Слова, из которых мы сотканы
Когда друзья ушли, забрав с собой маленькую Виолу и ее крошечную розовую одежду, Лидия ощутила странную печаль. Она загрузила блестящую посудомоечную машину Miele большими тарелками от Royal Doulton и соскребла липкую лапшу в хитроумно замаскированные мусорные контейнеры немецкой конструкции. Пустая бутылка из-под вина (оно не стоило заплаченных денег) и пивные жестянки отправились в контейнер для перерабатываемых отходов. Лидия протерла все рабочие поверхности сложенной кухонной тряпицей, потом вымыла, обсушила и убрала сковородки. С каждым движением Лидия ощущала плескавшуюся в желудке кисло-сладкую подливку и думала, что этот ужин был не в ее вкусе. Она испытывала нечто вроде меланхолической тоски.
Каким-то образом все это имело отношение к ребенку. Она тоже была младенцем – крошечным чудом, которое нужно защищать и лелеять, присыпать тальком и наряжать в кукольную одежду. Хотя сейчас это трудно представить, Лидия была пухлым ребенком с темными локонами и щечками цвета вишни с молоком. У нее остались детские фотографии, где она была одета в комбинезоны с эластичными штанинами, плотно обтягивавшими короткие ножки, и улыбалась в камеру, как будто в самом деле была самой очаровательной малышкой на свете. Были и другие фотографии, где ее качали на коленях, словно дневной улов, или держали на руках, словно футбольный кубок. Она всегда находилась в центре вселенной, всегда была причиной, по которой был сделан снимок. Само собой, она ничего не помнила из раннего детства, но знала, что была желанным ребенком, и мать всегда обходилась с ней ласково, даже если отцу было все равно.
Она тосковала не столько по тому ребенку, которым была когда-то, сколько о жизни, которая была ей обещана в эти розовые и безмятежные дни. Это было обещание нежных голосов, теплых объятий и надежного места. Почти все дети получают такие обещания наряду с ложными представлениями о мире, но лишь немногие расстаются с ними так внезапно и болезненно, как это произошло с Лидией. Она осознала: дело не в том, что она не любит детей или не считает их интересными, и даже не в ее негодовании из-за того, что ребенок отобрал у нее друзей и перенес их в незнакомое и недосягаемое царство. Дело было в том, что когда она смотрела на новорожденного младенца, то вместо радости испытывала только страх.
В четверг Лидия встретилась с Бендиксом в Риджентс-Парке. В белой футболке и красной толстовке с капюшоном он выглядел ослепительно. Лидия в черных тренировочных брюках и серой толстовке с капюшоном выглядела менее лучезарно. При виде личного тренера она ощутила знакомый прилив воодушевления. Она не знала, почему Бендикс вызывал у нее такое чувство. Обычно Лидию не привлекали невероятно смазливые мужчины, которые выглядели так, словно должны были носить форму моряков в претенциозной рекламе лосьона после бритья. По правде говоря, в последнее время Лидия никем особенно не интересовалась. Она была ученым. Она была деловой женщиной. Она была богата. Она была одинока. Уже довольно давно Лидия не думала об отношениях женщин и мужчин, о сексе и обо всем, что стояло в промежутке.
– Доброе утро! – Бендикс просто сиял.
– Доброе, – согласилась Лидия и потерла руки на легком январском морозе.
– Как вы себя чувствуете?
– Неплохо, даже отлично. А вы?
– Фантастически! – объявил он.
Лидия согласно кивнула.
– Ладно, – сказал он. – Сегодня прохладное утро, так что давайте хорошенько разогреемся. Для начала попрыгаем. – Бендикс улыбнулся, и Лидия проглотила стон. Прыжки в зале – это одно дело, а здесь, на виду у всех, – совсем другое. У Бендикса имелась специальная прыжковая техника: ноги согнуты в коленях, и ты прыгаешь вокруг, словно огромная лягушка.
– Хорошо, – сказала Лидия. – Но только если вы будете прыгать вместе со мной.
Бендикс улыбнулся.
– Конечно, – заверил он.
Когда они оба уселись на корточки и начали прыгать, Лидия подавила желание заквакать. Очень скоро ее кровь побежала по жилам быстрее, щеки раскраснелись, и Лидия невольно рассмеялась. Квак! Квак!
Последний секс у нее был восемь лет назад, со студентом по имени Уильям. Это Уильям предложил объединить ее принципиально новое химическое соединение с деловой смекалкой и создать продукт, который будет привлекательным для миллионов людей. Кроме того, он разбил ей сердце в первый и единственный раз.
– Значит, вы ученый? – поинтересовался Бендикс, пока они неспешно прыгали к тренировочному кругу на Примроуз-Хилл.
– Вроде того, – отозвалась Лидия. – Раньше я занималась наукой, а теперь стала больше похожа на бизнес-консультанта.
– Ого! А как ученый становится бизнес-консультантом?
Лидия улыбнулась.
– Это долгая и очень скучная история, – ответила она.
– Я не возражаю против скуки, – сказал Бендикс и поджал губы, отвернувшись к дорожке. – В конце концов, я – личный тренер по фитнесу.
У него было необыкновенное тело: гибкое и тренированное, оно тем не менее казалось мягким. Лидии не нравились очень жесткие тела у некоторых мужчин и ощущение мышц, напоминавших бугры плоти. А у него, по ее мнению, было безупречное мужское тело. Она пришла к выводу, что в этом кроется причина ее странного очарования Бендиксом: в его неправдоподобном совершенстве.
– Так расскажите мне, – попросил Бендикс.
Лидия перевела дыхание.
– Честно, это очень утомительная история. В университете я изобрела химическое соединение, идея которого преследовала меня все время, соединение, которое убирало запах краски.
– Краски?
– Да, той самой, которой красят стены. Это было на последнем курсе. Но, по сути дела, я безостановочно работала над ним после школы, тратила все свободное время, не знаю почему… просто я ненавижу запах краски. А когда я занималась отделкой квартиры, то обратила внимание на этот пробел на рынке органических красок. Поэтому я взяла предпринимательский кредит и запустила в продажу небольшой ассортимент органических красок без запаха. Сначала всего пять оттенков, а когда они стали хорошо продаваться, я добавила еще пять. Через пять лет у меня был ассортимент из сорока красок, которые продавались в двух торговых сетях. А полтора года назад «Дюлакс» [10] выкупил мой бренд и заплатил целую кучу денег. И я до сих пор получаю комиссию за оригинальное изобретение, поскольку запатентовала его и продала другим производителям краски. Так что у меня есть деньги от «Дюлакса» плюс регулярный доход от комиссионных отчислений…
– Значит, вы просто сидите, а деньги текут к вам сами, так?
Лидия снова рассмеялась.
– Нет, не совсем, – ответила она. – Я много работаю с малым бизнесом и с нефтехимической индустрией… публикую статьи в двух отраслевых журналах. Все это вовсе не гламурно, однако… не знаю, но по какой-то причине с тех пор, как я продала свой бизнес, я так и не вернулась к науке. Как будто у меня была миссия и я выполнила ее, а теперь просто плыву по течению. Я какое-то время пыталась отдыхать, когда продала бизнес, но, похоже, я плохо умею отдыхать. Поэтому занимаюсь чем угодно, что подворачивается под руку.
– Ну и ну. – Бендикс повернул голову и благоговейно посмотрел на нее. – Значит, вы трудоголик? Это впечатляет, очень впечатляет.
Лидия улыбнулась, втайне радуясь, что ей удалось произвести впечатление на Бендикса.
На тренировочном круге Лидия отработала несколько ударов, целясь в раскинутые руки Бендикса в кожаных перчатках. Ее кулаки издавали такой звук, словно кто-то каждый раз падал на пол. Она не чувствовала себя вправе бить Бендикса. Она не чувствовала себя вправе бить кого бы то ни было. Она слышала, как другие женщины называют эти упражнения «освобождающими» и «наделяющими силой». Ей они казались лишь слегка унизительными.
Мать сидела с ребенком, спавшим в коляске, пока второй малыш проказничал среди тренировочного оборудования. Мать уткнулась в газету, разложенную рядом с ней на скамейке. Она медленно и ритмично перелистывала страницы, как будто тренировала запястье, а не читала. Другой рукой она катала коляску: два дюйма назад, два дюйма вперед. Каждые несколько секунд она отрывалась от газеты, смотрела на спящего младенца, потом на ползающего малыша, снова утыкалась в газету и начинала катать коляску. Лидия редко находила в материнстве что-то привлекательное. Оно почти всегда выглядело вот таким механическим и утомительным.