Неруда

Спустя восемь или десять месяцев после выхода книги Альбертина с помощью двух адвокатов возбудила судебное дело против Серхио Ларраина. Решением суда его заставили вернуть письма владелице… но они уже были опубликованы.
Почему Альбертина разрешила опубликовать эти письма? Быть может, не захотела унести в могилу свою тайну? А может, на старости лет поддалась соблазну — пусть ее запомнят двадцатилетней девушкой в сером берете, вдохновившей великого поэта на любовные стихи, пусть имя ее всегда будет окутано романтическим ореолом?!
Фернандес Ларраин — ярый политический враг Неруды, богатый помещик из Мелипильи, принял непосредственное участие в «Ариостасо» — безуспешном мятеже против Народного фронта, который вспыхнул 25 августа 1939 года. Возглавил мятеж генерал Ариосто Эррера. Спустя три года после событий в Африке {52} он возмечтал стать чилийским Франко и свергнуть конституционное правительство президента Педро Аггире Серды, одного из лидеров радикальной партии. Фернандес Ларраин питал слабость ко всем каудильо на свете. Он исхитрился стать членом всех антикоммунистических лиг, куда его допустили. Этот воитель показал и свое обличье, и свою прыть, будучи депутатом парламента, а потом сенатором от консервативной партии. Позже исполнилась его голубая мечта: он успел стать послом в Испании при жизни Франко. Смерть каудильо была им оплакана такими горючими слезами, будто мир потерял одного из самых великих людей XX века.
Но при всем том как же Ларраин осмелился, преступив закон, нарушив моральные нормы, завладеть чужими письмами и, мало того, опубликовать их, зная, что не миновать громкого скандала? Ведь что ни говори, а это — письма идейного противника, которого он, Ларраин, в свое время пытался опорочить, оклеветать. Ему ли не помнить, что Неруда в резкой, атакующей статье изобличил его нравственное и политическое банкротство?
Тут, очевидно, следует принять в расчет не одно, а несколько соображений, способных прояснить все психологические мотивы, весь сложный механизм страстей, интересов, притязаний Ларраина как человека, готового совершить столь противоречивые с виду поступки.
Может, в нем живет неодолимая тяга именно к тем, кто в его глазах — изверг, исчадие ада? Есть определенный тип людей, которых всегда влечет к тому, кого они ненавидят прилюдно, в открытую. Некая магнетическая сила заставляет такого человеконенавистника погружаться в самые глубины жизни того, кому он же приписывает все смертные грехи.
Быть может, таким изощренным, вернее, извращенным способом он отдает должное своему недругу, который владеет тем, чего у него, при всех деньгах, нет и не будет! А ему неймется заполучить это сокровище.
Именно — неймется. Ведь маленький феодал из Мелипильи дорого бы заплатил, лишь бы его считали писателем, творческой личностью, интеллектуалом! Бесталанный Ларраин льнет к чужим талантам. А чтобы найти к ним ход, он готов на подкуп, а то и на обман. Ну что его связывает, к примеру, с такой яркой фигурой XX века в Испании, как Мигель де Унамуно? Однако Ларраин добывает письма автора «Агонии христианства» и публикует их ни больше ни меньше как со своим предисловием. Дело сделано! В руках у него входной билет в мир литературы, а то, что он проник туда в чужом облачении — ему наплевать…
В 1975 году Фернандес Ларраин издает в Испании отдельной книгой письма Пабло Неруды к Альбертине Росе, а в 1978-м в Сантьяго издательство «Андрес Бельо» выпускает в свет «Любовные письма Габриэлы Мистраль к Альфредо Видела Пинеде и тридцать восемь писем к поэту Мануэлю Магальянесу Моуре». Кто станет отрицать ценность этих писем? А письма к Магальянесу — неожиданно открытая золотоносная жила! — переворачивает наше представление о мире чувств Габриэлы.
Этим письмам, которые стали козырем в руках заурядного компилятора и сделали его членом Чилийской академии словесности, нет цены. Самая звонкая монета — ничто в сравнении с их литературной и исторической значимостью. Это богатейший материал, богатейший источник для понимания сокровенного мира тех, кто их писал. Они дают совершенно новые штрихи к портрету, корректируют сложившийся в нашем представлении образ.
Альбертина в конечном счете продала письма Неруды. Вызволив свое сокровище из цепких рук Фернандеса Ларраина, она спрятала его в подвале Внешнеторгового банка Испании, в Сантьяго, а потом согласилась продать президенту банка — тот приехал на совещание Генерального правления акционеров—115 писем, 17 стихотворений, написанных рукой поэта, и несколько фотографий.
  
33. Любовь и поэзия
 
Письма Неруды к Альбертине Росе — уникальное, бесценное дополнение к его литературному творчеству раннего периода. Они неотделимы от нерудовской поэзии, от «Собранья сумерек и закатов», от «Восторженного пращника», от «Двадцати стихотворений о любви». В них, как в интимном дневнике, воссоздан мир переживаний поэта, отражены все его душевные волнения, терзания, все проблемы, помыслы, планы. И помимо всего, они рисуют картину того времени, той жизни…
Любовь Пабло и Альбертины зародилась в старинном здании Педагогического факультета, которое стояло на перекрестке проспекта Аламеда и улицы Кумминга. Вместе они слушали одни и те же лекции, вместе гуляли по коридору в перерывах между занятиями. И Пабло и Альбертина — из чилийской провинции, оба — южане. Он жил в Каутине, она — в Арауко, в Лота-Альто, поблизости от угольных рудников, что вдохновили Бальдомеро Лильо на знаменитую книгу рассказов «Под землей». Альбертина тоже выросла на земле индейцев мапуче, в краю бесконечных дождей. Но в ее семье все учительствовали… Что-то в лице Альбертины и еще заметнее в лице ее родного брата Рубена выдавало индейскую кровь…
Лекции, занятия — утром и вечером. Литература, грамматика французского языка, латынь, психология… Однако, на беду молодых влюбленных, через год в Университете города Консепсьон открывается отделение французского языка. По воле отца Альбертина едет учиться в Консепсьон — это совсем недалеко от Лота-Альто, от ее дома. Поэт тяжко переживает разлуку.
Каким остался в памяти Альбертины ее возлюбленный шестьдесят лет спустя после их романа? «Пабло был на год моложе меня. Стихи читал врастяжку, каким-то полусонным голосом. Он был худой и молчаливый. Всегда провожал меня до пансиона, где мы жили с братом».
Сколько времени они были вместе? «Думаю — год, а может, чуть больше. На каникулы мы ездили в одном поезде, а в Сан-Росендо расставались. Я доезжала до Консепсьона, а он — до Темуко. Тогда каникулы были в сентябре, целый месяц, а потом — в декабре».
Альбертина проучилась на Педагогическом факультете два года, а поэт — до конца, все четыре. От Сантьяго до города Консепсьон — пятьсот километров. Для Пабло это огромное расстояние, и потому в его письмах столько тоски. А казалось ли Альбертине, что он так далеко от нее? Она отвечала не сразу, или скупо, кое-как, или вовсе не отвечала…
Альбертина была целиком во власти семейных уз и чувства долга. Ее отец Амбросио Асокар Пенья и мать Хуана Сото Родригес — учителя. Значит, и она станет учительницей. В одном из писем Неруда упрекает Альбертину за сухость ее эпистолярного стиля и говорит, что у нее самый настоящий «комплекс учительницы». Со школой были связаны три брата и обе сестры Альбертины. Старшего брата звали Виктором, за ним идет Рубен, автор поэтических книг «Дверь» и «Люди острова». Аугусто, самый младший, умер совсем молодым. Старшая сестра — Этельвина, средняя — Аделина. Альбертина — самая последняя. Все три женских имени с окончанием на «а».
Однажды воскресным вечером, много лет спустя, я пришел к Рубену и застал там трех его сестер, уже старых женщин. Однако, глядя на них и на Рубена, я понял, что они еще бодры, хоть куда…
Учебный год в чилийских университетах начинается в марте. В конце февраля, на исходе лета, молодые провинциалы, мечтавшие поступить в столичный университет, садились в вагоны третьего класса, и колеса поезда, летящего по рельсам, перерезали «пуповину», которая связывала их с семьей, с беззаботным отрочеством. Я, к примеру, испытал именно такое чувство…