Был май сорок третьего (СИ)

 Был май Сорок третьего. 
Земля содрогнулась. На правом краю укрепрайона вырос огненный столб, заставив замолчать неожиданно оживший пулемёт.
- Гады! Раздалось где-то слева громкое шипение.
Виктор покрепче перехватил винтовку, ну а что ещё остаётся. Только стиснуть до боли зубы, дослать патрон, и поймав очередную серую фигуру в прицел потянуть за крючок.
Привычный толчок в плечо, немец падает, но на мушке уже новая цель, щелчок затвора и выстрел, выстрел, выстрел, выстрел.
Виктор прицелился в палящего на бегу немца и потянул за спуск, сухой щелчок вместо выстрела.
Что за…, почему! Ах да!
Отработанным движением вынуть пустую обойму, рука тянется за новой, и, застывает.
Он, всё ещё не веря, ощупал пустой подсумок, карманы. Может быть …, но уже поздно. Первый немец спрыгнул в траншею, и тут же его голова буквально разлетелась на части, разорванная пулей паренька-туркмена из первой роты. Второго уже Виктор нанизал на штык нож, словно бабочку приколов к бревенчатой опалубке, и подхватив выпавший из рук немца автомат, срезал третьего длинной очередью.
Оглушительный хлопок и Виктор почувствовал, как что – то горячее прочертило линию по виску, едва задев кончик уха. Липкое и тёплое потекло по щеке. Запах собственной крови придал злости.
Виктор на удачу, выпустил очередь по прущим на окоп врагам, и резко обернулся, почувствовав на себе взгляд.
У ног фрица лежало тело туркмена, из груди парня пульсируя, текла кровь. Виктор нажал на крючок, но ничего не произошло, магазин был пуст. Фриц широко улыбнулся и очень медленно, словно издеваясь, поднял автомат. Виктор оскалился. Пусть это и есть его конец, но смирно ждать смерти он не намерен. Зарычав, он ринулся на врага, одновременно с этим немец нажал на спуск. Осечка, фриц больше не улыбался, судорожной, дрожащей рукой, он пытался перезарядить оружие. Виктор подхватил винтовку убитого парня, и, уткнув её стволом в грудь немца, спустил курок за миг до того, как раздался треск автоматной очереди.
Из секундного забвения его вывел раскатистый голос вновь ожившего на правом краю пулемёта.
Так их, так! Заорал Виктор. Хотел заорать, но из сорванного горла вырвался лишь слабый хрип.
Сразу несколько немцев, сломанными спичками упали на землю. На миг лавина наступающих замедлилась, но затем ринулась ещё яростнее.
Слишком много, понял Виктор, их слишком много. С этим пониманием пришла та особая, весёлая злость. Примкнув штык, Виктор рванул из траншеи навстречу врагу, и задохнулся, когда обжигающая волна, толкнув его в грудь, оторвала от земли, и словно тряпичную куклу, сбросила обратно на дно окопа.
Накатила нега, тёплая, словно пушистый плед и Виктор, оставив попытки подняться, послушно провалился в мягкую тьму.
Свет пробивался сквозь сомкнутые веки. Виктор, моргнул и открыл глаза. Слабая лампочка на белом потолке, давно лишившаяся плафона, всё верно. Виктор перевёл взгляд на стены, оклеенные старыми газетами, и на себя, рубашка, брюки и затасканные, но любимые тапочки, всё верно. С кухни доносились аппетитные запахи, а из спальни лился мерный гитарный перебор. Виктор затаил дыхание. Ему не нужно было видеть играющего, что бы узнать его. Брат, самый близкий и родной человек, брат, который погиб два года назад, в первый день этой безумной войны.
Неожиданно его взгляд привлекло старое потемневшее зеркало, стоящее в углу. Человек, отражающийся в нём, был одет в грязные сапоги и рваную гимнастёрку, а за его спиной быстро разгоралось пламя.
Виктор вздрогнул, когда сухая старушечья ладонь легла ему на плечо.
-Витенька, ответь на звонок.
Виктор хотел спросить мать, что она имеет в виду, но не успел.
Звук телефонного звонка ворвался в мозг и взорвался там миллионами огненных осколков, вырывая из уютного видения.
Виктор со стоном вскочил, закрывая уши руками, однако боль уже исчезла, а вот телефон продолжал звенеть. Звук растекался, заполняя всё мироздание, заглушая грохот боя. Люди двигались медленно, как во сне, а пули пролетали мимо, словно ленивые мухи.
Пробираясь через завалы, переступая через трупы, Виктор побрёл туда, откуда всё нарастая шёл звук.
А вот и небольшой, хорошо замаскированный блиндаж пункта связи. Очутившись в полутьме блиндажа, Виктор тут же сорвал Трубку аппарата, звонившего уже не переставая, и казалось, готового вот-вот взорваться.
- Привет дедушка! Воскликнул чистый мальчишеский голос, стоило Виктору поднести динамик к уху.
- Кто говорит? Из-за сорванного горла получилось очень тихо, но мальчишка, похоже, расслышал.
-Дед ты чего? Это же я, Витя. В голосе слышалось неподдельное удивление.
-Какой Витя?
-Зиновьев конечно.
Услышав свою фамилию, Виктор почувствовал, как земля, убегает из-под ног, и, что бы не упасть, он осторожно сполз по стенке на земляной пол.
Мальчишка на секунду замолчал, а затем радостно заявил: «А я понял, мы играем!»
-Какая ещё игра? Виктор окончательно перестал понимать происходящее.
-В вопросы, ну как мы раньше играли. Кстати, вопрос, после парада погуляем в парке?
-Какого парада?
- В честь дня победы советской армии над нацистской Германией. Весело отчеканил мальчишка.
Виктор смахнул со лба внезапно выступившие капли пота.
- А когда мы немцев победили? Медленно спросил он.
- Девятого мая сорок пятого года. Деда, ну так не интересно, давай посложнее спрашивай.
-Сорок пятого? А сегодня у нас, стало быть…
-Сегодня девятое мая две тысячи пятнадцатого, семидесятая годовщина великой победы.
-А ты мой внук?
-Нет, конечно, в голосе мальчика послышалось беспокойство, я твой правнук. Деда, ты в порядке?
-Да-да, всё хорошо, поспешил заверить Виктор. Мы же играем, вот я и хотел тебя запутать, не беспокойся.
-А-а, хитрый какой, рассмеялся малец. И Виктору показалось, что он услышал вздох облегчения.
Голос в трубке умолк, и Виктор тоже не знал что сказать. Возможно, он сошёл с ума, или лежит раненый где-нибудь рядом с тем туркменом и происходящее это иллюзия, порождённая умирающим мозгом. А может быть это всё реально, и на том конце провода его живой правнук из далёкого будущего.
Виктор, набравшись решимости, приложил трубку к уху, но мальчик его опередил.
-Деда, так пойдёшь с нами в парк? Будем мы с мамой, и папа обещал вырваться из части. А вечером пойдём фейерверк смотреть, сегодня же комендантского часа не будет.
У Виктора кольнуло сердце.
-А если мы победили немцев, зачем комендантский час? Дрожащим от волнения голосом спросил он.
Мальчик долго молчал, а затем, грустно вздохнув, спросил.
 -Тебе, наверное, очень больно, да? Вы воевали, что бы мы жили в мире, а теперь это... Но ничего, вы победили, и мы победим, так папа говорит, он командир, он знает, а ещё он говорит, что именно ваш пример даёт им силы сражаться, слышишь, деда, твой пример. Вы спасли землю однажды, теперь наша очередь.
Внезапно в динамике раздался пронзительный треск, и грубый мужской голос вернул Виктора в реальный мир.
- Повторяю, подкрепление на подходе. И чуть погодя добавил: «держитесь мужики»
Виктор выскочил из блиндажа. Неподалёку на земляной насыпи лежал мёртвый связист, зажимая зубами концы перебитого провода.
Немцы шли бесконечным морем, серые шинели, и уродливые туши машин тянулись до утопающих в утреннем тумане терриконов.
Всё реже были слышны выстрелы обороняющихся, остатки его батальона схлестнулись с врагом за окопы в жестокой рукопашной. И только на правом краю, продолжал работать пулемёт.
Рядом огромный немец душил кого-то, не замечая Виктора. Парень отчаянно барахтался, но силы явно были не равны. Прохрипев проклятие, Виктор вогнал штык прямо в толстую шею.
 Немец, булькая, схватился за выступающее из горла остриё, Виктор стряхнул его и пинком перевернул.
В быстро затухающих глазах фрица смешались удивление и страх. Виктор склонился к его залитому кровью лицу и прошептал: «вы уже проиграли, а мы будем жить». Пара ударов штыка и немец окончательно затих.