Кудель кровавого льна. Книга первая (СИ)
Вскоре вернулась и Аврора. Она поспешила покинуть лабораторию, которую оккупировала дриада, чтобы опять не смущаться при виде её обнажённого стана и не слушать её издевательских изречений.
— Почему она расхаживает в башне голышом? — никак не могла взять в толк девочка. — Это неприлично, вот!
— Для тебя и твоей культуры — да, крошка, но никак не для дриадской, — Элизабет уселась в глубокое кресло и скрестила ноги на столе. — В Зачарованных пущах и других лесных анклавах древодевы вообще обходятся без одежды — она лишь стесняет их движения и изматывает в жаркую погоду. До того, как ты поселилась в моей башне, я тоже щеголяла по ней нагишом, только набрасывала на себя халат, когда принималась за грязную работу в саду и лаборатории. Я знаю, многие люди и эльфы бурно реагируют, когда перед ними разгуливают без одежды, ведь это так, как ты сама изволила выразиться, неприлично. Можешь высказать всё Шай’Зу, но я не уверена, что твои слова подействуют на неё должным образом, я боле уверена в том, что после твоих предъявлений она примется нарочито сверкать формами у тебя на глазах. Прими один совет: будь более апатичной к моей подруге, и ты потеряешь для неё интерес, — Элизабет слегка улыбнулась и прикусила спадающий на щёку рыжий локон.
— Я… Постараюсь, — выдохнула Аврора и вытерла текущие по лбу капельки пота. — Твоя подруга теперь будет жить с нами?
— Понятия не имею. Но это вряд ли: если дриады по какой-либо уважительной причине и покидают родовой лес, то стараются как можно быстрее возвратиться обратно, потому что не хотят нервировать радетельную Мать Рода. В родных чащобах дриады чувствуют себя как рыба в воде, ни одна дикая тварь не увидит в них добычу и опасность, а через мистические флюиды, источаемые серозёмом, они получают незримую духовную связь с Матерью-Природой и благословлённую ауру, помогающую им двигаться в окружении тишины, превосходно маскироваться в листве, разить цель без промаха и незаметно следить за чужаками. Так что… Вывод напрашивается сам собой. Однако всё равно спешить с ним не стоит, для начала надо бы всё разузнать из её уст. Пускай отлежится, нам не к спеху.
— А как же Миряна и Сота Альянса…
— Да ну их в жопу, — нетерпеливо махнула рукой Элизабет. — Приличные чародеи всегда затягивают с окончательными решениями, потому что обожают сомневаться и взвешивать различные последствия. Всегда надо думать о последствиях, неважно, каких — последствиях выбора цвета пижамы или расчёта четырёхэтажной магической формулы. Кстати о формулах, — чародейка вытащила из ящика стола книгу в жёстком переплёте и полистала тонкие слипшиеся бумажные страницы. — Держи, это тебе. Чтобы заучила заклинания с первой по пятую страницу, они не слишком мудрёные, но очень полезные в быту. Ты быстро их оприходуешь, но если какие-либо dictum покажутся тебе непонятными — спрашивай. Помни — сначала полное исследование теории, а потом уже практика, пропустишь хотя бы слово или проговоришь его с неподобающей интонацией — результат окажется непредсказуем и даже плачевен. Бессчётное число начинающих чародеев погибло от своего же разгильдяйства. Пусть их нелепые смерти будут тебе уроком, крошка. Как говорится, дураки учатся на своих ошибках, а умные на чужих.
Аврора переняла пахнущую бумажной сыростью, воском и пылью гриморию, с хрустом раскрыла её и увидела на внутренней стороне переплёта рисованный от руки экслибрис, принадлежащий широко известному в чародейских кругах эльфу-удрализу Мерсеру Адэрейсу — архимагу и гроссмейстеру Великого Дома Чародеев, в котором когда-то состояла Элизабет.
— Пожалуйста, осторожнее, — дёрнула ушами Элизабет, услышав сухой хруст, — эта книга мне очень дорога, а знания, записанные на её ветхих страницах, бесценны. Я её… Переписала на всеобщий язык около полугода назад, но обложку решила оставить оригинальную.
Девочка села в свободное кресло, перелистнула титульный лист, коротенькую аннотацию на эльфийской рунописи, где Мерсер перечисляет достоинства данной литературы и её основные тезисы, и впилась глазами в первый заголовок «Осколок льда», написанный аккуратными, с большим наклоном вправо литерами удрализки.
— А где ты выучилась всеобщему языку? Пишешь намного красивее, чем многие мои знакомые.
— У меня был хороший, но очень занудливый учитель, — ответствовала Элизабет. — Он обучал меня всеобщей речи, преподавал азы каллиграфии и заставлял переписывать книги с эльфийского на всеобщий. Апофеозом моей практики было переписывание на всеобщий язык двенадцатитомной эпопеи «Жизнь и быт Властителя-Оленя» особым курсивом, названия которого я запамятовала. К концу шестого тома я всей душой ненавидела этого Оленя и всю его родню вплоть до пращура. Я так и не закончила переписывать эпопею, потому что мой учитель соизволил отойти в мир иной по причине прогрессирующего сифилиса. Отвратительная смерть, скажу я. Но, к счастью, знаний, коими он одарил меня, вполне хватало, чтобы грамотно изъясняться и писать без ошибок на человечьем наречии. Одно время я работала схолиастом в имперской библиотеке, корпела над древними рукописями, давала комментарии к особо затруднительным участкам текстов, время от времени бралась заполнять лакуны в текстах об эльфийской истории. Даже мои примитивные знания об истории эльфов были находкой для людских историков. Архивариус библиотеки не мог на меня нахвалиться, даже ныне покойный император Строхслав Первый выдал как-то на моё имя рескрипт с благодарностью и небольшим презентом в виде копий рукописей, к которым я давала комментарии.
— Значит, ты была знакома с императором?
— Нет, я его ни разу даже в глаза не видела, рескрипт мне торжественно вручил его факторум. И знаешь, кто был этим факторумом?
— У?
— Будущая императрица Василиса Третья, — тепло улыбнулась Элизабет, задумчиво накручивая на палец рыжий локон. — Тогда я уже была с ней немного знакома. В бытностью мою схолиастом она была чуть старше тебя, одним из посредников Строхслава, дворянкой в энном поколении, очень прилежной и миловидной девчушкой… Мы много времени проводили вместе, я показывала ей «фокусы», всяческие чародейские трюки, а нашей любимой забавой было подтрунивание над полицейскими — я напускала на них иллюзионистские заклинания, и полицаи начинали видеть вокруг себя одних разыскиваемых преступников и злостных нарушителей. Правда, после того, как один из сержантов в пылу ярости зарубил невинного парнишку палашом, мы с Василисой решили прекратить околдовывать блюстителей порядка.
Это Василиса написала вот эти два портрета — удрализка кивнула в сторону своих откровенных изображений. — Красотища, не так ли? Причём совершенно бесплатно. Василиса обучалась в художественной академии и умеет отлично писать портреты. Ей пророчили карьеру великого портретиста, но судьба решила иначе. Тогда никто, и я в том числе, не мог подумать, что спустя десять лет серафим Теремирей после смерти Строхслава изберёт Василису новой властительницей Трикрестии. Но пути Всеотца неисповедимы, а мысли и решения его серафима порой туманны и внезапны, однако население империи всегда беспрекословно внимало мудрым словам Теремирея, ибо свято верило, что через его уста глаголет сам Всеотец. Если выбор серафима пал на Василису, значит, ни законные дети, ни бастарды, коих Строхслав успел наклепать, ни ближайшие жополизы могли даже не помышлять захватить бразды правления в свои руки. В истории Трикрестии императорские династии редко когда существовали по три-четыре поколения. Василиса взошла на трон, ну а я к тому времени уже совершала вояж на баргозаврах по золотым барханам великой пустыни Унда-Драги на острове Альгустана.
Я видела серафима Теремирея своими глазами, — продолжила хрипло бормотать удрализка, рассматривая панно на потолке, — и, честно говоря, он меня сразил наповал одной своей внешностью. Люди утверждали, что Теремирей — величайший дар смертным от Всеотца-демиурга, главного их божества, бессменный наместник людских владений, олицетворение справедливости, мощи и благочестия, идеал, к которому должен стремится всякий, от пейзанина до императора. Во время ежегодного богослужения после Схоростеня серафим покидал Белый дворец, на шести белоснежных крыльях поднимался высоко в небо, чтобы быть ближе к Всеотцу и своей исконной обители, и оттуда осенял все стороны света крестным знамением, таким образом накладывая благословение на всех и вся. Вокруг него в замысловатых пируэтах витали разодетые в белые одеяния и золотые венки ангелы и ангелицы, читая молитвы и играя на невидимых струнах резных арф. Это было… Очень впечатляюще, хоть я и не религиозна.