Среди живых (ЛП)

========== Глава 1 ==========
Когда-то давным-давно, стоило сообщить врачам, что слышишь голоса, тебе ставили диагноз “шизофрения”, сажали на тяжелые наркотики и во имя всеобщей безопасности запирали в уютном государственном учреждении.
В наши дни тебя первым делом проверяют на наличие экстрасенсорных способностей.
  *
Морис был чернокожим стариком шестидесяти двух лет от роду, и на вечеринке в честь выхода на пенсию седых волос на его голове было гораздо больше, чем в нашу первую встречу. Мы никогда не были близки, как некоторые напарники в нашем участке. Мы не шатались по спортивным барам после смены с целью опрокинуть пару рюмок или выпить по кружке пива. Мы не смотрели трансляции спортивных игр друг у друга в гостях. Мы не делились советами в семейных делах - не то чтобы у меня была семья, чтобы об этом говорить.
Может, дело в расовом различии. Или в разнице в возрасте. Но, несмотря на тот факт, что между нами не было глубокого душевного контакта, я буду скучать по работе с ним.
Стоя у кухонного стола, я сквозь балконную дверь смотрел на прогуливающегося Мориса. Смеясь, он пытался удержать в руках бутылку пива, пластиковую тарелку с жареной колбасой и стопку компакт-дисков. Морис выглядел по-настоящему счастливым. Я полагал, что он готов к отставке - не то, что те ребята с многолетними отточенными навыками, которых, по слухам, выгоняли и заменяли молодыми баранами, согласными работать за половину зарплаты.
Морис поставил диски на кипу бумаг возле старенького бумбокса и осушил бутылку одним глотком. Я подумал, раз уж он в отставке, то можно заманить его в долгое путешествие на дно бутылки, но потом почувствовал вину за такие мысли. Ведь Морис не сделал мне ни единого замечания по поводу «аураселя» - принял я его или нет, или мучился отходняком после выходных, когда «случайно» принимал удвоенную или утроенную дозу. Ни разу.
Наверное, это и есть настоящая причина, почему я буду очень по нему скучать.
Отвернувшись от балкона, я направился обратно по коридору, пытаясь вспомнить, где в этом доме ванная. И случайно завернул в комнату, набитую чернокожими детишками, в основном подростками, которые сразу же умолкли. Кивнув им, я подумал, достаточно ли дружелюбно выглядел или показался им каким-то жутким белым уродом, и направился в подвал, где, если мне не изменяла память, находилась столярная мастерская Мориса с редко использующимся туалетом.
- Это он, Виктор Бэйн, - прошептал один из детей так громко, что я смог уловить это обычным слухом. Не то чтобы я был в состоянии уловить хоть что-то шестым чувством, учитывая как глубоко я плавал в чудесном тумане «аураселя», да и особо чутким слухом не обладал. – Он был напарником моего отца по «жуткой команде».
Я подавил желание вернуться в комнату и объяснить малявке Мориса, что их папаша начал бы срать кирпичами, услышь он такое выражение в своем доме. Но это привело бы к многословной дискуссии о гражданских правах, бла-бла-бла… Плюс я был абсолютно уверен, что если к ним ворвется жуткий белый урод, то никаких сомнений в жуткости команды у них не останется.
Вслепую пошарив в поисках выключателя по стене лестницы, ведущей в подвал, я наконец понял, что свет внизу уже горит. И сделал себе мысленную заметку в понедельник подколоть Мориса, напомнив, что существуют лампочки мощнее сорока ватт. Но ведь в понедельник Мориса не будет. Черт.
Дав глазам привыкнуть к полумраку, я медленно спустился в подвал. Представил, как дети Мориса рассказывают обо мне своим родственникам и друзьям. Для всех было очевидно, что в нашей команде именно я представлял экстрасенсорную половину, поскольку Морис был таким же экстрасенсом, как кирпичная стена, и чертовски этим гордился.
Паранормальный следственный отряд состоит из двух противоположностей. «Психи» - копы-экстрасенсы - выделывают всякие сверхъестественные штуки, как от них и ожидают. А «тугие» – я не указываю ни на кого пальцем - не воспринимают психогенные воздействия от преступных элементов, одаренных шестым чувством. Поначалу было трудно привыкнуть ходить повсюду с человеком, от которого исходит столько же эманаций, как от вчерашнего бутерброда с ветчиной. Но я привык к напарнику и достаточно повзрослел, чтобы разглядеть всю практичность нашей пары.
На полпути в подвал я залез в карман джинсов и среди ниток и смятых оберток от жвачки нашел таблетку «аураселя». Пытался нащупать еще, но обнаружить удалось только одну. С собой я брал три. Может, уже две принял? Помню одну в машине. О, и еще одну, когда в нее сел сержант Варвик. Иронично. Глотать наркоту на расстоянии плевка от того, кто может серьезно урезать мой драгоценный запас.
Проглотив «аурасель», я схватился за дверь ванной и чуть не врезался в детектива Джейкоба Маркса, золотого мальчика из двенадцатого участка, работающего в отделе по борьбе с сексуальными преступлениями.
Здоровенный парень, темноглазый лакомый кусочек с аккуратной бородкой и короткими черными волосами, выглядящими так, будто он каждую неделю посещает парикмахерскую. Издалека он всегда казался мне мускулистым, когда стоял во время пресс-конференций высокий и гордый позади своего сержанта, расхваливающего его работу над громкими делами перед работающими камерами и вспышками фотоаппаратов. Но вблизи его мышцы впечатляли еще больше, да и в ширину он оказался как два меня.
Кажется я извинился и отступил на пару шагов. Принятый на лестнице “аурасель” прилип к нёбу, и я с усилием сглотнул, беспокоясь, что безобидная желатиновая оболочка вот-вот растворится и выпустит горькое и противное содержимое прямо на язык. “Аурасель” не сдвинулся.
- Ну-с, - сказал Маркс, проворно протискиваясь мимо и задевая своими накачанными грудными мышцами мое плечо. Я стоял, разинув рот и пытаясь не подавиться. - Вот ты и остался без своего “тугого”.
Замечание, что грубо называть Мориса “тугим”, застряло где-то в районе таблетки, когда до меня дошло, что Маркс не только знает кто я, но и чем занимаюсь, хотя больше фразочка смахивала на флирт. Детектив Маркс - педик? Кто бы мог подумать? И кроме того, он тоже “тугой”.
Или он просто придурок, а померещившиеся заигрывания соорудил мой мозг из-за прихода от двух таблеток «аураселя» и нескольких затяжек.
Я пожал плечами и поднял бровь. Лучше всего быть уклончивым. Особенно, когда доступны всего лишь пять чувств, да и те весьма расплывчаты.
Маркс оперся о верстак Мориса и скрестил руки на груди. В этой позе он раза в три увеличился в объеме, а футболка так сильно натянулась на бицепсах, что казалось вот-вот треснет.
- Очередь из новых партнеров уже выстроилась?
Мне показалось, что “партнер” было произнесено кокетливо, смахивая на “сексуальный партнер”. Но даже мой затуманенный “аураселем” мозг полагал, что это слишком притянуто за уши. Мне не на что было опереться, поэтому я сунул руки в карманы джинсов и немного ссутулился, как делают дети, стесняясь того, что они выше своих одноклассников. Маркс был такой же высокий, как и я. Мне нравится это в мужчинах.
- Вообще-то, это большой секрет, - сказал я, и похвалил сам себя, что не выпалил это скороговоркой. – Думаю, сотня претендентов наберется.
Маркс склонил голову набок, разглядывая меня. Горечь «аураселя» начала расползаться по основанию языка, и я судорожно сглотнул – снова безрезультатно.
- Скорее уж тысяча с лишним, - сказал Маркс, – но до начала собеседований девяносто процентов все равно отсеются.
Неужели больше тысячи человек хочет стать “тугой” половиной Паранормального Следственного Отряда, расследующего убийства? Если бы я не задыхался, то наверняка почувствовал бы себя польщенным. Подавив кашель, сглотнул еще пару раз. Ресницы намокли от слез. А Джейкоб Маркс оттолкнулся от верстака и почти прижался ко мне.
- Что у тебя во рту? – спросил он своим низким сексуальным, почти мурлыкающим голосом. Приподнял мое лицо за подбородок и, вынудив раскрыть рот, провел своим языком по внутренней стороне моей верхней губы. – “Аурасель”? Самый мощный подавитель псиактивности?