Будь моей

Айлин и Брайд получили в подарок от жениха их сестры по бриллиантовому браслету. Айлин, как зачарованная любовалась сверкающим браслетом и на протяжении всей церемонии не сводила глаз с собственного запястья.
В самой же церемонии бракосочетания не было ничего трогательного или из ряда вон выходящего. Для Кэти она закончилась, едва успев начаться. Ее попросили поставить свою подпись, и все равно то, что она стала маркизой де Барратейра, казалось чем-то нереальным. Себастьян взглянул на нее, еле заметно и загадочно улыбнулся уголками рта. Он держал ее перчатки, пока Кэти неловкой рукой ставила подпись — «Кэтлин Шеридан» в последний раз в жизни — в книге, где до нее расписалось столько невест. А потом регистратор поздравил ее и пожал руку. Старый маркиз де Мариалва, который был счастлив выступить в роли посаженого отца, поцеловал ее с решительным видом, опередив даже ее мать и сестер. Его немолодые глаза засверкали озорным огоньком. А леди Фитц нежно обняла Кэти.
— Я очень горжусь моей крестницей, — вполголоса сказала она.
Себастьян дождался, когда закончатся поздравления, потом взял снявшую перчатки Кэти за обе руки и по очереди коснулся их губами. Именно так теперь будут целовать ей руки — именно так принято приветствовать замужнюю женщину в Португалии. Что же касается традиционного поцелуя жениха и невесты в губы, этот обычай Себастьян проигнорировал. Ему не пришло в голову даже запечатлеть легкий, воздушный поцелуй у нее на лбу.
После церемонии в украшенной цветами гостиной номера люкс в «Клариджиз», как принято, пили шампанское за здоровье молодых. Маркиз де Мариалва произнес речь. А потом они поехали в аэропорт. Маркиз и маркиза, его молодая жена. Гости попрощались с ними в гостиничном номере люкс.
И только пять дней спустя, когда Себастьян решил, что она выдержит это потрясение, Кэти сообщили о смерти отца. Сначала она не могла осознать того, что ей сказали… Кэти была не в силах поверить, что все сговорились и скрыли от нее настолько важное событие. А когда Себастьян спокойно объяснил, что он сам принял такое решение, Кэти уставилась на него так, будто видела впервые в жизни:
— Но… но… какое ты имел право? Не могу поверить!.. Неужели такое происходит со мной на самом деле? Этого не может быть!
— Боюсь, что так оно и есть, Кэти, — серьезно сказал он. — Как ты знаешь, твоему отцу постепенно становилось все хуже и хуже, и в конце концов его сердце не выдержало. И он пожелал, чтобы наша свадьба состоялась, несмотря ни на что. Мы должны были пожениться — такова его предсмертная воля.
— А… моя мать согласилась? — Кэти говорила так, будто отказывалась верить в реальность происходящего.
— Твоя мать вела себя очень храбро. И обе твои сестры, по-моему, тоже. Особенно Брайд.
— Айлин выглядела так, будто она… будто ничего не случилось! — Кэти вспомнила, как Айлин флиртовала с красивым молодым португальцем, и ее начала колотить дрожь. — Ты знал о смерти папы, когда я сказала, что выхожу за тебя только потому, что ты можешь ему помочь! — упрекнула она Себастьяна. — Почему ты тогда же не рассказал мне об этом? Я бы сразу вернулась в Ирландию. — Она дрожала так, что это стало заметно Себастьяну. — Ты поступил жестоко!
— Я не рассказал тебе, потому что знал; ты будешь настаивать именно на этом, — по-прежнему ровным голосом ответил Себастьян. — Ты бы сразу вернулась в Ирландию, несмотря ни на что. И мы бы никогда не поженились.
Кэти не ответила. Она горько рыдала, вцепившись в перила террасы и пытаясь удержаться на ногах.
— Поверь мне, так лучше, Кэти, — мягко продолжил Себастьян. — Я понимаю, что ты только что испытала ужасное потрясение. Но, что было бы толку, если бы я сообщил тебе все накануне свадьбы? Твоя мать вела себя храбро, и даже Айлин вела себя храбро — по-своему — а ты подвела бы их всех и умчалась в Ирландию. Им стало бы в десять раз труднее, а так они знают, что у тебя все в порядке. Когда придет время, твоя мать, Айлин и Брайд уедут. Все устроено, причем так, как желал бы твой отец.
При этих словах Кэти горестно уставилась на него затуманенными от слез глазами. По ее взгляду можно было подумать, что Себастьян ведет себя не вполне по-человечески. Задыхаясь, она спросила его о похоронах.
— Ты… занимаешься и похоронами?
— Я заверил твою мать, что окажу ей финансовую поддержку, но дальше, естественно, не пошел. Она по-своему очень любила твоего отца, и ей достаточно собственного горя.
— Финансовую! — с трудом выдохнула Кэти. — Как ужасно ты выражаешься!
— Но деньги могут здорово пригодиться. Мне бы хотелось, чтобы твоей семье не пришлось ломать голову над финансовыми проблемами.
Кэти закрыла лицо руками. Сейчас она предпочла бы любые проблемы, лишь бы не это тяжелое горе. Перед ней открылась бездна, она была в отчаянии, она до сих пор не могла поверить в то, что с ней произошло. Ее отец умер… отец, которого она обожала!.. И у нее в целом мире не осталось ни одного по-настоящему близкого человека. Лишь леди Фитц была ей дорога. Ее же муж Себастьян до сих пор казался незнакомцем… Больше у нее не было никого.
И она продала себя, вышла замуж без любви, по причине, которая перестала иметь значение еще до свадьбы!
Кэти подняла залитое слезами лицо и посмотрела на Себастьяна. Ее била дрожь.
— Я… хотела бы остаться одна! — промолвила она.
— Конечно. — Он взял ее за руку и, поддерживая, повел в дом.
Кэти спотыкалась через каждые несколько ступенек, и он, наконец подхватил ее на руки и понес. Они оказались в прохладном доме, где не было яркого света. Себастьян решительно шагал по звонкому мраморному полу. С Кэти на руках он поднялся по великолепной лестнице в стиле барокко на галерею, где стояли огромные сундуки из португальского дуба, украшенные перламутром и обитые серебряными полосами. Высокие деревянные шкафы с полками отличала великолепная резьба. Огромные стулья, похожие на троны, были обиты шелком и бархатом. В конце галереи Себастьян повернул в крыло дома, где находились его покои. Там теперь появилась спальня Кэти, отдельная ванная и маленький будуар, из окна которого открывался прекрасный вид.
Себастьян уложил ее на низкую французскую кровать поверх атласного покрывала цвета дамасской розы. Когда он ушел, Кэти в отчаянии уткнулась лицом в покрывало и дала выход слезам. Она оплакивала своего отца, ей нужно было выплакать это горе, пришедшее так внезапно и разрывавшее ей сердце.
Когда буря чувств немного стихла, Кэти встала и машинально поправила покрывало. При обычных обстоятельствах она бы не позволила себе лечь прямо на него. Потом она пошла в ванную и умылась прохладной водой. Вернулась в спальню и, почти не думая о том, что делает, припудрила распухшие и покрывшиеся пятнами щеки, потом слегка подкрасила губы, причесалась. Эта прическа, напоминающая украшенную перьями шапочку, натянутую на голову, — при этом бросался в глаза блеск каштановых волос Кэти, — была делом рук одного знаменитого парикмахера. Кэти уселась в кресло у окна и попыталась осознать то, что произошло.
Она больше никогда не увидит своего отца. Джеральд Шеридан умер, и старые дни в Литл-Карриге для нее теперь навсегда в прошлом. Она точно не знала, когда снова увидит мать и сестер, но нисколько от этого не страдала. Кэти думала, что, наверное, их любит… ведь это ее родные. Ей иногда казалось, что она может сильно привязаться к Брайд, если та ей позволит. Но Брайд покинула родной дом… решила начать самостоятельную карьеру.
Теперь карьера Брайд временно приостановилась, но благодаря мужу Кэти о ее ближайшем будущем можно было не беспокоиться. Мужу Кэти!
Все это, конечно, казалось невероятным. От Кэти ждали, что она в лучшем случае выйдет замуж за соседского сына, если вообще когда-нибудь выйдет замуж. А она стала маркизой!
Кэти прижала к пылающему лбу кончики пальцев, а потом коснулась ими вздрагивающих век.
Первая брачная ночь в лиссабонском отеле привела ее в полное недоумение. Кэти не знала, чего ждать… Кэти вообще вела себя как неловкая школьница: за обедом не выпила ни капли вина, боясь, что оно ударит ей в голову, ведь уже пила шампанское за вторым завтраком. Не сумела оценить изысканную кухню отеля, потому что потеряла аппетит. Касаясь столового прибора, Кэти замечала, что у нее дрожат руки. Себастьян, без сомнения, наблюдал за ней, скрывая насмешку, и подобные мысли заставляли Кэти мучительно страдать от собственной застенчивости.