Неруда

  
19. Унамуно и «акционеры патриотизма»
 
На страну обрушился шквал событий. Казалось, вот-вот даст трещину, рухнет здание, возведенное чилийской знатью, которая, как могла, поддерживала шумный водевиль «Война дона Ладислао», и на фоне этого затянувшегося спектакля разворачивала предвыборные маневры, с тем чтобы не допустить победы на президентских выборах кандидата от Либерального альянса — Артуро Аллессандри. Консерваторы предъявили ему обвинение в том, что он «подкуплен золотом», причем — вот новость, так новость! — золотом Перу и одновременно золотом Москвы. Аллессандри, к слову сказать, показал впоследствии свое подлинное лицо ловкого демагога… Президент Хуан Луис Санфуэнтес вместе с военным министром Ладислао Эррасурисом подписали приказ о всеобщей мобилизации. И вот 18 июля 1920 года Федерация студентов устроила чрезвычайное собрание, на котором открыто говорилось о том, насколько опасны для чилийского народа военные приготовления правительства. На другой день на улице Аумада перед домом номер 17, где находилась федерация, собралась толпа разъяренных молодчиков, чилийских «белогвардейцев», которые выкрикивали, размахивая оружием: «Да здравствует война!», «Все на Лиму!» Они набросились на Хуана Гандульфо и Сантьяго Лабарку и, оттолкнув их, ворвались в типографию «Нумен», где крушили все подряд и уничтожили рукопись романа Хосе Гонсалеса Веры «Дом бедноты». Хулио Валиенте — один из совладельцев типографии — был брошен в тюрьму для особо опасных преступников и просидел там шесть месяцев. Столичные газеты не опубликовали ни строчки обо всем, что произошло, но Федерация студентов отпечатала листовки с протестом. Студенты и рабочие раздавали их прохожим прямо на улицах. Многие из смельчаков были избиты полицейскими и взяты под арест.
21 июля во втором часу пополудни реакционеры совершили налет на Клуб университетских студентов. Бандиты порезвились на славу: выбросили из окон мебель и сожгли все, что им попалось на глаза.
А чилийской поэзии пришлось уплатить кровавую дань, почти так же, как через шестнадцать лет в Испании, когда казнили Лорку. Полицейские схватили студенческого вожака и поэта Хосе Доминго Гомеса Рохаса и упрятали в ту самую тюрьму, где сидел Хосе Валиенте. Поэта пытали с такой изощренной жестокостью, что он лишился рассудка. 25 сентября Гомес Рохас умер, вернее, был зверски убит в сумасшедшем доме «Оратес», куда его перевели из тюрьмы. Гомеса Рохаса, поэта редкого темперамента, загубили в самом начале его творческого расцвета.
Дон Мигель де Унамуно {32} в знак протеста и солидарности с передовой чилийской молодежью направил из Саламанки в Сантьяго послание. Оно написано 26 июля 1920 года, но и поныне не потеряло своей актуальности и политической остроты.
«Порядок! Порядок! — возглашают держатели акций патриотизма, точно такие же фарисеи, как те, что повелели распять Христа, обвинив его в измене родине. Ловкие акционеры патриотизма твердят об авторитете власти, дабы скрыть, что эта самая власть обязана служить справедливому устройству жизни — основе основ любого цивилизованного общества. Что у вас, то и у нас. Именно в Чили, в этой благородной и щедрой стране, где смешалась кровь Вальдивии<a name="read_c_33_back" href="#read_c_33" class="note"><sup>{33}</sup></a> и Кауполикана (и немало баскской крови), олигархическая псевдоаристократия, что всегда прячет свои богатства у самого алтаря или под крышей казармы, породила черную легенду о вас, о чилийцах, черную легенду об империалистической стране прусского образца, которая ради наживы увязла по горло в гуано и селитре.
…Алчные акционеры патриотизма. Им ли говорить о любви к родине! Для них родина — это выгодное коммерческое дело, и держатели акций — они, и только они! А у тех, кто не имеет земли, по сути, нет и родины. Те, кому суждено ходить по темным штольням, прорытым под землей, никогда не видят солнца, которое должно светить всем. Вас, я знаю, обвиняют в том, что вы подкуплены перуанским золотом. Что ж, пущен в ход избитый прием! Они не способны на иную уловку, на иную хитрость. Акционеры патриотизма твердо верят, что все делается за деньги. Они не умеют мыслить иначе. Деньги — их единственное Божество.
Они превратили патриотизм в профессию. И стали профессионалами трескучего патриотизма, главными подстрекателями разбойничьего налета на типографию. Я просмотрел список участников этого разбоя. Там числится и „гонщик-sportsman“… Не знаю, как у вас, но по мне эти „аристократы-sportsmen“ — чистые бездельники, как правило, с двумя, а то и без единой извилины в мозгу. Я обнаружил, что в списке учинивших разгром много студентов. Но разве это настоящие студенты, что стремятся к знаниям? Это — школяры лжепатриотизма и шовинизма!
Я знаком с этими жалкими студентами, выкормышами олигархической плутократии и акционеров патриотизма. Я их вижу насквозь. Это они вступают в ряды „добровольных полицейских“, а со временем станут „добровольными палачами“, и, защищая устои правопорядка, изничтожат справедливость, во имя которой и должен существовать этот правопорядок. Настал час самых больших испытаний! Последний мучительный час рождения Нового, рождения поистине всеобщей, всечеловеческой борьбы за торжество справедливости на земле. Империалисты-плутократы и милитаристы пытаются удержаться на своих последних рубежах. Им ничего не осталось, как громить типографии. Они люто ненавидят интеллигенцию. В ризницах, в казармах, там, где хранятся хоругви и знамена, слово „интеллигент“ цедят сквозь зубы с откровенным презрением. Это — презрение, за которым прячется зависть и гнев бессилия.
Главное развлечение этих вельмож, этих акционеров патриотизма, а по сути, махровых жуликов — картежная игра и рулетка. Здесь, в Европе, по крайней мере в Испании, по-прежнему царит все тот же произвол. Повсюду разгул, азартные игры, гнуснейшая порнография, темные махинации, всюду угодливое прислужничество властям…
Через просторы океана, где погребено столько надежд, но еще больше надежд зародилось, я протягиваю вам мою горячую, трепетную руку…»
  
20. Пансионы и дома бедноты
 
Умер поэт, да здравствует поэт… Гомес Рохас обладал драматическим, вернее, трагическим талантом. Он — поэт молодых, анархически настроенных романтиков. Его смерть была для них тяжелым ударом. Неужели молодежь навсегда лишилась голоса, который воспевал ее с такой страстностью? Неужели потеряла поэта, что дышал полной грудью, находил простые и вместе с тем великие слова и открывал подлинную красоту, чуждую пышной красивости?
Но каждый народ, каждое поколение, испытывая потребность сказать о своих чувствах и переживаниях, выдвигает личность, способную выполнить эту высокую миссию. Так вышло и в Чили, где очень скоро люди увидели, что явился новый поэт, который говорит от имени всех.
На литературном конкурсе, организованном при участии Федерации студентов, премию получил Неруда. Жюри обнародовало свое решение 14 октября 1921 года, а на следующий день в журнале «Кларидад» появилось стихотворение, которое выучили наизусть тысячи молодых людей. Стихотворение называется «Праздничная песнь».
 
 
Пылью клонятся хлеба налитые,
 
грозная дрожь пробегает по недрам,
 
и выступают в строю молодые,
 
как паруса, окрыленные ветром [10].
 
 
В автобиографическом пятикнижии Неруды — «Мемориал Исла-Негра» — есть стихотворение под названием «1921», где говорится об этом событии: «Октябрь… Праздничная песнь… Весны награда, / Пьеро, неведомый, мою поэзию на волю отпускает, / и та к безумству устремилась. / А я, худой, как черной шпаги острие, / иду еще угрюмый, одинокий / средь чуждых масок и цветущего жасмина / и рассекаю грустью южных ветров / толпу под звон бубенчиков и взлеты серпантина».