Эссенция пустоты (СИ)

— Догадываюсь. Но в твоём постоянном присутствии нет необходимости. Прилип, как банный лист…
— А мне весело! — Двойник хлопнул себя по коленкам. — Ты такой забавный, когда строишь из себя серьёзность.
— Нашёл шута.
— Умение смеяться над собой — положительная черта.
— Когда смеёшься над собой постоянно, самооценка падает. И крыша съезжает.
— Ты и так сумасшедший, с тебя не убудет. Так вот! — Он воздел палец в небо. — Что я хотел сказать. Я давно путешествую с тобой, но…
Я так и не узнал, что скрывается за этим «но», потому что двойник вдруг замер и с коротким «О-у» исчез — только его и видели.
Зато в световой круг костра вступил другой человек. Поначалу я не узнал его, потому что виделись мы лишь однажды. Но зато какая это была встреча! Честно говоря, не рассчитывал увидеть его снова, но надо же — он снова меня нашёл.
Бессмертный сел на то же место, где только что сидело Отражение. Он ничуть не изменился: тот же худощавый паренёк с нездоровой кожей и чуть скошенным в сторону носом, короткими волосами, даже в той же одежде — словно он только что явился из казематов Меритари, где мы и расстались.
Я даже не дёрнулся, увидев его, появляющиеся из ниоткуда и исчезающие в никуда типы для меня давно уже перестали быть новостью. В последнее время я вообще перестал чему-либо удивляться. Снова разжал кулак, посмотрел на образец и снова выбросил — у него появился лишний глаз, на макушке. Видимо, я всё же отвлёкся и напортачил в плетении.
— Привет, — сказал парень, чуть помолчав.
— Здравствуй, — отозвался я. — С чем пожаловал?
— Мы наблюдали за тобой.
— Кто это — «мы»?
— Мы — это мы, — отмахнулся он. — Скажем, сила, которую я поддерживаю. Мы видели твои успехи и поражения.
— У меня были успехи? — Я улыбнулся.
— То, что ты считаешь поражением, не всегда оно и есть.
— Пока я только непрерывно бегу и теряю союзников. Не говоря уже о друзьях, — мой голос прозвучал чуть более сухо, чем мне того хотелось.
Бессмертный вздохнул и провёл рукой по волосам, ото лба к затылку:
— Ты сражаешься. Сражений без потерь не бывает. Ни один бой не заканчивается выигрышем обеих сторон.
— Философия, которая не утешает, — я выбросил очередной образец.
— Я не собирался тебя утешать. Это просто факт, который нужно принять.
Не посчитав нужным отвечать, я зачерпнул ещё горсть земли.
— Рад видеть, что у тебя ещё есть силы сражаться.
Бессмертный смотрел на меня без тени иронии, по-доброму, я сразу же поверил в искренность его слов, хотя не предполагал, что способен на это.
— Если бы я мог, — я сжал в руке завершённый образец, намеренно его испортив, — если бы только мог, то бросил бы всё. Не потому, что меня заботят только личные интересы, как раз наоборот. Мне ничего не нужно для себя. Уже ничего. Не осталось того, чего я бы по-настоящему хотел.
— Победы разве не хочешь?
— Победы над кем или над чем? Что это за понятие вообще, что в него входит? Я вот пытаюсь себе ответить на этот вопрос, и как не поверну, а всё одно выходит. Не может быть тут никакой победы. Нечего побеждать. Некого.
— А Грогган что же?
— Он всего лишь одна лопасть огромной ветряной мельницы. Можно с ней сражаться, конечно, но толку-то от этого… Тяжело не иметь судьбы, Бессмертный. Казалось бы — все пути мне открыты, ничто не ограничивает. Только выбирай. И вот я выбираю, выбираю — и к чему прихожу? К отсутствию выбора. Сам у себя его отнял, вот этими вот руками. Победа… Откуда бы взяться победе, если сама война не имеет смысла? И тем не менее я вынужден её вести. Если не воевать, останется только смотреть, как всё, что было когда-то важно, растворяется в пустоте. Утрачивает смысл. А это последнее, понимаешь? Последнее.
— Стало быть, ты с таким упоением сражаешься лишь по инерции? — губы Бессмертного тронула улыбка.
— Упоением? Нет никакого упоения. Есть цель. К ней нужно идти. А насчёт инерции… Нет, тут ты тоже не прав. Кровь всё ещё циркулирует внутри меня. Сердце бьётся. Рука держит меч. Только нет уже прежней наивности, всяких там приятных заблуждений, слепой уверенности и вдохновения. Даже жаль, что всё это ушло. Потому что мой стимул — безвыходность, а это хреновый стимул.
Мой собеседник, постепенно превращающийся в слушателя, ничего не ответил. Наверное, согласился с моими тезисами. А может, и нет. Мне было не важно, по большому счету. Больше чем уверен, он появился здесь именно для того, чтобы послушать, что я думаю — так пусть слушает. Мне не жаль правды. Даже если нам доведётся стать врагами, эту правду он не сможет использовать против меня. Трудно вообще представить хоть что-то, что теперь можно против меня использовать, кроме грубой силы…
— То есть тебе не важно, за что сражаются твои враги?
— У меня один враг. Он сражается за идею, и в этом он молодец. Но я сражаюсь не за идею, и не против неё. Я сражаюсь с врагом. Это не так красиво, не так патетично и даже примитивно, но, увы, по-другому не получается. Однако тебе хотелось бы видеть меня именно противником его идеи. Я прав?
Бессмертный не отвёл взгляда:
— Нет. Твоя война, твои методы. Твои причины.
Я удивлённо поднял брови:
— Надо же, как приятно иметь с тобой дело. Ни в чём не осуждаешь. Но ты не просто так задал свой вопрос. Если хочешь, я могу тебе сказать, что думаю по этому поводу.
— Мне любопытно.
Я разжал ладонь, посмотрел на образец. Наконец то, что нужно. Мышь как настоящая. Но нужно попытаться воспроизвести успех.
— Если я правильно понял, Грогган хочет разобрать Нирион на составляющие, чтобы потом преобразовать их в чистую энергию. И так с каждым миром. Представляю, сколько миров уже постигла эта участь. Должно быть, сотни.
— Тысячи.
— Тебе виднее, — я пожал плечами. — Его идея вроде как заключается в том, чтобы использовать всю эту энергию для создания новой вселенной. Которая будет жить по новым законам. Он что-то молол про принцип старения, но я, наверное, не понял эту часть. Чтобы ничто не старело, нужно убить само время, а без него наше четырёхмерное сущее превратится в замершую трёхмерную картинку.
— Не совсем так, — Бессмертный покачал головой. — Взаимодействие пространства со временем не такое жёсткое, как ты думаешь. То, что он хочет сделать, возможно, если правильно реализовать временны̀е сдвиги.
— Не суть. Меня удивило только то, что его не устраивает существующий порядок. Он замахнулся на изменение фундаментальных законов, по которым живёт вселенная. Амбиции у него те ещё, конечно. Но почему?
Парень задумчиво почесал щеку.
— Грогган — утопист. Ему удалось выстроить в голове схему более совершенного, как ему кажется, порядка. А раз может быть лучше — то зачем следовать худшим правилам? Такова его логика.
— Ты это знаешь, потому что…
— Скажем, мне довелось пересечься с ним задолго до встречи с тобой. Я представляю, как он мыслит.
— В таком случае, какова же твоя позиция относительно его планов?
Бессмертный смотрел на меня, не моргая. Ему удалось увлечь меня разговором, хоть я этого и не хотел. Было в нём что-то такое, что невозможно просто игнорировать.
— А как ты думаешь, какова моя позиция?
— Думаю, вы с ним по разные стороны баррикад.
Бессмертный вздохнул, и его взгляд потух.
— Ошибаешься. Между нами нет баррикад. С моей стороны — точно. Я не поддерживаю его, но и только. А его положение таково, что все, кто не с ним — против него.
— Когда собираешься уничтожить целую вселенную, по-другому и быть не может, — согласился я. — Что-то мне подсказывает, что он не пожалеет живота своего, чтобы достигнуть цели.
— В этом вы похожи.
— Возможно. Но в вопросе перековки Вселенной я с ним не солидарен. Полагаю, это для тебя ключевой момент? Да, идея Гроггана вызывает у меня отторжение. Он не может принять существующий порядок, в нём нет смирения для этого. Он возомнил себя выше самого Творца, решив, что вправе судить о правильности устройства бытия. Но, если разобраться, он — лишь ничтожный смертный, который сам является частью всего этого. Маленькая букашка. Грогган не знает своего места, и никто не может указать ему, где оно, потому что его хозяин — величайшая сила во Вселенной — соглашается с ним. Что может себе думать Тринерон, я даже представить не могу, но, очевидно, у них общая цель.