Дама сердца

– У меня другие планы, – одними губами произнесла она.
– Какие другие планы? – наклонился он к ней.
– Не знаю.
Эдж вспомнил, что в первый раз, когда увидел Лили, она спросила, умеет ли он рычать. Она подошла к скамье у дома его родителей, держа в каждой руке по бисквиту.
Абсолютно уверенный, что наследник титула обязан делать все, что велит чувство долга, он ответил:
– Конечно. Я умею практически все.
– Тогда порычите.
– Нет, – нахмурился он. – Я еще учусь.
– Лорд Лев не умеет рычать. И летать вы не умеете. Вы вообще ничего не умеете. Только читаете.
– Лорд Лайонел, – поправил он ее.
Она помедлила, изучая его лицо, словно не расслышала сказанное.
– Лайонел – это лев, который как птица пел. Львы рычат. Птицы летают. А вы не умеете ни того, ни другого. Я следила за вами.
– Лорд Лайонел, – стоял на своем он.
Лили окинула его мрачным взглядом:
– Если вы зарычите, лорд Лев как птица пел, получите бисквит. Вкусный. Кухарка готовит его только для меня.
Он протянул руку, но Лили отступила назад, покачивая головой.
И он зарычал. Высунув язык, Лили бросила ему бисквит. Он поймал бисквит одной рукой и снова зарычал. Она повернулась и, смеясь, понеслась к своему дому.
Это был вкусный апельсиновый бисквит.
 
Глава 3
 
Лили во все глаза смотрела на него. Эджворт не имел привычки задирать свой аристократический нос, свысока взирая на окружающих. И все же по положению он был недосягаемо далеко, на самом верху.
– Нет, – ответила Лили на его предложение и, памятуя о хороших манерах, добавила: – Но от души благодарю вас. Это предложение – большая честь для меня. И величайший комплимент. Я буду с нежностью хранить в душе это мгновение. Всегда.
Его глаза все еще ослепляли синевой. А нос, кажется, и правда немного опустился.
– Я ведь поблагодарила вас, – прошептала Лили. Стань она герцогиней, точно оказалась бы в центре внимания. И хотя она не была виновата в том, что когда-то совершила ее мать, неизбежно появились бы сплетни, что она занимает непозволительно высокое для себя место.
Эджворт не шелохнулся с того мгновения, как услышал ее ответ.
– Вы сказали: «Нет». Одно это слово очень много значит.
– Не будете же вы картинно страдать, будто стрела пронзила вас в самое сердце, когда я не ответила согласием, – отозвалась Лили.
– Мне действительно очень больно.
Она опустила голову:
– Охотно верю. Наверное, это из-за потрясения вы не в состоянии продемонстрировать объявшую вас глубокую печаль.
– Точно.
Она легонько подернула плечами, не соглашаясь с ним:
– Почему вы считаете меня подходящей на роль герцогини?
– Если бы вы согласились, я бы с удовольствием поведал вам об этом.
– Вы совершаете ошибку. Я…
Твердо сжав губы, он покачал головой:
– Вы не ошибка.
Все остальные звуки вечера померкли, и Лили всем существом обратилась в слух, ожидая ответа. Внутри все томительно перевернулось.
– Объясните.
Она ясно видела это в его глазах. Немногие осмеливались настаивать на ответе, когда он того не хотел. Он пристально смотрел на нее, но это был не острый как нож взор его отца, не колкий взгляд осуждающих глаз. Эдж словно вытягивал из себя мысли, с трудом выражая чувства словами.
– Я хорошо вас знаю, – резко разрубили воздух слова. – Учась в университете, я вспоминал, как вы со своей сестрой смеетесь. Я и учился усердно, чтобы потом, заняв свое место в палате лордов, сделать страну лучше для таких людей, как вы.
– Из-за смеха? – Теперь ее собственный голос скрипел как колесо.
– Мисс Хайтауэр, никогда не стоит недооценивать звук чистого невинного смеха.
– Никогда бы не подумала, что этого достаточно для предложения руки и сердца.
– Я не делал предложения, – пояснил он. – Просто обсуждал это с вами.
– Хорошо, это, конечно, совсем другое дело.
– Не совсем другое.
– Ну разумеется. – Она улыбнулась. – Если бы я слышала ваш смех, ответ наверняка был бы другим.
Лили покривила душой. Но, чувствуя угрызения совести за отказ, хотела смягчить ответ.
Эдж промолчал.
– Когда вы в последний раз смеялись? – спросила Лили.
– Любой человек затруднился бы ответить на этот вопрос.
– Мне кажется, вам это гораздо труднее, чем остальным.
– Я и представить себе не мог, что такой простой вопрос обернется долгой беседой.
– Ваша светлость, вам следовало ожидать, что предложение руки и сердца перетечет в долгую беседу.
– Я пытаюсь не тратить время на пустую болтовню. – Он вскинул брови. – Вы никогда прежде не называли меня «ваша светлость».
– Уверена, что называла, – возразила она.
– Уверен, что нет. Обсуждение вопросов брака не должно отдалять нас друг от друга.
– Оно и не отдаляет, Эджворт.
– Вы нечасто зовете меня так. Обычно – лордом Лайонелом или Эджем, как мои братья. – Его глаза оставались бесстрастными. – И незадолго до моего несчастного случая вы назвали меня Эджи, чего я не мог простить несколько дней.
– Я повела себя по-детски. Пожалуйста, забудьте об этом.
Он чуть-чуть подался вперед, наклонившись к ее лицу, и еле слышно промолвил:
– Меня по-настоящему занимает один вопрос. Я задавался им много лет.
Лили застыла в ожидании.
– Кто такой болван?
Искоса взглянув на герцога, Лили наклонилась к нему:
– Кто? Кто такой… – Она совсем запуталась, не понимая, о чем думает сейчас Эдж.
– Не важно. По-моему, я это знаю. – В его голосе зазвучали веселые нотки, но в глазах сохранялась невозмутимость. Ни намека на шутку. Ни капли раздражения. Только спокойствие, словно он находился в полном одиночестве.
Если бы Лили могла изменить что-то одно в своей жизни, это был бы момент, когда она рассказала журналисту о внебрачном ребенке его отца. Эджворт ни за что не должен был узнать, что эта информация исходила от нее. Он никогда не простил бы ей этого.
Он отошел, в высшей степени учтиво оставив ее, и Лили почувствовала себя так, словно ее бросили у алтаря.
Сестра без стука пулей влетела к ней в комнату:
– Ты заметила, как долго Фоксворти смотрел мне в глаза после окончания нашего танца? Наверное, целую минуту. – Эбигейл уселась на кровати. – А то и еще дольше. Что ты думаешь?
– Это был незабываемый вечер.
Лили не помнила ничего из того, что происходило сегодня с Эбигейл. Она была поглощена своими переживаниями – приятными и не очень.
Сестра махнула рукой:
– Лорд Фоксворти… Правда ты не заметила, как он смотрел на меня? А после танца мы ускользнули в библиотеку, и он меня поцеловал. Это длилось совсем не пять секунд.
– Ты не должна рассказывать мне все эти вопиющие подробности, – буркнула Лили. – И уединяться с Фентоном Фоксворти.
Эбигейл вздохнула:
– Разве Фентон – не самое прекрасное имя?
– Не прекраснее, чем… я не знаю… Лайонел.
Эбигейл состроила гримасу и тихо произнесла:
– Он смотрел мне прямо в глаза. В самую глубину. Что-то произошло. Может быть, это любовь. С его стороны.
Лили фыркнула:
– Не вздумай в него влюбляться! С ним связывали такое множество женщин, что легче сосчитать тех, с кем он не крутил амуры!
– Любовь, – улыбнулась Эбигейл, и ее глаза затуманились. – Не могу сказать, что я совсем влюбилась. Немного. Это бесподобно! – Она вспорхнула с кровати и пристально взглянула на Лили, добавив: – Надеюсь, ты не ревнуешь к моей дружбе. Я заметила, что вы с ним стояли совсем близко.
Сердце громко стукнуло у Лили в груди. Перед мысленным взором предстало лицо герцога.
– Так о чем вы с Фоксворти разговаривали? – не унималась сестра.
– С Фоксворти? – рассеянно переспросила Лили.
Эбигейл захихикала:
– Это явно было гораздо приятнее, чем твоя беседа с герцогом. У вас были такие лица! Хорошо, что эти выражения не остались с вами навеки. – Она направилась к двери. – А вот если бы выражение лица, с которым Фоксворти смотрел на меня, отпечаталось навсегда… – Эбигейл вздохнула и сменила тему: – Пора завтракать. Отец за столом и наверняка уже закончил с едой.