Эмиль из Леннеберги

– Ни за что! Супница стоила четыре кроны. Лучше поедем в Марианнелунд к доктору. Уж онто освободит Эмиля. И возьмет с нас всего три кроны, так что одну крону мы все же выгадаем.
Маме понравилась папина затея. Ведь не каждый день удается выгадать целую крону. Сколько всего можно купить на такие большие деньги! Перепадет что-нибудь и маленькой Иде, которая будет сидеть дома, пока Эмиль разъезжает по докторам.
В Каттхульте начались поспешные сборы. Надо было привести в порядок Эмиля, умыть и одеть его в праздничный костюмчик. Причесать его, разумеется, было невозможно. Правда, мама ухитрилась просунуть в супницу палец, чтобы выскрести грязь из ушей мальчика, но это кончилось плохо: палец тоже застрял в супнице.
– Тяни его, вот так тяни, – советовала маленькая Ида, а папа Антон здорово разозлился, хотя вообще-то был человек добрый.
– Ну, кто еще? Кому охота прицепиться к супнице? – закричал он. – Пожалуйста, не стесняйтесь! Я возьму большой воз для сена и заодно свезу к доктору в Марианнелунд весь Каттхульт!
Но тут мама Эмиля сильно дернула руку и вытащила палец из супницы.
– Видно, не мыть тебе сегодня ушей, – сказала она, подув на палец.
Из-под супницы мелькнула довольная улыбка, и Эмиль сказал:
– Хоть какой-то прок от этой супницы.
Тут Альфред лихо подогнал повозку к крыльцу, и Эмиль вышел из дому. Он был такой нарядный в полосатом праздничном костюмчике, в черных башмаках на пуговках и с супницей на голове. По правде говоря, супница на голове была, пожалуй, и ни к чему, но, яркая и пестрая, она, если на то пошло, напоминала какую-то необычайно модную летнюю шляпку. Плохо только, что она то и дело съезжала Эмилю на глаза.
Пора было ехать в Марианнелунд. Вскоре все были готовы, и повозка тронулась в путь.
– Присматривай без нас хорошенько за Идой! – закричала Лине мама Эмиля.
Она устроилась на переднем сиденье рядом с папой. На заднем сиденье восседал Эмиль с супницей на голове. Рядом с ним лежала его кепчонка. Не возвращаться же с непокрытой головой!
Хорошо, что он заранее подумал об этом.
– Что приготовить на ужин? – крикнула вдогонку Лина.
– Что хочешь! – ответила мама. – Не до того мне сейчас!
– Тогда сварю мясной суп! – сказала Лина. И тут же, увидев, как яркая, в цветочках, супница исчезает за поворотом, она вспомнила о случившемся и, обернувшись к Альфреду и маленькой Иде, грустно сказала:
– Вместо супа будут пальты  [3] и шпик!
Эмиль уже не раз ездил в Марианнелунд. Ему нравилось сидеть высоко на облучке и смотреть, как петляет дорога. Ему нравилось разглядывать хутора, мимо которых они проезжали, живших там ребятишек, лаявших у калиток собак, лошадей и коров, которые паслись на лугах. Однако на этот раз поездка была не из веселых. На этот раз он сидел с супницей на голове. Она совсем закрыла ему глаза, и он ничего не видел, кроме носков своих собственных башмаков, которые с трудом различал из-под супницы сквозь узкую щелку. Поминутно ему приходилось спрашивать отца:
– Где мы сейчас? Уже проехали «Блины»? Скоро «Поросенок»?
Эмиль сам придумал эти названия для всех хуторов вдоль дороги. Один он назвал «Блины», потому что однажды, проезжая мимо, видел, как двое толстых мальчуганов у калитки уписывали за обе щеки блины. «Поросенком» он окрестил другой хутор в честь маленького резвого поросенка, которому иногда почесывал спинку.
Теперь Эмиль мрачно сидел сзади, уставившись на носки башмаков, и не видел ни блинов, ни резвых поросят. Неудивительно, что он все время ныл:
– Где мы сейчас? Далеко еще Марианнелунд?…
Когда Эмиль с супницей на голове вошел в приемную доктора, там было полно народа. Все, кто сидел в приемной, пожалели мальчика. И понятно: с ним стряслась беда. Только один щупленький старикашка при виде Эмиля не удержался от смеха, словно это так весело – застрять в супнице.
– Хо-хо-хо! – смеялся старикашка. – Уши у тебя, что ли, зябнут, малыш?
– Не-а, – отозвался Эмиль.
– Зачем же ты тогда нацепил этот колпак? – спросил старикашка.
– Чтоб уши не озябли, – ответил Эмиль.
Он за словом в карман не лез, даром что был мал!
Но тут Эмиля позвали к доктору. Доктор не смеялся, он только сказал:
– Здравствуй, здравствуй! Что ты там делаешь в супнице?
Эмиль не мог, конечно, видеть доктора, но поздороваться с ним было просто необходимо. Эмиль вежливо поклонился, низко склонив голову вместе с супницей. И тут раздался звон: дзинь! Супница, расколотая на две половинки, лежала на полу. Потому что Эмиль ударился головой о письменный стол доктора.
– Плакали наши четыре кроны, – тихонько сказал папа Эмиля маме.
Но доктор его услыхал.
– Нет-нет, одну крону вы все-таки выгадали, – заметил он. – Когда я вытаскиваю из супниц маленьких мальчиков, я беру за это пять крон. А на этот раз он сам себя вытащил.
Папа очень обрадовался. Он даже был благодарен Эмилю за то, что тот разбил супницу и выгадал одну крону. Проворно подняв обе половинки супницы, папа вышел из кабинета с Эмилем и его мамой. На улице мама сказала:
– Подумать только, мы опять выгадали. На что же мы потратим крону?
– Ни на что, – ответил папа. – Мы ее сбережем. А пять эре  [4] Эмиль честно заработал. Пусть он их положит дома в копилку.
Вынув из кошелька монетку в пять эре, папа дал ее Эмилю. Угадай, обрадовался Эмиль или нет?
И вот они отправились в обратный путь. Довольный Эмиль, напялив на голову свою кепчонку, сидел позади, зажав в кулачке монетку. Он смотрел на всех детей и на всех собак, на всех лошадей, коров и поросят, какие только попадались ему на глаза. Будь Эмиль просто заурядным малышом, с ним бы в тот день ничего больше не случилось. Но Эмиль был не такой, как все. Вот и отгадай, что он еще натворил! Он засунул пятиэровую монетку в рот, как раз когда они проезжали мимо «Поросенка». И сразу до мамы с папой с заднего сиденья донесся странный звук – «плюк». Легонько икнув, Эмиль проглотил монетку.
– Ой! – сказал Эмиль. – Вот здорово! Как быстро я ее проглотил!
Мама Эмиля снова запричитала:
– Милые вы мои, как нам достать из ребенка монетку в пять эре? Едем обратно к доктору.
– Нечего сказать, здорово ты умеешь считать, – сказал папа. – Неужто мы будем платить доктору пять крон за монетку в пять эре? Что у тебя было в школе по арифметике?
Эмиль спокойно отнесся к происшедшему. Похлопав себя по животу, он сказал:
– Я сам буду своей копилкой: хранить монетку в животе куда надежней, чем дома в копилке. Отсюда ее никому не достать, а из копилки можно. Я уже пробовал открывать ее кухонным ножом, так что знаю…
Но мама Эмиля не сдавалась. Она во что бы то ни стало хотела показать Эмиля доктору.
– Я ведь ничего не говорила в тот раз, когда он съел все пуговицы от штанишек, – напомнила она папе. – Но переварить монетку куда труднее, как бы не было беды!
Она так напугала папу, что тот повернул лошадь и поехал назад в Марианнелунд. Потому что папа Эмиля тоже беспокоился за своего мальчика.
Запыхавшись, вбежали они в кабинет доктора.
– Вы что-нибудь забыли? – спросил доктор.
– Нет, только наш Эмиль проглотил монетку в пять эре, – сказал папа. – Не согласитесь ли вы, доктор, его немножко прооперировать… за четыре кроны и… еще монетку в пять эре в придачу?
Но тут Эмиль дернул папу за сюртук и прошептал:
– Попробуй только отдать ему монетку! Монетка – моя!
А доктор вовсе не думал отбирать у Эмиля монетку в пять эре.
– Никакой операции не надо. Через несколько дней монетка вернется к тебе сама, – сказал он Эмилю. – Съешь-ка пяток булочек, чтобы монетке не было скучно одной и чтобы она не оцарапала тебе животик.
Какой чудесный доктор! Ни эре не взял за совет. Папа Эмиля был ужасно доволен и весь сиял, когда снова вышел на улицу с Эмилем и его мамой.
Мама Эмиля тотчас собралась в булочную сестер-фрекен  [5] Андерссон, чтобы купить Эмилю пять булочек.