Слышащая (СИ)
Пальцы Кабира забегали по поверхности диска и, не успела я оглянуться, как ледяные пики понеслись прямо на меня. У меня перехватило дыхание, инстинктивно я вскинула руки, закрывая голову. А впереди меня ждал настоящий кошмар. Едва первая пика, настигнув меня, полоснула кожу, я взвыла от боли: ледяные края были острыми, как стекло. Следующую я попыталась разбить ударом предплечья, как это делал Кабир, но даже не смогла оттолкнуть. Руки оказались настолько слабыми, что мои жалкие потуги походили на попытку защититься от ядерной боеголовки сачком для ловли бабочек. Я не двигалась вперёд ни на шаг, сжимаясь от боли после каждого удара, который мне наносили неумолимые ледяные стрелы.
Вскоре на теле не осталось живого места, а силы мои были на исходе. Я не чувствовала ни рук, ни ног – только жгучую боль. Надеясь, что Кабир остановит этот чудовищный аттракцион, я бросила взгляд на них с Тайей. Я была готова молить о помощи, но, взглянув на них, заставила себя замолчать. Оба наблюдали за мной нахмурившись, сожаление и разочарование читались на их лицах.
Не помню, как терпела дальше. Ледяные острия неслись и неслись на меня нескончаемым бешеным потоком, может – минуту, а может – несколько часов. Наконец, холод начал заглушать боль, и я потеряла способность чувствовать. Спустя какое-то время, ощутив лёд кожей, я поняла, что лежала на полу. Что-то тёплое и влажное медленно растекаясь, окружало моё тело. С трудом заставив пальцы шевелиться я нащупала лужу, которую тут же сковал лёд. Я собрала все силы, чтобы освободить примёрзшую ладонь. Когда я подняла её, вокруг посыпались красные осколки: моя замёрзшая кровь.
В мире Рхи я ни разу не теряла сознание по-настоящему. Здесь в ледяном подземелье недостаток кислорода заставлял организм приспосабливаться: мозг голодал, но никогда не отключался, опасаясь, видимо, провалиться в тёмную пустоту навечно. Поэтому, даже когда я забывалась, и меня покидало понимание того, где я находилась и что происходило вокруг, ощущения оставались со мной. Так было и в тот раз. В болевой агонии я конвульсивно раздирала лёд пальцами, но продолжала оставаться в сознании. Мозг просто… Созерцал, не давая телу никаких команд.
Внезапно я почувствовала чьё-то дыхание на своём лице, а потом холод разом схлынул. На его место прихлынула новая волна боли – моё тело оторвалось ото льда. Следом боль вновь сменил холод – очевидно, меня опустили в ледяное кресло стига. Я ощутила невероятное облегчение, когда лёд сковал меня. Уносясь в стиге сквозь сеть ледяных коридоров, я с ужасом представляла, какие муки мне предстояло испытать, когда мы доберёмся до места и меня извлекут из-под ледяного панциря. Наверное, именно тогда моё сознание научилось быть избирательным: щадя саму себя, память отсекла моменты пиковой боли, и я забыла их, как если бы со мной этого не происходило вовсе. Мне так и не удалось вспомнить, как в тот день я попала в свою комнату.
Когда я очнулась в постели, была ночь – факелы не горели. Попытка пошевелиться вызвала мучительную боль в предплечьях – кожа как будто вспыхнула. Я застонала. В этот момент кто-то подошёл ко мне и склонился над кроватью. Его пальцы скользнули по моим рукам и боль сразу сменилась холодом, как будто мои раны заледенели. Мне стало легче, и я забылась.
Вновь придя в себя, я почувствовала себя привычно разбитой. Голова гудела, а тело обмякло. Факелы горели, значит, ночь прошла, но Тайя так меня и не разбудила. Я бросила взгляд на кресло, куда она обычно усаживалась, ожидая, пока я соберусь, и оторопела. В кресле сидел Армин. От неожиданности я буквально подпрыгнула и села на кровати.
– Ты давно здесь? – мой голос прозвучал слишком звонко, даже эхо, последовавшее за фразой, не оттенило этого.
– Достаточно, чтобы ты не заставляла ждать дольше, – отозвался он.
Я быстро поднялась и схватила висевший на изголовье кровати свежий белоснежный костюм. Но переодеваться за ледяной ширмой – хотя она и не была прозрачной – при нём я не решилась. Армин, видимо, сообразил, чем было вызвано моё замешательство, и, резко поднявшись, направился к выходу.
Проходя мимо, он бросил взгляд на мои руки и остановился. Только сейчас я заметила, что кожу на предплечьях покрывала толстая ледяная корка тёмно-бордового цвета.
– Болит? – спросил Армин.
– Нет… – я осеклась. – Почти… Нет.
На самом деле я не была уверена, так ли это. Его приход привёл меня в такое замешательство, что я не могла сообразить, чувствовала ли боль, достаточно быстро для того, чтобы мой ответ прозвучал естественно.
– Когда раны затянутся, корки отпадут, – сообщил он.
Я кивнула. Армин поспешил покинуть комнату.
Я ещё раз осмотрела свои руки: зрелище было не из приятных – застывшее багровое месиво. Но прислушавшись к собственным ощущениям, с удивлением отметила, что боли действительно не чувствовала.
Переодеваясь, я замечала синяки и ссадины по всему телу – очевидно, последствия вчерашнего. Только на лице не было ни царапины, его я закрывала руками. Надевая ботинки я думала о том, возможно ли, чтобы это Армина я видела у своей кровати ночью. От этой мысли кровь прилила к лицу. Пришлось дать себе пару минут на то, чтобы прийти в себя, – мне не хотелось, чтобы он заметил моё смущение. Дождавшись, когда цвет лица придёт в норму, я вышла из комнаты.
Армин молча повёл меня по узким коридорам лестниц. Мы шли быстро, но несмотря на последствия вчерашнего дня, окрасившие моё тело в сине-багровой гамме, мне показалось, что передвигаться в этих чудовищно тяжёлых ботинках стало как будто легче. Конечно, до уверенной поступи Армина мне было далеко, но я неожиданно стала ощущать себя несколько менее неуклюжей.
Когда мы уселись в кресла стига, я обрадовалась, что ледяной панцирь скрыл моё лицо, и Армин не увидит тех немыслимых выражений, которое оно, я была уверена, принимало из-за перегрузок во время полёта. А нёсся стиг сегодня, как мне показалось, даже быстрее, чем обычно.
Высадившись в зале для тренировок, Армин, как и оба моих предыдущих тренера, направился к диску. Когда его тонкие пальцы заскользили по льду, рисуя в его толще узор, я с досадой сообразила, что чуть было не забыла отвернуться. Его неожиданное появление тем утром настолько выбило меня из колеи, что я всё ещё чувствовала себя не в своей тарелке. Ощущение, не сулившее ничего хорошего, учитывая то, что мне предстояло.
Прямо передо мной сквозь ледяной пол прорастал огромный ледяной цилиндр во всю ширину и высоту зала. От пола и до потолка его наполняли извивавшиеся и переплетавшиеся потоки смёрзшегося снега. Я вспомнила, что уже видела похожий на площади в городе Рхи, правда, тот был значительно больше. Засмотревшись, я не заметила, как Армин приблизился ко мне и вздрогнула от звука его голоса:
– Сегодня ты начнёшь учиться кататься в снежных потоках, – сказал он. – В мире людей, я знаю, тоже катаются на досках по снегу.
– Если ты о сноуборде, то это не совсем то же самое, – ответила я, – да и… Я на сноуборде не каталась ни разу.
– Почему? – неожиданно спросил он и заинтересованно взглянул на меня.
Вопрос застал меня врасплох. Я не знала, почему ни разу не каталась на сноуборде. Зимы на Урале холодные, и мы с подругами испробовали все: лыжи, ватрушки, даже однажды снегоход, который родителям одной из них выдали в качестве служебного транспорта для работы в местном лесничестве. Но не сноуборд. Спустя пару мгновений неловкого молчания я выдавила:
– Как-то не пришлось…
Взглянув в его прозрачные глаза я вдруг подумала, что этому идеальному красавцу, в общем-то, незачем разговаривать со мной по душам. Он и раньше не сильно утруждал себя такими беседами. А сегодня мы здесь, чтобы я училась кататься. Но он не может не знать, какое впечатление производит его внешность, а заметив моё недавнее замешательство наверняка решил, что меня легко сбить с толку. Его, видимо, это повеселит. Вспомнив нашу встречу в зале Тиана я вновь почувствовала то же, что впервые заметила тогда – в его идеальной внешности было что-то отталкивающе. Но что, я сама не знала.