Песнь виноградной лозы. Запах трав

– Покажи свой нож, – внезапно парень обернулся, подставляя руку, словно отказа быть не могло. Ясон нехотя вытащил из-за голенища высокого сапога своё оружие. Парень покрутил нож в руках. Проверил заточку, балансировку, понюхал, попробовал на вкус… Что-то недовольно буркнул, вернул нож назад, достал свой.
– На, мой лучше, – протянул он Яське. Нож действительно был необыкновенным, лиловый металл лезвия излучал силу, резная костяная рукоять вселяла спокойствие. Ясон опешил от такого подарка, мало кто мог бы расстаться с таким оружием, да чего мало…, он таких не знал, кто бы так просто подарил такую драгоценность. Парень, видя сомнения Яськины, усмехнулся своей гадостливой усмешкой.
– Бери, атту уговорю, мне новый сделает…
Яська понял, парень просто не гадостливо ухмыляться не может, любое искажение этого девичьего личика мальчишеской мимикой являлось неуместным. Вообще эти эгейцы вполне нормальные, если к ним привыкнуть, ну у него, у Яськи, на это времени предостаточно, явно отец отдал его сюда не на один год.
Пока Ясон ждал, что его заберут в лагерь к эгейцам, он не находил себе места. Всё таки, решалась его дальнейшая жизнь. Он просто бродил по окрестностям, в сопровождении Данки. Кошка не ощущала ответственности момента и резвилась как маленький котёнок. То бегала за порхающими бабочками, охотилась на них своими мягкими лапами, то пряталась в кустах, пытаясь вовлечь задумчивого хозяина в свои игры. Пока юный моск проходил мимо мест, облюбованных под житьё разными народами, внимание на него никто не обращал, даже дорогу уступали, люди сторонились от мальчишки, прогуливающегося с дикой горной кошкой. На Данке же не было написано, что она домашняя любимица, а не составляющая единица боевого моского отряда барсов.
Так слоняясь без дела Ясон забрался в какие-то дикие заросли, совершенно безлюдные. Мальчишка услышал журчание воды, и собирался было в одиночестве посидеть у бьющего из под земли ключа, над которым ветки высокого куста переплелись с лозами дикого винограда создавая тень. Что могло быть лучше, чем прохлада, в которую можно окунутся и подумать о том, куда же ведут его боги. Но место уже было занято.
У холодной бьющей из под земли воды сидел, на удобном камне, полный мужчина в длинном одеянии с бахромой, лысоватый, с добродушным лицом и хитрым взглядом торгоша.
– Странно, – прошептал про себя юный моск, ни дахов, ни других азиатских народов в Мителенах сейчас быть не должно, а мужчина одет в восточное платье. Данку, рванувшую было к холодной воде, мальчишка придержал рукой, и они вместе замерли в кустах, наблюдая за восточным человеком. Всё равно до прихода Алеся заняться не чем было.
Вскоре к ожидавшему присоединился воин в лёгких льняных охотничьих доспехах. То, что это был именно воин, заметно было по выправке, по манере держать себя, Ясон бы даже сказал, что с островов Эгейского моря, отличаются они как-то неуловимо в движениях от материковых жителей. Мужчина значительный, но с какой-то червоточиной. А потом, вышел ещё один. На этот раз, это был молодой человек, гибкий, быстрый в движениях. Ясон сразу определил, что эллин, только они не носят штанов и оружия, считая это варварскими пережитками. Лицо молодого человека можно было бы назвать красивым, не будь оно столь слащавым. Утончённый, ухоженный, с вытравленными до белого цвета волосами, длинными, как у эфеба, хотя возраст этот он уже лет пять как переступил.
– Калос, – бросился к нему добродушный толстячок в восточных одеяниях.
Беловолосый воровато оглянулся, зато воин надавил на обрадовавшегося толстяка рукой, что бы тот сел. Дальше говорили они тихо и юному моску ничего не было слышно, сколько он не напрягал свой слух. Воин отдал тому, кого назвали Калосом исписанные свитки. Они обменялись какими-то фразами, толстяку достался кошель с деньгами, и мужчины разошлись.
Ясон с Данкой тут же заняли освободившееся место в прохладной тени. Барсиха обнюхав место встречи расчихалась, и юному хозяину пришлось ледяной водой брызгать ей на морду, что бы смыть неприятный запах. Потом они вместе пили из ключа и даже перекусили лепёшкой с сыром, взятой из моского лагеря.
Вскоре Ясон услышал зов отца, за ним пришли. Вот с этого момента и началась новая жизнь, всё прежнее было выброшено из головы, или проще – забыто.
День он уже провёл в лагере эгейцев, после того, как Алесь помог перетащить вещи.
После сытного завтрака дети в окружении охраны ходили на торг, оттуда уже к полудню они спешили на конкурс певцов. Кузька сбегал к лагерю в сопровождении эфебов и уже у выхода с торга ждал их с музыкальными инструментами.
Как только Яська увидел свою кифару, страх в предвкушении конкурса накатил, поселившись холодным мерзким животным внизу живота и выпуская липкие щупальца по спине. Павка уже на торге был притихший и ни на оружие, ни на доспехи внимания не обращал. Вообще, общая напряжённость среди ребят просто искрилась. Миновав разные лагеря, сам не зная как, Яська на негнущихся ногах подошёл к входу в пещеру, предназначенную для конкурса.
Мальчишки рядом с ним были не лучше. Павка шёл на ватных ногах, стуча зубами. Петь, видимо, он будет, лязгая.
Илька был бледный как смерть, сжимая кулаки. Фифа его что-то спросил, но тот поднял на него невидящие глаза и замотал головой… Яська, глядя на них, понял, что и его сердце спряталось куда-то в пятки и там слабо постукивало.
У входа их ждали взрослые, но мальчишки прошли мимо родителей, словно шли в последний путь. Мерван ободряюще потрепал сына по плечу, Яська выдавил куцую улыбку.
Они спускались по узкой лестнице, обрамляющей пещеру. Внизу, в горе, находился амфитеатр. Полумрак пещеры настраивал на камерность и таинственность. Слабый дневной свет проникал сверху, освещая площадку для певца. На ней горел тёплый костёр и стоял грубый стул. Гости из группы поддержки рассаживались на туфовые скамьи, юноши певцы уходили в три арочных хода, согласно представленным направлениям. Для певцов самодеятельной песни был крайний ход. Яська скрылся в него, оставив новых друзей, напутствующих Павку.
Не унывающая Данка, вильнув хвостом, последовала за хозяином.
Ждать Яське долго не пришлось, его пригласили одним из первых. Он вышел на освещённую площадку. Зрителей почти не было видно, их скрывал мрак. Он достал свою кифару, Данка разлеглась у ног. Несколько мгновений Ясон думал, как начать, несколько раз вздохнул, чтоб успокоиться, поставил ногу на стул, пристроил на неё кифару и…
Тишину прорезала музыка струн, потом к ней добавился детский голос… Песнь о Свободе зазвучала в пещере, о свободе мысли, о мечте и солнечном луче, искрящимся и ведущим вперёд. Мальчишка пел о вольном ветре, что не знает границ, о высоких горах, устремляющихся в небо. Он пел о падении в бездонное небо и парении над землёй. У него не было сильного голоса, но какие-то нюансы только добавляла оттенок теплоты его полёту души. Песня шла изнутри, из самого мальчишеского сердца. В тон струнам подмурлыкивала Данка, добавляя в звук мягкость шелеста ветра. Звуки кифары смолкли. Наградой были аплодисменты слушателей. Словно ком свалился с плеч мальчишки. Сразу стало тепло и уютно в этой пещере. Его попросили освободить место. Яська сел рядом с мальчишками.
Рядом сидел Илька, скрежеща зубами. Его руки были собраны в замок, костяшки на пальцах побелели от напряжения. Скрежет зубами не давал слушать исполнителей. Яська, глянув в бледное лицо с горящими глазами и пунцовыми от покусов губами, не выдержал.
– Слушай, ты часом не волк-оборотень… – тихо спросил он у мальчишки. Тот зыркнул на моска, и Яське захотелось исчезнуть или стать точно не съедобным.
Наконец, на освящённое место вышел Павка. Линкест шёл с высоко поднятой головой, со взлохмаченными короткими светлыми волосами, словно нимб обрамляющими гордое бледное лицо. Достав лиру, он запел чистым сильным мальчишеским голосом. Песнь его была гимном танцу мироздания. Это были всполохи энергии и искры творения.
Это был взлёт начала. Это танец свершения. Это великие боги, что сотворили всё. Безудержная, восхитительная Эвринома, что в хтоническом танце соединилась с Драконом Офионом. Это полёт белого Дракона через мириады звёзд, где каждая являлась новой жизнью, новым свершением и искрящейся сущностью, дающей эту жизнь.