Неруда

А вот одно из немногих писем, отпечатанных на машинке. «Я стукаю на машинке, возомнив, что уже освоил это дело… Оказывается, так куда легче солгать. Это машинка доктора Аугусто Винтера. Я пишу на ней все вечера, отвечаю на письма… Надо же, вместо слова „отвечаю“ у меня — „овечаю“! И сразу сделалось грустно». В начале письма все тот же упрек: «Альбертина, какая ты недобрая! Совсем не пишешь!» Неруда шлет ей в письмах и свои стихи… Он надеется, что его «взбодрят загородные прогулки», пускает лошадь в галоп по холмам. Набивает карманы лесными орехами, срывает алые копиуэ, больдо, веточки мирты. С морем у него никак не складывается дружба. Да и, по правде, у Тихого океана слишком суровый нрав. «Ничего не рассказывай морю, — пишет он Альбертине. — Это мой враг. Я его вовсю ругаю, когда купаюсь, плаваю, а оно, злобное, так и норовит меня утопить, исхлестать…»
В эти дни он работает над книгой стихов «Порыв стать бесконечным» и готовится к поездке в Чилоэ. Ему хочется повидать Рубена, который устроился школьным учителем в городе Анкуд. Неруда думает попасть туда в конце ноября. Иногда от Альбертины приходят и ласковые письма. Поэт требует, чтобы она все бросила и переехала к нему.
 
«Зачем ты губишь себя в этой отвратительной школе? Я хочу, чтоб ты была всегда молодой и красивой, какой я тебя полюбил. Пойми, ведь от тебя зависит мое счастье».
 
Но чтобы мечты сбылись, позарез нужны хоть какие-то деньги… Поэт пишет Альбертине, что надумал подзаработать в кино. Из письма мы узнаем, что он отдал в печать новую книгу, что будет руководить журналом «Кабальо де Бастос». По ночам поэт не спит. Днем порой не встает с постели. В восемь вечера, лежа в постели, он пишет письма своей возлюбленной. Наконец получает от издателя немного денег и тратит их в мгновение ока. Теперь у него есть стол. «Только из-за того, что не было стола, я не мог тебе писать…» Альбертина, видимо, удивилась в каком-то из писем, что к нему не приходят ее послания. Неруда отвечает не без колкости: «Как правило, приходят все письма, а в первую очередь те, что посылают». Поэт на все лады расхваливает комнату, которая ждет и ждет Альбертину: «…новые диванные подушки, плетеный коврик из желтой тоторы [51], на нем так удобно сидеть…» Настоящая живая черепаха по кличке Лука. Он с ней ведет разговоры допоздна. Она такая же «словоохотливая собеседница», как и его дорогая Альбертина. Черепахе нравится серебряная бумажка из-под сигарет… Из-за той собачки, которую нарисовала ему в письме Альбертина, ревнивая до смерти черепаха со зла изгрызла книгу о скульпторе Тотиле Альберто Шнейдере. Неруда просит Альбертину известить их общего друга Иоландо Пино, который учится в Германии, о том, что скоро выйдут в свет его книги «Порыв стать бесконечным», «Колода карт» и «Собранье сумерек и закатов». И пусть Иоландо пришлет поскорее свои стихи и стихи любимых им немецких поэтов для журнала «Кабальо де Бастос», который выйдет дней через десять. В конце письма Неруда нежно целует Альбертину, а черепаха сердито фыркает…
22 февраля 1926 года Неруда сообщает Альбертине, что собрался в Анкуд. Последняя новость: к «макаке» Рубену два дня назад прикатил Пабло де Рока.
 
«Оба остановились в захудалой гостинице, я только что оттуда».
 
Следующее письмо — настоящий взрыв негодования. Неруда потрясен: ему возвратили его письма, невостребованные да еще и вскрытые. Таковы новые правила почтового ведомства; в Чили властвует военная диктатура, и немудрено, что письма распечатывают.
 
«Тебе, видимо, все равно, что тайны наших сердец откроются совершенно чужим людям. Ну и ну! Теперь я готов думать все, что угодно, о твоей персоне. Такая же участь, скорее всего, постигла мои письма из Темуко, из Осорно, из Пуэрто-Монта. Да, Альбертина, время бежит, и ты уже не та».
 
А через несколько дней — совершенно иной тон. Радостное письмо, в котором Неруда говорит, что ему вдруг повезло: его направляют во Францию для совершенствования — вот смеху! — французского языка. В Министерстве народного образования уже подписан приказ. Одна загвоздка — дадут ли билет. Неруда просит у Альбертины фотографию, но непременно в профиль. Вот такую — и поэт для ясности рисует собственный силуэт.
  
38. Разрыв с богемой
 
Это были времена, когда поэты — студенты Педагогического факультета — устраивали вечера в главном здании Чилийского университета. На этих вечерах чаще всего читали свои стихи Пабло Неруда, Хулио Бенавидес и Виктор Барберис. Позже Виктор Барберис стал моим учителем французского языка в городе Курико и первый открыл мне стихи автора тоненькой книжки «Собранье сумерек и закатов», стихи Неруды — своего товарища по университету, где они оба страстно увлекались литературой… На поэтических вечерах выступал еще и Ромео Мурга, высокий простоватый на вид парень. Вскоре он умер от чахотки.
Молодой поэт Неруда был, что называется, нарасхват. Восторженные девицы целыми делегациями приходили в дом номер 330 по улице Эчауррен и упрашивали поэта выступить в их школах. Не раз они заставали его лежащим на пружинном матраце с самодельными ножками, возле которого стоял ящик из-под сахара — он служил ночным столиком. Поэт великодушно соглашался на просьбы своих поклонниц. Одна из них, Лаура Арруэ, училась в школе номер 1 и жила при ней всю неделю. Молодой Неруда зачастил к Лауре в гости по воскресеньям. Чтобы добраться до ее дома в Пеньяфлоре, он в восемь утра садился в поезд, а в Мальоко пересаживался в дилижанс, запряженный четверкой лошадей… В 1924 году Неруда подарил Лауре Арруэ свою только что вышедшую книгу «Двадцать стихотворений о любви». И при этом дал совет: «Спрячь книгу подальше от своих тетушек, под матрац, а то они ее затаскают и порвут». Перед отъездом на Восток поэт оставил Лауре на хранение рукопись «Порыва стать бесконечным».
Пролетели годы, и Лаура Арруэ стала женой чиновника почтового ведомства — Омеро Арсе, сухонького смуглолицего человека в очках, из-за которых благожелательно смотрели большие темные глаза. Выйдя на пенсию, Арсе стал секретарем Неруды и не расставался с поэтом до самой его смерти. Двадцать лет он печатал на машинке рукописи поэта…
Неруда посвятил ему стихотворение, которое назвал «Арсе». Оно вошло в «Мемориал Исла-Негра».
 
 
Благодарю тебя, Омеро, что ты жил
 
так, будто жизнь моя была твоею.
 
Благодарю за дружбы чистоту,
 
за деньги, щедро данные тобой,
 
когда, как нищий, не имел я хлеба.
 
За руки, поддержавшие меня,
 
когда безвольно опускал я руки.
 
Благодарю, что сил ты не жалел,
 
в путь провожал поэзию мою
 
своею теплотой, сердечной, неустанной [52].
 
 
У Неруды все больше и больше поклонниц, но он грустит. Ему все яснее, что богемная жизнь — не выход из положения, а тупик. Пора отринуть от себя это сумбурное царство ночи, где над всем властвует вино, где в клубах табачного дыма пляшут охваченные страстью Мужчина и Женщина, где не стихают горячечные споры и стелется коварный шепоток. Неруде опостылели эти «взрывы зеленого хохота», мимолетные встречи с платными красотками, что заполняют бары в ночные часы. Юный поэт, сидящий за столиком, среди батареи бутылок, устремлен к иному; его уже не привлекают «безоглядно дерзские беседы». Нет, он не станет таким, как его закадычный друг Рохас Хименес: «…безумец исступленный, он поднимал / в одной руке бокал с плывущим дымом, / в другой — свою блуждающую нежность, / и вот однажды ушел он, спотыкаясь, / послушный воле злого хмеля / в далекий-предалекий край».
Когда к Неруде пришла весть о смерти Рохаса Хименеса, он уже твердо верил, что избежит такой страшной судьбы. Поэт говорит о своем безвременно погибшем друге: «Мимо цвета горького бутылок / и колец аниса и несчастья, / со слезами руки поднимая, / ты — пролетаешь» [53].