина, — не отступал Гарри, и в его голосе слышалось столько искренней тревоги.
Мне хотелось заплакать, прижаться к его груди и забыть обо всем на свете, ведь Гарри со мной, рядом…
Но, конечно, я этого не сделала, а внутри у меня что-то вдруг будто щелкнуло, и я ответила с холодной злостью:
— Если хотите знать, это все потому, что я видена, как вы выходили ночью из спальни тетушки Дороти! Я вас видена и больше не хочу говорить об этом, да и вообще прошу вас оставить меня в покое!
Гарри совсем побелел, но не произнес ни снова, и я вышла из комнаты, хлопнув дверью. Поднимаясь по лестнице, я чувствовала, что слезы заливают мое лицо. Запершись у себя в спальне, я проплакала несколько часов, пока, обессиленная, не заснула.
Полагаю, теперь Гарри никогда со мной больше не заговорит, и хоть знаю, что поступила правильно, чувствую себя крайне несчастной.
* * *
Я снова виделась с Айвором, и он наговорил мне столько ужасных вещей о людях, которые меня окружают, не конкретно о каждом, а о сословии в целом. Из его слов следовало, что высшее общество нашей страны способно погубить весь мир. Не могу толком понять почему, но Айвор так утверждает, а со стороны виднее. Я спросила, чем я могу помочь, и тогда он сказал, что необходимо переделать мир и уничтожить классовый строй, но, похоже, начинать с этого очень сложно.
Не совсем понимаю, как человек может выбирать, где ему родиться — в Мейфэре или в Уайтчепле [13].
Я спросила у дядюшки Лайонела о международном положении, и он подтвердил, что обстановка очень сложная. На мой вопрос, что в этой ситуации собирается предпринять парламент, он не нашелся что ответить.
Получается, что все знают, до чего плохи дела, но никто не способен найти средство исправить положение, за исключением Айвора, идея которого, насколько я поняла, заключается в уничтожении аристократии.
Полагаю, что, будучи сама аристократкой, я не понимаю, почему ходить по ночным клубам и тратить там деньги такое уж большое преступление — ведь люди, которые туда ходят, в большинстве своем занимаются благотворительностью и не мучают бедных, как в России. Но Айвор говорит, будто мучают и что Англия — единственная страна, где не было кровавой революции, — скоро получит ее, и поделом.
Все эти разговоры произвели на меня удручающее впечатление. Однажды я спросила Дерека, что делать, если начнется революция. Не успел он и рта открыть, как в разговор вмешалась Бейба:
— Я-то знаю, что мне делать.
Все стали спрашивать, что, и она сообщила:
— Стать любовницей вождя!
— Прекрасно, — заметила тетушка Дороти, — только смотри не ошибись в выборе.
— О, уж тут-то меня не проведешь! — заверила Бейба и приторно улыбнулась Дереку.
Гарри теперь со мной совсем не разговаривает, отчего я чувствую себя несчастной и одинокой, так как он единственный, кто был ко мне добр в этом доме. Разумеется, не считая дядюшки Лайонела, но он целыми днями пропадает в Палате — по крайней мере я предполагаю, что в Палате. Однажды я слышала, как Бейба сказала тетушке Дороти:
— Новая рыбка клюнула на Лайонела.
— Вот и прекрасно, — отвечала тетушка Дороти. — Когда между поклевками случается перерыв, он становится совершенно невыносимым.
Я уже знаю, что «рыбка» означает подружку, и должна сказать, очень рада, если у бедного дядюшки Лайонела есть друзья на стороне, поскольку здесь ему никто не уделяет ни малейшего внимания.
Тем не менее очень трудно понять, кому в этом мире верить, а кому нет, кого считать искренним, а кого лицемерным.
Вчера я ходила с Моной на очередной прием для дебютанток.
Меня поразило, как рассуждали о жизни девушки моего возраста и даже моложе. В их речах было столько здравого смысла, практицизма и расчетливости, что я почувствовала себя наивной дурочкой. Похоже, они знают о жизни и людях гораздо больше, чем я.
Оказывается, им давно известно о романе тетушки Дороти с Гарри. Но было очень тяжело обсуждать с ними это, так что Мона, заметив мои переживания, сменила тему. Не могу сказать, что очень удачно. Она спросила, часто ли я вижусь с Тимми, я ответила, что за последнюю неделю-другую не часто.
— Он, конечно, пытался тебя поцеловать, — заявила она.
Я хотела отделаться шуткой, но она продолжала:
— Могу поспорить, он привозил тебя к себе на квартиру!
Я призналась, что привозил, а она изрекла:
— Старые методы! Он на всех нас их опробовал.
— Что опробовал? — удивилась я.
— Ну, уговаривал поехать к нему на квартиру, — пояснила она, — говорил, что там сейчас его сестра. Говорил про сестру?
— Да, — подтвердила я.
— Даже история та же самая, — презрительно фыркнула Мона. — У Тимми отсутствует воображение.
— А на самом деле она с ним не живет? — спросила я.
Девушки засмеялись над моим вопросом, и одна из них снисходительно ответила:
— Нет, конечно! Она никогда не покидает Шотландию! Тимми всем подряд рассказывает одну и ту же историю в расчете на девочку, которая ему поверит.
Я, конечно, почувствовала, что оказалась в глупом положении, но, с другой стороны, нельзя же жить в мире, не веря ни единому сказанному тебе слову!
Девушки продолжили свой разговор — они то посмеивались над знакомыми мужчинами, то хвастались своими победами над ними, Мона доложила, будто бы в этом месяце получила четыре предложения. Другая девушка заявила, что это все ерунда, а вот она получает любовные письма от артиста — она назвала имя, мне оно было неизвестно, зато на остальных произвело сильное впечатление.
Она принялась читать выдержки из этих писем. Мне они показались очень скучными, кроме того, я считаю, что нельзя читать вслух чужие письма да еще весьма интимного содержания, однако девушки слушали с жадностью и пришли в страшное возбуждение. Наконец наступила моя очередь рассказывать, и меня буквально засыпали вопросами о Росдине.
Я сказала, что он, на мой взгляд, чудовищен и кошмарно туп.
— Не будь дурочкой, — посоветовали они, — ты добилась невероятной победы! Он говорит только о тебе! Зита давно за ним бегает, и все безуспешно.
Я спросила, кто такая Зита. Оказалось, очень красивая девушка, но без денег и положения в обществе, так что все ее надежды только на замужество.
Тогда я сказала, что с радостью уступаю его ей.
— Какой абсурд! — возмутились все. — Росси от тебя без ума!
Я гордо объявила, что важно не то, как ко мне относится Росси, а то, как я отношусь к нему. После этого я стала собираться домой. Не нахожу общество девушек очень для себя интересным, по крайней мере компанию Моны.
А вернувшись домой, обнаружила Росдина за коктейлем в обществе тетушки Дороти.
Легок на помине!..
После недавнего разговора я держалась с Росдином холодно и отчужденно, но это, кажется, не произвело на него должного впечатления.
Он по-прежнему нес всякую чепуху, и все мои попытки осадить его успехом не увенчались. Разумеется, тетушка Дороти пригласила его обедать.