Девятая рота. Дембельский альбом
– Понял, товарищ прапорщик.
Чугун в той же оружейке изумленно разглядывал ручной пулемет с расщепленным, обколотым прикладом и погнутыми сошками.
– Чего он обгрызенный-то весь?
– Это пулемет геройски погибшего рядового Самылина! Он из него восемь духов положил и орден получил! А что поцарапано немного – так это он гранатой подорвался. Заклеишь!
Чугун глянул вдоль ствола.
– Так дуло кривое! Как из него стрелять-то?
– Тебе, можно сказать, честь оказана, дубина! – обиделся прапор. – Именное, можно сказать, оружие! Гордиться должен, а он кобенится тут, имя героя позорит!
Чугун хотел было возразить, но прапор опередил его.
– Кругом, воин, я сказал! – гаркнул он. – Шагом марш!
Салаги вошли в казарму, остановились на пороге, оглядываясь.
– Салабонов пригнали! – лениво прокомментировал кто-то из дальнего угла.
– О, зеленая поросль! – С ближней койки спустил босые ноги и поднялся парень в тельнике и закатанных по колено штанах – приземистый, ниже Воробья, но невероятно широкий в плечах и груди, с мощными короткими руками в наколках. Не выпуская сигарету изо рта, он подошел к молодым, брезгливо оглядел каждого. – Равняйсь! Смир-рно! – скомандовал он. – Поздравляю с прибытием в доблестную девятую роту!
Он склонил голову, прислушался.
– Я не понял, воины! Пробуем еще раз. Поздравляю вас с прибытием в доблестную девятую роту!
– Ура! Ура! Ура! – грянули салаги.
– Забодал, Хохол! – приподнялся кто-то из дедов. – Иди на плацу их дрочи, дай поспать!
– Вам слова не давали, ефрейтор, – не глядя ответил тот. – Меня зовут сержант Погребняк, – продолжал он, прохаживаясь вперед и назад перед новобранцами. – Забудьте, кем вы были в учебке! Здесь вы не отличники и не двоечники, здесь вы вообще никто! И я лично буду драть вас день и ночь, чтобы сделать из вас нормальных бойцов!
Салаги уныло переглянулись – все это было уже знакомо.
– Не понял… – насторожился Хохол. – Я внятно выражаюсь, воин? – остановился он перед Лютым.
– Так точно, товарищ сержант!
– Значит, так… – Сержант глянул на часы. – До двадцати одного часа вылизать всю казарму, чтоб блестело, как котовьи яйца! В двадцать два – выход на боевое задание! Время пошло!
Лютый и следом за ним остальные, пригнувшись, короткими перебежками крались в темноте. Потом по-пластунски подползли к колючке и затаились.
За колючкой, огораживающей закуток около склада, стояли клетки. Прапор в трусах и шлепанцах на босу ногу кормил кроликов, подсыпал в клетки траву, чесал их за ушами.
– На, мой хороший… И тебе, и тебе тоже… Ай ты мой ушастенький…
Когда он скрылся в дверях, Лютый достал штык, соединил с ножнами и перекусил несколько ниток колючки у земли.
– Слушай сюда. Моя с Воробьем – первая справа. Джоконда, Стас – ваша третья, чтоб не толкаться. Воробей, открываешь и сразу бежишь, я беру – и за тобой. Чугун, страхуешь здесь… – Лютый огляделся, коротко выдохнул и скомандовал: – Вперед!
Они проползли под колючкой, потом одновременно бросились к клеткам. Воробей и Стас распахнули дверцы, Джоконда и Лютый схватили по кролику и кинулись прочь. С разбегу упав на землю, проползли обратно и побежали в темноту.
Прапор вылетел из дверей с пистолетом.
– Стой! Стой, суки, стрелять буду! – истошно заорал он. Потерял на бегу шлепанец, споткнулся и растянулся во весь рост.
Воробей стоял на коленях, прижав одной рукой кролика к бревну. В другой мелко дрожал занесенный штык.
– Не могу! – сказал он наконец. – Лучше меня режьте – не могу!
– Вот урод пернатый! – Лютый забрал у него штык, перехватил кролика. Решительно занес лезвие.
Кролик таращил на него глаза, испуганно подрагивал носом. Лютый занес штык еще выше… И опустил.
– Давай ты, Чугун!
– А я чо, крайний?
– Быстрей, пацаны! – Стас тревожно оглянулся. – Залетим же сейчас!
– Ну так режь сам!
– Давайте на пальцах кинем, – предложил Воробей.
– Дай, – вдруг спокойно сказал Джоконда. Он взял штык, опустил его и замер на мгновение, сосредоточенно глядя перед собой холодными глазами. Коротко замахнулся и с хрустом рубанул лезвием.
Хохол, долговязый носатый Афанасий, плосколицый казах Курбаши и салаги сидели в каптерке вокруг стола с обглоданными косточками.
– А сержант у вас кто был? – спросил Хохол, сыто ковыряя спичкой в зубах.
– Дыгало.
– Сашка Дыгало? – удивился Афанасий. – Я думал, списали его вчистую.
– Да, это вы попали, пацаны, – протянул Хохол. – Не позавидуешь. У него крыша-то совсем съехала. По ночам тут орал, зубами скрипел – боем командовал, спать не давал, пока в госпиталь в Ташкент не отправили… А ведь нормальный парень был, веселый… Как это называется-то, медицина? – толкнул он Курбаши.
– Контузия называется.
– Я думал, умное слово скажешь, чурка. Это я и без тебя знаю.
– Белоснежка там еще? – спросил Афанасий.
– Там, – ответил Лютый.
Все засмеялись, переглядываясь.
– Гляди. – Афанасий задрал тельник. На груди у него был выколот девичий профиль. – Ну как, похожа? А, художник?
– Более-менее, – уклончиво ответил Джоконда.
– Это пацан по памяти колол, через год уже… – Афанасий любовно скосил глаза на наколку. – А Помидор, слышь… – скис он вдруг от смеха. – Ему самылинский пулемет, покоцанный, выдал! – указал он на Чугуна. – Новый-то вместо него, видать, списал и духам уже толкнул!
– Он что, с духами оружием торгует? – удивился Воробей.
– А что, он один? Ты чо, вчера родился? – пожал плечами Хохол. – Из наших же стволов по нам бьют. Редко когда чужое встретишь.
– Помнишь, на Усаму когда нарвались, – сказал Курбаши, – «эм-шестнадцатые» потом нашли, американские.
– А я все понять не мог, из чего стреляют-то – музыка не та, – кивнул Афанасий.
– Усама – это кто? – спросил Чугун.
– Лучше бы тебе не знать, – усмехнулся Хохол. – Командир «черных аистов». Арабы-наемники… Вот не дай бог опять встретиться. Как вспомню, так вздрогну…
В каптерку заглянул дневальный:
– Атас! Помидор по роте шарится!
– Собрали все, быстро! – скомандовал Хохол.
В одно мгновение кости завернули в газету и сунули за шкаф, на стол выставили чайник.
Прапор распахнул дверь и замер на пороге, принюхиваясь маленьким подвижным, как у кролика, носом.
– Заходите, товарищ прапорщик, – нагло улыбнулся Хохол. – Чайком вот балуемся…
– Все равно ведь найду гадов! На губе сгною! – прошипел Помидор. – У саперов собаку возьму, по следу пущу! – Он кинулся дальше по казарме.
– А вдруг правда пустит? – опасливо спросил Стас.
– Да насрать, – лениво потянулся Хохол. – Через три дня на боевые. Война все спишет.
БТРы с бойцами на броне шли колонной по извилистой дороге. Здесь, в предгорье, склоны по сторонам дороги были еще пологими, под неглубоким обрывом в широком каменистом русле, разбившись на несколько спокойных потоков, текла река. Далеко впереди, изломав горизонт, поднимались горы.
Время от времени то слева, то справа на обочине дороги попадались ржавые остовы сгоревших грузовиков, завалившийся набок танк в черных пятнах копоти, опрокинутый кверху колесами БТР с распоротым взрывом днищем и отлетевшей далеко в сторону башней, прогоревшие до дыр, зависшие над обрывом бензовозы. Стояли, пропуская колонну, саперы со своими пиками и собаками на поводках. Окапывались, развернув пушки в сторону гор, артиллеристы. Прогрохотала над головами и ушла вдоль реки пара «крокодилов» с ракетами на подвесках.
Салаги с настороженным любопытством вертели головами по сторонам.
Джоконда, пристроив блокнот на коленях, торопливо набрасывал портрет командира роты Быстрова. Тот ехал на следующей машине, по пояс, как сфинкс, возвышаясь из люка. На его грубом рябом лице, неподвижном, как маска, из-под тяжелых нависших век светились неожиданно яркие синие глаза.