Брак поневоле (Невеста поневоле)

Она не могла даже представить, почему он не обратился прямо к ней, а предпочел говорить с ней через отца, словно она была ребенком или слабоумной.
– Ну, она хочет узнать все, что можно, – улыбнулся сэр Гораций. – Расскажите нам о князе Хедвиге. Наверное, для него было тяжелым испытанием быть вдали от родины все эти годы, когда его страна находилась под гнетом Наполеона.
Последовала небольшая пауза, затем капитан Чеверли согласился, что действительно это поставило его высочество в нелегкое положение.
– Князь был в добром здравии, когда вернулся? – поинтересовался сэр Гораций.
– По-моему, да.
– Вы разве не встречались с ним? – спросил сэр Гораций.
– Я видел его высочество всего несколько минут сразу же по его возвращении в Мелденштейн, – ответил капитан Чеверли. – Это было вскоре после прекращения сражений, и наш полк проходил через страну. Народ принимал нас с большим восторгом. Моя тетя, естественно, испытывала огромное счастье от того, что Европа больше не находится под пятой тирана.
– Ну конечно! – воскликнул сэр Гораций. – Я часто думал о княгине и о том, что она перенесла, когда казалось, что Наполеон непобедим. Мне известно также, что финансовое состояние Мелденштейна полностью зависело от победы Британии.
– Деньги всегда представляют чрезвычайную ценность как для государства, так и для частного лица, – сказал капитан Чеверли, слегка скривив губы. – Мелденштейн – по-прежнему богатая страна, и этим, без сомнения, объясняются многочисленные расточительные торжества, посвященные грядущему бракосочетанию.
Его тон заставил Камиллу взглянуть на него с изумлением.
«Почему он так резок? – подумала она. – Что заставляет его не просто цинично, а с открытой враждебностью относиться к моему замужеству?»
Позже, когда гости перешли из столовой в гостиную, сэр Гораций поднялся наверх проведать жену, а Камилла осталась наедине с баронессой и капитаном Чеверли. Он встал возле камина, и Камилла не могла не заметить, как великолепно он сложен. Его мундир, выкроенный, без сомнения, рукой мастера, сидел на нем как влитой, кончики воротника были жестко накрахмалены, галстук, завязанный замысловатым узлом, который назывался «математическим», был само совершенство. Вместе с тем, несмотря на подобную элегантность, в капитане Чеверли ощущались мужественность и сила.
– Я рассказывала мисс Лэмберн, как прекрасен будет Мелденштейн во время бракосочетания, – изливала свои чувства баронесса. – Повсюду цветы – в окнах домов, в садах, в венках на головах наших девушек. Цветы покроют наши горы, словно пестрый, изысканно сотканный ковер.
– Вы весьма поэтичны, мадам, – заметил капитан Чеверли.
Камилла подумала, что он насмехается над баронессой. По какой-то необъяснимой причине она снова почувствовала, что капитан Чеверли настроен крайне враждебно по отношению к ней. Он повернулся и посмотрел на нее. В его глазах, Камилла была уверена в этом, она снова увидела презрение, как и тогда, в первый момент их встречи.
Что было не так? Что она сделала? За что он презирает ее? Эти вопросы мучили ее всю ночь, когда она лежала без сна, терзаемая мыслями о будущем. Она пыталась убедить себя, что все это ей только кажется, что капитан Чеверли просто очень избалованный и неприятный молодой человек, раздосадованный тем, что ему приходится выполнять поручение своей тетки вместо того, чтобы кутить и развлекаться в Лондоне.
«В этом, должно быть, все дело», – подумала Камилла, поскольку другого объяснения не было.
Камилла вспомнила, как часто после победы капитана Чеверли на скачках она вспоминала о нем, и подумала, что грезы и мечты никогда не должны становиться реальностью, потому что могут принести только разочарование.
Наступил рассвет, и Камилла оделась побыстрее, чтобы успеть в последние мгновения попрощаться со всеми, кого знала и любила. Она прошлась по саду, долгим взглядом окинула свой дом и, наконец, пошла проститься с матерью.
Когда она спустилась, ее уже ожидала очень дорогая и модная дорожная карета, которую прислали из Лондона.
«Какое счастье, что нам не пришлось покупать ее!» – подумала Камилла.
Карета слишком мало могла бы пригодиться им в будущем, за исключением тех случаев, когда надо было отвозить леди Лэмберн на воды, поэтому сэр Гораций просто нанял ее на месяц вместе с четверкой хорошо подобранных чалых лошадей, мчавших экипаж с превосходной скоростью.
Карета, установленная на прекрасные рессоры, быстро катила по пыльным дорогам. В багажной коляске, следовавшей за каретой, ехали камеристка баронессы и молоденькая девушка по имени Роза, которую Камилла взяла с собой и Мелденштейн. Леди Лэмберн желала нанять кого-нибудь постарше, но Камилла настояла, чтобы с ней ехала ее сверстница.
Роза, добрая и участливая девушка со щеками, словно румяные яблочки, появилась в доме совсем недавно, однако успела доказать, что она не только отличная горничная, но и умелая камеристка. Она любила шить и обладала природным умением обращаться с платьями. Камилле захотелось, чтобы именно Роза была с ней на чужбине.
– Со мной должен быть кто-нибудь, с кем я могла бы говорить о доме, – сказала Камилла, когда леди Лэмберн возразила против сделанного дочерью выбора. – Роза – девушка из хорошей семьи, всю свою жизнь прожила в этой деревне. Ей знакомо все то же, что и мне. Я могу говорить с ней о местах и о людях, ничего не объясняя. Я не хочу брать с собой незнакомого человека туда, где я и так буду окружена чужими мне людьми.
Леди Лэмберн сдалась. Камилла настояла на своем. Глядя теперь на Розу, аккуратно и скромно одетую в черный костюм и черную соломенную шляпку, она не жалела о своем выборе.
Камеристка баронессы была немолодой и мало-приятной особой. Камилла подумала, что человек, перед которым испытываешь такой же трепет, как и перед людьми, с которыми ей предстояло встретиться, был бы слабой поддержкой для нее в незнакомой стране.
Кроме кареты, в которой должны были ехать они с баронессой, и багажной коляски, у парадных дверей Камилла увидела фаэтон с высоким сиденьем, в котором капитан Чеверли прибыл из Лондона, и это зрелище весьма позабавило ее.
– Вы поедете в одиночестве? – с некоторым удивлением спросил сэр Гораций.
– Я думаю, так будет лучше, если мне придется уезжать вперед, – ответил капитан Чеверли. – Этим мы сэкономим время на постоялых дворах и в других местах, где будем останавливаться. Конечно, это только до Дувра. А когда мы прибудем на яхту его высочества, я отправлю свой фаэтон в Лондон, а вашу карету и багажную коляску сюда.
– Весьма обяжете, – сказал сэр Гораций и повернулся, чтобы попрощаться с Камиллой.
Глаза ее затуманились слезами, и она не смогла бросить последний взгляд на дом, когда карета выезжала из ворот. Она также не увидела ни деревни с утиным прудом, ни зеленых полей, на которых пасся скот, ни маленькой серой церкви, в которой ее крестили.
Спустя некоторое время она пришла в себя и стала смотреть в окно кареты на окрестные деревушки, мимо которых они проезжали. Как же ей хотелось оказаться на солнце, а не быть запертой в тесной духоте кареты! Камилла видела, как мимо проехал капитан Чеверли, и хотя у нее не было ни малейшего желания оказаться в его обществе, все равно она предпочла бы ехать в открытой коляске. Камиллу раздражало, что ее постоянно беспокоили мысли о капитане Чеверли. Она отлично понимала, что, как любая женщина, она не успокоится, пока не выяснит, почему он настроен так враждебно по отношению к ней.
Они выехали рано утром, чтобы успеть за день добраться до Дувра. Когда наступил полдень, жара сделалась совершенно невыносимой, и Камилла почувствовала голод и жажду. Вскоре карета подъехала к придорожной гостинице. Первое, что она увидела во дворе, был фаэтон капитана Чеверли. Его лошадей чистили и поили водой под присмотром конюха. Жена хозяина гостиницы проводила Камиллу и баронессу наверх в очень удобную спальню, где они могли смыть с себя дорожную пыль. Она подала им пахнущие лавандой полотенца и налила горячую воду в умывальник с ярко расписанным тазом и фарфоровым кувшином.