Последнее слово техники
Корабль, разумеется, тоже размышлял об этом.
Даже когда Капризныйускорялся или тормозил, проносясь через пакеты старых радиоволн на пути к их источнику, он обдумывал всё это и докладывал о результатах на всесистемник Неудачливый бизнес-партнёр,неспешно плетущийся за нами на расстоянии тысячей лет ближе к центру Галактики, — его-то мы и покинули после положенного отдыха и рекондиционирования лишь за год до того. Записи о контактах, в которые, быть может, вступал Неудачливый,помогая разрешить возникающие проблемы, должны где-то храниться, однако я не считаю их достаточно важными, чтобы специально разыскивать. Пока Капризныйграциозно описывал оборот за оборотом вокруг Земли, а Разумы размышляли над дилеммой контакта, большинство из нас на борту Капризногопросто на стенку лезли от нетерпения. Первые несколько месяцев корабль провёл, функционируя в режиме гигантской губки, впитывающей каждый бит информации на планете, — подбирая каждый клочок мусора, охотясь за плёнками, перфокартами, файлами, дисками, фильмами, блокнотами, страницами, письмами, записывая, кинографируя и фотографируя, измеряя, выстраивая графики и карты, сортируя, сличая и анализируя. Малая толика этой лавины (выглядевшая очень внушительной, но, как корабль заверил нас, всё равно ничтожная) была втиснута в мозг тем из нас, кто оказался достаточно близок им физически, чтобы неузнанным (ну, после незначительной коррекции облика — я, например, получила несколько новых пальцев на ногах, лишилась одного из суставов каждого пальца на руках и обрела близкие к среднестатистическим уши, нос и щёки, а кроме того, корабль обучил меня походке, слегка отличавшейся от привычной мне) ходить среди людей Земли. К началу 1977 года я в совершенстве овладела немецким и английским языками, а также узнала больше об истории и современности планеты, чем подавляющее большинство её обитателей.
Я была сравнительно близко знакома с Дервлеем Линтером, — на корабле с экипажем всего в три сотни человек все друг с другом накоротке. Он прибыл на борт Неудачливого бизнес-партнёрапочти одновременно со мной, но встретились мы только на Капризном.Мы оба прослужили в Контакте примерно половину стандартного срока, так что новичками нас никак нельзя было назвать. Это делает его дальнейшее поведение вдвойне загадочным для меня.
Январь и февраль я провела в Лондоне, в основном гуляя по музеям (там я осматривала экспонаты, которые уже успела изучить на борту корабля по превосходным четырёхмерным голограммам, но, увы, не могла познакомиться поближе с предметами искусства, для которых места в постоянной экспозиции не нашлось и которые хранились в подвальных помещениях или где-нибудь ещё — правда, их превосходные голограммы у корабля тожебыли), заглядывая в кинотеатры (там я смотрела фильмы, копии которых корабль уже заблаговременно смонтировал по плёнкам наивысшего качества) и — с наибольшим, пожалуй, удовольствием — посещая концерты, пьесы, спортивные состязания и вообще любые массовые собрания и зрелища, о которых корабль только меня извещал. Я убила кучу времени, просто прогуливаясь и глядя по сторонам, а иногда — затевая разговоры. Все это я делала с сознанием исполняемого долга, но не всегда занятия эти были столь легки и необременительны для меня, как можно подумать; ужасные земные нормы взаимоотношений между полами делали на удивление трудной задачей для женщины попросту подойти и заговорить с незнакомым мужчиной. Я подозреваю, что, не будь я на добрых десять сантиметров выше обычного мужчины, у меня возникло бы куда больше проблем, чем в действительности.
Другая моя трудность заключалась в самом корабле. Он постоянно требовал от меня посетить как можно больше мест, сделать всё, на что я была способна, увидеть всех людей, каких только могла; взглянуть на то, послушать это, встретиться с тем, поговорить с той, просмотреть это, прослушать вот то… Не то чтобы у нас были совсем разные цели — корабль редко пытался заставить меня сделать что-то, что было мне не по душе. Однако эта штука совершенно точно хотела, чтобы у меня совсем не осталось свободного времени. Я была его эмиссаром в городе, его человекоподобным усиком и корнем, через который он впитывал всё подряд со всей своей мощью, пытаясь заполнить бездонную яму, звавшуюся у него памятью.
Я проводила выходные в отдалённых и безлюдных местах, подальше от суеты — на атлантическом побережье Ирландии, в долинах и на островках Шотландии, в графстве Керри [4], в Голуэе [5]и Мейо [6], в Уэстер-Россе [7]и Сазерленде [8], на Малле [9]и Льюисе [10]; я болталась там без дела и нужды, пока корабль уговорами, угрозами и обещаниями домогался от меня возвращения к изматывающей работе.
Однако в начале марта все мои лондонские дела были завершены. Тогда он послал меня в Германию, наказав объехать её всю по суше и воде, непременно посетив несколько особо интересных мест в точно назначенное время, и подробно расписал, о чём мне думать, на что смотреть и как поступать.
Я, разумеется, забросила разговорный английский, но мне по-прежнему не составляло труда читать на этом языке, и мне это даже нравилось. Так я проводила свободное время — ту малость, какую он мне оставил.
Прошёл год. Снег начал таять, в воздухе разлилось тепло, и наконец в конце апреля, сменив дюжины гостиничных комнат и проехав много тысяч километров по автомобильным и железным дорогам, я получила приказ вернуться на корабль, чтобы вверить ему все свои мысли и чувства. Корабль прилагал все усилия, чтобы понять образ мыслей обитателей планеты, составить правдоподобное представление о том, что можно понять только в непосредственном общении с людьми. Он подвергал свои данные сортировке, переупорядочивал их и сортировал заново, по новым моделям, доискиваясь сокрытых паттернов и тем, вводил дополнительные калибровочные поправки и переопределял их, основываясь на ощущениях своих агентов в человеческой среде, а затем подвергал кропотливому сопоставлению с теми гипотезами, которые выстроил сам, в одиночных плаваниях по океану фактов и образов, пойманных его сетью, накинутой на этот мир.
Разумеется, конец эксперимента был еще очень далёк, но я и все, кого он послал на планету, уже провели там много месяцев, так что настало время поделиться с ним первыми впечатлениями.
2.2 Корабль с видом [11]— Так что, ты думаешь, мы должны вступить в контакт?
Я дремала, чувствуя себя сытой и довольной после обильного ужина, растянувшись на кушетке в комнате отдыха — свет приглушён, ноги на подлокотнике, руки сложены на груди, глаза закрыты. Осторожное дуновение тёплого воздуха, пропитанного ароматом альпийских трав, уносило запах блюд, которыми мы с друзьями недавно полакомились. Они затеяли какую-то игру в другой части корабля, и звуки их голосов временами почти перекрывали музыку Баха, к прослушиванию которой я приохотила корабль и которую он теперь исполнял для меня.
— Именно. И как можно скорее.
— Они будут ошеломлены и встревожены.
— Плохо. Это же для их собственного блага. — Я открыла глаза и удостоила нарочито надуманной беглой улыбки корабельного дрона, который устроился на подлокотнике в позе человека, порядком принявшего на грудь. Потом снова смежила веки.
— Во всяком случае, вероятность такого исхода очень велика, хотя дело не в этом.
— В чём же тогда дело, а? — Я уже знала ответ, и слишком хорошо, но надеялась, что корабль руководствуется более убедительными аргументами, чем тот, что, как я подозревала, он намерен был привести. Быть может, однажды…