Карта дней
Я твердо хотел оставить все это позади. Уехать и не возвращаться. Но мисс Сапсан просто так «нет» не скажешь, и к тому же я обещал помочь друзьям хоть немного познакомиться с настоящим. Брать такое обещание назад было бы как-то неправильно.
– Ладно, – сказал я. – Сегодня вечером.
– Превосходно.
Она уже собиралась уходить, как вдруг что-то вспомнила.
– О, пока не забыла, – вытащив конверт из другого кармана, она протянула его мне. – На покупки.
Я заглянул внутрь: конверт был битком набит пятидолларовыми купюрами.
– Этого будет достаточно?
– Гм… Да, думаю, будет.
Она элегантно кивнула и направилась к дому, оставив меня с конвертом в руке и слегка ошеломленного.
– Столько дел, столько дел, – бормотала она на ходу, потом крикнула мне через плечо: – Сегодня вечером!
И подняла указательный палец вверх.
Глава третья
Поскольку родительский трехдверный седан мог вместить только половину группы, нам пришлось отправиться по магазинам в две смены. В первую входила Эмма, потому что я всегда оказывал ей особое внимание и не собирался этого скрывать; Оливия – потому что она была веселая, а я сейчас не отказался бы чуть-чуть повеселиться; Миллард, потому что он все равно не оставил бы меня в покое, и Бронвин, потому что только она смогла бы открыть застрявшую гаражную дверь. Хью, Горацию, Еноху и Клэр я пообещал, что приеду за ними через пару часов. Правда, Гораций все равно заявил, что обзаводиться новой одеждой не собирается.
– В тот день, когда деним стал приемлем для повседневного ношения, – сказал он, искоса глядя на меня, – современная мода полностью утратила мое доверие. Подиум сейчас выглядит, как сборище бродяг.
– Тебе нужна новая одежда, – возразила Клэр. – Так сказала мисс Сапсан.
– Мисс Сапсан сказала, мисс Сапсан сказала, – Енох сердито посмотрел на нее. – Ты похожа на заводную игрушку.
Мы оставили их препираться сколько душе угодно, а сами отправились в гараж. С помощью некоторого количества скотча, проволоки и точечной сварки (осуществленной Эммой) мы сумели навесить обратно водительскую дверь. Она все равно не открывалась и не закрывалась, но с четырьмя дверями шансов, что к тебе придерутся любопытные полицейские, все-таки меньше, чем с тремя. Закончив ремонт, мы набились внутрь и уже через минуту катили в тени баньянов по улице, бежавшей вдоль хребта Нидл-Ки. По обе стороны возвышались большие дома, между ними проглядывало море. Мои друзья впервые увидели столько этого мира при свете дня. Они молча впитывали открывшееся им зрелище: девочки прилипли к окнам сзади; дыхание Милларда туманило стекло с пассажирской стороны. Я попробовал представить себе, как все выглядит для них – эти пейзажи, для меня давным-давно ставшие почти невидимыми. К югу остров сделался ýже, большие особняки уступили место домам поменьше, а те в свою очередь – россыпи приземистых многоквартирных муравейников родом из семидесятых, чьи названия были написаны на аляповатых табличках: «Полинезийские острова», «Райские берега», «Остров фантазии». В коммерческой зоне красок стало больше: лавки с розовыми крышами, торговавшие всякой всячиной – от крема против загара до чехлов на пивные банки; ярко-желтые магазинчики рыболовных принадлежностей; риелторские офисы под полосатыми навесами. И, разумеется, бары – ряды бамбуковых факелов пляшут, двери так и летают туда-сюда, пропуская морской бриз внутрь и скрипучие трели караоке, слышные до самого моря, наружу. Ехать тут было можно только со скоростью ледника, а дорога так была запружена пьяными от солнца пляжниками, что ничего другого не оставалось, кроме как петь. За всю мою жизнь здесь ровным счетом ничего не изменилось. Словно в пьесе, которая идет на сцене уже который год, можно было выставлять часы по движениям актеров и смене декораций: вот европейские туристы, красные как лобстеры, вянут в тени капустных пальм, хоть эти пальмы толщиной с карандаш; вон рыбаки выстроились, как постовые, вдоль моста: поля шляп и животы обвисли, удочки заброшены на мелководье, рядом – переносные холодильники.
Оставив остров позади, мы взлетели над заливом, сверкающим в лучах солнца. Шины мерно жужжали по металлическим решеткам моста. Спустившись на «Большую землю», мы оказались в архипелаге мини-моллов и шопинг-центров, окруженных океанами парковок.
– Какой странный пейзаж, – заметила Бронвин, нарушая затянувшуюся тишину. – Почему из всей Америки Эйб решил поселиться именно здесь?
– Флорида раньше была одним из лучших мест, где могут спрятаться странные, – объяснил Миллард. – Так, во всяком случае, было до пустóтных войн. Здесь зимовали передвижные цирки: вся середина штата – гигантское бездорожное болото. Говорили, что любой чужак, каким бы странным он ни был, может найти здесь себе место – или исчезнуть.
Мы оставили позади бежевый центр города и устремились в захолустье. Мимо закрытого стокового центра, мимо недостроенного жилого квартала, медленно сдающегося под напором подлеска, – за всем этим вставал самый огромный из всех мегамаркетов. Туда-то мы и направлялись.
Я свернул на Пайни-Вудс-роуд – коридор длиной в милю, вдоль которого столпились все городские дома престарелых, трейлер-парки для тех, кому больше пятидесяти пяти, и кварталы для пенсионеров. По обеим сторонам улицы выстроились билборды, без обиняков рекламировавшие больницы, клиники неотложной помощи и кладбища. Все в городе звали Пайни-Вудс-роуд «Дорогой на небеса».
Увидев большой знак с изображением круга из сосен, я начал тормозить, но в себя пришел, только когда уже повернул: в шопинг-центр, куда мы направлялись, можно было доехать несколькими разными способами, но привычка привела меня именно на этот маршрут. Я отвлекся и машинально повернул к Серкл-виллидж – району, где жил дедушка.
– Упс, не туда, – проворчал я, остановился и сдал на попятный.
Но не успели мы развернуться и опять выехать на дорогу, как заговорила Эмма.
– Подожди минутку, Джейкоб. Погоди.
Моя рука замерла на рычаге переключения передач, а по всему телу прокатилась легкая волна ужаса.
– Да?
Эмма огляделась, вытянув шею, чтобы посмотреть в заднее окно.
– Здесь же раньше жил Эйб, да?
– Да.
– Ой, правда? – воскликнула Оливия, нагибаясь между водительским и пассажирским сиденьем.
– Я свернул случайно, – сказал я. – Ездил сюда так много раз… просто мышечная память сработала.
– Как интересно, – заявила Оливия. – Можем мы тут осмотреться?
– Извините, сегодня на это никак нет времени.
Я украдкой бросил взгляд на Эмму в зеркало заднего вида. Мне было видно только ее затылок: она развернулась и глядела в заднее окно на пост охраны у въезда в квартал.
– Но мы ведь уже здесь, – возразила Оливия. – Помните, мы же всегда говорили, как было бы хорошо сюда заехать? Неужели вам не интересно, в каком доме он жил?
– Нет, Оливия, – возразил Миллард. – Это плохая идея.
– Ага, – поддакнула Бронвин и качнула головой в сторону Эммы. – Может, в другой раз.
До Оливии наконец-то дошел намек.
– Ох. Да. Знаете, мне вообще-то тоже не хочется…
Я включил поворотник и уже собирался выехать обратно на дорогу, когда Эмма посмотрела, наконец, на меня.
– Я хочу заехать. Хочу посмотреть его дом.
– Правда? – удивился я.
– Ты уверена? – осторожно спросил Миллард.
– Да, – она нахмурилась. – И не надо так на меня смотреть.
– Так – это как? – не понял я.
– Как будто я с этим не справлюсь.
– Никто такого не говорил, – запротестовал Миллард.
– Зато вы это думали.
– А как же покупка одежды? – я все еще надеялся увильнуть.
– Думаю, мы должны принести ему дань уважения, – твердо сказала Эмма. – Это важнее одежды.
Идея устроить им экскурсию в полупустой дом Эйба выглядела совершенно нездоровой, но отказывать сейчас было бы жестоко.
– Ну, ладно, – нерешительно сказал я. – Только на минуточку.