Слова, из которых мы сотканы
С тех пор она не могла отделаться от мыслей о сперме другого мужчины. Она до самого вечера ходила кругами и представляла себя на белой кровати с поднятыми ногами в ременных привязях, принимающей плод чужих чресл во тьму своего ждущего лона. Она воображала, как энергичные малютки торопятся и расталкивают друг друга по пути к золотистому нимбу ее сияющей яйцеклетки. Потом она подумала о сперме Тревора, о пьяной семенной жидкости, где сперматозоиды были слишком заняты бравадой друг перед другом, чтобы найти путь во мгле. Она представила, как они торгуются друг с другом: «Хочешь немного? Ну, а ты?» Глупая сперма. Глупая, ленивая, брутальная сперма.
К тому времени, когда Глэнис вернулась из клиники домой, она была так сердита на Тревора и его сперму, что уже почти решилась пройти процедуру. Да, она отправится в клинику и попросит немного спермы от умного, приятного, трезвого мужчины. Но когда она вошла в дверь их уютной маленькой квартиры на окраине Тонипанди, то сразу же увидела Тревора. Он разделывал рыбу на кухонном столе и нацепил дурацкий фартук с фотографией голой женщины, тот самый, который год назад его брат подарил на Рождество, и лицо Тревора озарилось при виде жены. Он был таким великолепным, таким тупым и таким дьявольски безупречным, что она ничего не могла с собой поделать. Ей хотелось лишь обнимать и целовать его, а не болтать о сперме, младенцах или хлопчатобумажных семейных трусах.
Лишь четыре дня спустя, когда она проснулась и ощутила влагу между ног, начало очередной менструации, ее снова охватил гнев. Какая польза от мужчины, который стреляет холостыми патронами? Какая польза от мужчины, который может разделать камбалу и зафутболить мяч в сетку, если он не перестает пить хотя бы на такой срок, чтобы его сперма могла протрезветь?
В то утро Глэнис Пайк решила, что она хочет ребенка больше, чем мужчину. В то утро она решила взять дело в свои руки.
Родни
Родни Пайк был влюблен в Глэнис с тех пор, как впервые увидел ее. Это произошло в их гостиной незадолго до его дня рождения. Собственно говоря, Глэнис находилась в их гостиной по другой причине. Она ждала Тревора, который причесывался наверху перед зеркалом в ванной. На диване часто сидела какая-нибудь девушка, ожидавшая, пока Тревор закончит возиться со своими волосами. Обычно это были блондинки с модными челками и дешевыми пластиковыми сережками. Но эта девушка казалась другой. У нее были блестящие черные волосы и длинная, изящная шея. Она носила простую одежду: белую блузку с поясом на талии, небесно-голубые хлопчатобумажные брюки и серебристые туфельки, словно танцовщица из балета. Она сидела очень прямо. Родни ожидал, что она откроет рот и заговорит, как Одри Хепберн, но этого не произошло. У нее был протяжный равнинный выговор, и, когда она улыбалась, ее лицо превращалось в карикатуру на себя. Но в тот первый судьбоносный момент Родни смотрел на Глэнис Ривз и думал, что она – экзотическое существо, явившееся из другого мира, чтобы похитить его душу. С тех пор это ощущение никогда не покидало его.
Тревор продемонстрировал большую сообразительность, через год сделав предложение Глэнис Ривз. Род одобрительно кивал, когда Тревор и Энтони сидели на том самом зеленом диване, и Тревор обратился к семье с короткой речью: «Я предложил Глэнис выйти за меня, и вы ни за что не поверите, но она согласилась!» Он был бы сумасшедшим, если бы не сделал этого. Было совершенно ясно, что она обожает его, а она была не только самой хорошенькой девушкой, которую приходилось видеть Роду, но еще и влюбчивой. Такие девушки не валяются под ногами. Роду ни разу не попадалось ни одной подобной. Он вообще редко набредал на девушек, поскольку был коротышкой для большинства из них. Валлийские девушки предпочитали крупных мужчин, а Род со своими пятью футами и шестью дюймами к тому же был сложен как лесной эльф. У него были такие же правильные черты лица, как у Тревора, только в уменьшенном масштабе. Он надеялся, что вырастет таким же большим, как брат, но этому не суждено было случиться. Он навсегда застрял в подростковом размере.
За прошедшие годы Глэнис оказала Родни большую услугу, невинно флиртуя с ним. Она говорила: «Наверное, я вышла не за того брата» – и всегда настаивала на том, чтобы сидеть рядом с ним в барах и ресторанах. В отличие от своего брата, Родни не был тупым. Он понимал, что она всего лишь добра к нему. И знал, что она понимает, какие чувства он испытывает к ней; понимает, что он думает о самом себе, и просто старается придать ему немного уверенности в себе, дать небольшой толчок. Это срабатывало. Когда Родни был с Глэнис, он ощущал себя мужчиной на пять футов и восемь дюймов.
Поэтому, когда она пришла к нему однажды утром в начале 1979 года, как всегда элегантная, в сшитой на заказ юбке и шифоновой блузке с оборками, накрыла его руку своей и сказала: «Род, мне нужна твоя помощь; я в отчаянии», – он сразу же понял, что, о чем бы она ни попросила, он обречен согласиться.
Сначала ее слова показались совершенно бессмысленными.
– Это Тревор… дело в его сперме. Она бесполезна. Поэтому у нас до сих пор нет ребенка, Родни.
Он подтолкнул выше сползающие очки и уставился на Глэнис через выпуклые стекла.
– Что ты имеешь в виду… Почему бесполезна? – Он обнаружил, что испытывает крайнее неудобство, когда находится в комнате наедине с Глэнис и она заводит речь о сперме. Раньше он никогда не слышал от нее подобных слов, поэтому вдруг оказался не состоянии уловить суть того, о чем она пыталась сказать.
– Она пустая, Род. Он стреляет вхолостую. Понимаешь, он бесплоден.
– Боже милосердный! – Род поднес ладонь ко рту, наконец осознав, в чем дело. – Ты уверена? – добавил он, потому что не мог вообразить, как Тревор мог оказаться бесплодным. Стоило лишь посмотреть на него: он был настоящим воплощением мужественности.
– Да, совершенно уверена, потому что я посещала клинику в Ллантризанте, где меня выворачивали наизнанку и подвешивали к потолку, но так и не нашли ничего плохого. Прошло уже пять лет, Род, пять лет, и, знаешь, дело вовсе не в том, что мы не старались.
Род заморгал, попытавшись отогнать от себя образ Глэнис и Тревора, «старавшихся» это сделать.
– А врач из клиники сказала, что это, наверное, от злоупотребления алкоголем. И от курения. Но я не стала говорить Тревору, что он должен перестать пить и курить. А широкие брюки? Господи, ты можешь представить Тревора в мешковатых штанах?
Она грустно покачала головой, и Родни кивнул, соглашаясь с ней.
– Ты говорила ему?
– О боже, нет! Только представь себе, его удар хватит! Думаешь, он сможет после этого простить меня?
Родни медленно кивнул. Разумеется, она права. Тревор был не из тех людей, которые могут легкомысленно отнестись к намеку, что он не вполне мужчина в самом прямом смысле слова. Родни затаил дыхание. Назревало что-то крупное, и он чувствовал, что разговор может завершиться потрясением для него. Это ощущение витало в воздухе, и он различал его в напряженных контурах красивого лица Глэнис. Он отмахнулся от самого очевидного вывода, который был слишком головокружительным. Даже за тысячу, миллион, миллиард лет Глэнис не попросит его стать отцом ее ребенка. Это совершенно невозможно. Род неосознанно покачал головой, отвергая эту мысль. Нет, это означало бы либо предательство, либо участие в грязной механической возне с трубками, шприцами и бог знает чем, от чего его мутило. Он знал, что они с Глэнис были родственными душами. Оба были мягкими, можно сказать, порядочными людьми, не склонными к ругательствам и разговорам о подобной грязи. Поэтому он сел и стал ждать, что она скажет дальше.
– Я собираюсь в банк спермы, – наконец заявила она. – Это большой банк спермы в Лондоне. И я хочу, чтобы ты поехал со мной.
Родни слышал о банках спермы и несколько лет назад, когда остался без работы и отчаянно нуждался в быстрых деньгах, даже подумывал о том, чтобы стать донором. Но потом он представил маленьких Родни, бегающих по свету и проклинающих его своими тщедушными телами, жидкими волосами и плохим зрением; в самом деле, какая женщина захочет получить его сперму, если ей скажут, что донором был близорукий садовод из Тонипанди пяти футов и шести дюймов роста?