Горько-сладкая любовь (СИ)

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
— Что случилось? — Кента подполз ближе.
Мы все еще сидели на полу.
— Не могу дозвониться до мамы… Она сегодня работает.
— Давай тогда съездим, — Кента не без труда поднялся. — Я справлюсь с управлением, но ехать будем медленней. В любом случае это лучше, чем ждать и беспокоиться.
— Согласен, — я поднялся с пола.
Стыдно признаться, но я гораздо больше думаю о своем признании Кенте, чем о маме…
  *
Кенте явно больно, я стараюсь держаться только за его ремень, но Кента все равно напряжен. Он терпит.
И, хотя мы признались, я не чувствую никаких перемен. Немного облегчения, разве что. Но между нами все так же. Если ничего и дальше не измениться, я, наверное, буду рад.
— Мама!
Я подбежал к ней, когда увидел ее с перевязанной рукой за одним из столиков в зале.
— А, котенок? — мама улыбнулась. — Не волнуйся, я подменяла помощницу повара в холодном цехе и занималась нарезкой, когда начались толчки. Нож съехал в сторону, и я поранилась. Прости, что заставила беспокоиться, телефон разрядился.
Я обнял маму и облегченно вздохнул.
— Рад, что все теперь хорошо.
— И я. А это твой друг? Здравствуй, я Оно Юки, спасибо, что приглядел за моим сыном.
— Это не составило труда. Рад знакомству, меня зовут Исикава Кента.
— Кента? О, Наоки говорил о тебе много хорошего. Если честно, он только о тебе и болтает. Похоже, ты стал ему хорошим другом, спасибо, я рада. Это у тебя он ночует?
— Да, — кивнул Кента. — Простите, что не смог познакомиться с вами раньше.
— И ты прости, стоило настоять и пригласить тебя к нам.
(прим.автора: японцы часто и много извиняются в подобного рода разговорах. Это формальность).
— Мама, — щеки запылали, но я взял Кенту за руку. Он обескураженно уставился на меня, а потом улыбнулся понятливо и сжал ладонь в ответ. — Мама, К-кента он… Он — человек, с которым я встречаюсь.
— Простите, — Кента глубоко поклонился, — я действительно люблю вашего сына.
— П-прекрати!
Мама рассмеялась.
— Как мило! Что ж, я желаю вам удачи. Пожалуйста, позаботься о Наоки и прости, я вырастила такого дуралея.
(прим.автора: поклон и взаимные извинения — тоже часть этикета. Кента старается быть вежливым).
— Спасибо, — Кента выпрямился и подмигнул мне.
Я же сейчас сгорю со стыда. И мама туда же! Лыбиться и хихикает. Все, мне нельзя домой, она будет пытать, пока не узнает о Кенте все…
— Мама, я погощу у Кенты. Спасибо! Пока! Береги себя!
Я схватил Кенту за руку и потащил на выход.
— А-ха-ха! — неслось нам в след.
…На улице удалось перевести дыхание.
— Я даже рад землетрясению. Ты признался, и с твоей мамой я познакомился. Скорее едем ко мне, я беспощадно зацелую тебя.
— Нет, — я нахмурился. — Мы поедем к врачу. Это ненормально, что ты вдохнуть толком не можешь.
— Обычный ушиб.
— Вот пусть доктор так и скажет!
…Трещины в ребрах… Трещина в ребрах…
— Мать их, трещины! — я скрипнул зубами.
— Прости, — Кента виновато плелся следом. Ему наложили повязку и выписали лекарства. — Теперь я не смогу любить моего Наоки всю ночь, как собирался.
— Дурак!
— Но сегодня пятница, мы могли бы устроить незабываемые выходные.
— Я и так у тебя останусь, посмотрим кино, — мы сели на мотоцикл, и я осторожно обнял Кенту, уткнувшись ему между лопаток лбом. — Посижу так немного, погоди.
— Я крепкий. Пусть врач и сказал про ребра, но я бы согласился пострадать и серьезней, чтобы услышать твое признание.
— Не говори так больше никогда, — я вцепился в его рубашку. — Никогда! Я очень испугался…
— И признался.
— Хватит об этом.
— Ни за что, я теперь не могу думать ни о чем другом. Слова любви моего Наоки так и звучат в моей голове, — в голосе Кенты слышалась улыбка. — Повторишь еще?
— Нет!
— Но я мог умереть и никогда не узнать твоих чувств, разве это не грустно? — Кента обернулся.
— Дурень, так не честно! Ты же на совесть давишь!
— Конечно, — Кента ухмыльнулся.
— Не честно!
— Хе-хе-хе-хе…
— А-а-а, блин! Все, я люблю тебя, доволен? Поехали уже!
— То-то же.
И Кента напялил на меня шлем.
  *
Какого черта он не поздравляет меня с днем рождения?! Да как он смеет! Все Кента… гад ты. Не прощу!!! Сегодня же семнадцатое июня…
Хнык-хнык.
Я подавлен.
Вздохнув, я поплелся на крышу. Осталось еще несколько уроков, а потом и дежурство. Мы виделись с Кентой на каждой перемене, но он даже не поздравил. Я не жду подарка, можно хотя бы сказать «с днем рождения, Наоки», мне большего и не требуется. Но на обиду времени тратить не хочется, вот только не дуться не получается.
Телефон завибрировал, и я открыл сообщение.
«Ты где? Спускайся в столовую».
А вот возьму и не пойду, ешь в одиночестве. Но, если не спущусь, глупо как-то выйдет. Он же не обязан помнить или обводить в календаре мою днюху.
«Ладно», — отправил я.
Но настроения все равно нет.
Кента встретил у входа, как-то взволнованно взял меня за руку.
— Эй, мы же в школе, — я отдернул обратно.
— А, да, забылся, — Кента улыбнулся. — Готов?
— Поесть-то? — удивился я.
— Типа того, — хмыкнул Кента, и мы вошли в столовую.
— Оу…
Я ошарашенно смотрел на огромную растяжку «С днем рождения, Наоки!» над раздачей и кучу зеленых шариков под потолком. И…
— Это торт? — я пошел к столу, большую часть которого занимал прямоугольник торта с изображением лягушки в языках пламени и на байке.
— Ага, — улыбнулся Кента, подавая мне нож. — Давай, режь. И с днем рождения тебя, конечно.
Я смутился. Блин, он все-таки запомнил, еще и устроил тут такое безобразие.
— Спасибо, — я улыбнулся Кенте и поклонился.
Поблагодарил и остальных, как положено. Послышались новые поздравления, а к столу организовалась очередь. Каждый отрезал себе по куску желаемого размера и отходил. Мы тоже сели.
— Свечки не разрешили, так что потом поедем ко мне — праздновать дальше уже нормально, как парочка, — гордо рассказывал Кента. — Но это ад какой-то. Мне пришлось согласовывать с советом учителей состав торта и вывесить его на стене и разложить на столах на случай, если у кого-то есть аллергия на компоненты. Притащить газировку не дали, так как есть автоматы с напитками. А еще согласовать оформление и длину растяжки, договориться с дежурными по уборке столовой и учесть кучу других нюансов. Учитывая сколько ноу-хау создаются именно японскими корпорациями, дотошность к подобным мелочам впечатляет.
— Это дисциплина ради дисциплины, так положено, — я рассмеялся и попробовал торт.
Легкое бисквитное тесто с кремом из сливок и Маскарпоне и большим количество клубники. Зеленая сахарная глазурь и рисунок из натуральных компонентов — если верить выписки по составу.
— Вкусно, спасибо, мне нравится, — я глянул на Кенту и отчетливо ощутил, насколько сложно нам будет в дальнейшем. Хочется выразить благодарность не только словами, но… Но!
— Как же поцеловать тебя хочется, — вздохнул Кента, будто мысли мои прочитал. — Я могу, а слухи о твоих вкусах и так ходят. Если готов, то…
Я отрицательно покачал головой.
— Одно дело слышать, а другое — видеть.
Кента задумчиво кивнул и нахмурился.
— Поедем в Штаты в августе, будем везде ходить, держась за руки, а целоваться — на каждом шагу.
— Так недалеко мы уйдем, — рассмеялся я.
— А, пофиг, я рад, что мы вместе едем.
Я вернулся к куску торта и покосился на тот, что остался. Уже меньше половины…
— Может, еще прихватим? — предложил я.
— Дома будет тоже вкусный, и знаешь, — Кента наклонился ко мне ближе, — там твое имя в жутко пафосном сердечке из клубничек.
Щеки опалило жаром.
  *