Свобода выбирать (СИ)

Уилл снова заснул, уткнувшись лицом ему в плечо. Гай потерял счет времени. Несколько раз Уилл просыпался и теснее прижимался к нему, но молчал, не отвечая даже на простые вопросы. Уже светало, когда волки ушли, повинуясь вожаку. Немного переждав, Гай встряхнул Уилла.
— Просыпайся.
Уилл дернулся и открыл мутные глаза. Гай несколько мгновений смотрел на его бледное лицо и посиневшие губы. Затем осторожно помог ему спуститься вниз. Уилл мешком рухнул в траву. Гай последовал за ним и тоже приземлился на задницу.
— Холодно, — прохрипел Уилл, стуча зубами. Гай медленно выпрямился, держась за мокрый ствол. В ногах будто кололи тысячи раскаленных игл, голова была тяжелая. Он выдернул меч, вложил в ножны, затем наклонился и подобрал злосчастный нож, лежавший у самых корней. Сунув нож за пояс, Гай посмотрел на Уилла, который упорно пытался подняться, уставившись перед собой невидящим взглядом, и отвернулся. Ночь ушла, и хотя чувства, испытанные им, никуда не делись, теперь их пути с Уиллом расходились.
Уилл, наконец, поднялся, не оглядываясь, сделал несколько шагов, а затем медленно осел на землю, издав звук, похожий на скулеж издыхающего щенка. Гая, привычного ко всему, прошиб холодный пот. Не раздумывая, он поднял Уилла на руки и двинулся через кусты, по едва заметной кабаньей тропе. Неподалеку была старая хижина дровосека — жалкая плетенка с полусгнившими стенами, покрытая торфом и камышом, но все же укрытие, где временами ночевали охотники. И там, насколько помнил Гай, имелся очаг и запас дров.
Дрова отсырели и никак не желали загораться. Гай, недолго думая, оторвал полосу от исподней рубахи. Ткань была практически сухая, затлела сразу, и понемногу занялась растопка.
Уилл лежал на подстилке из сухотравья и трясся, как заячий хвост. Гай придвинул его вместе с подстилкой к очагу, от которого расходились волны живительного тепла. Хлипкая хижина была, конечно, не лучшим убежищем, но выбирать им было не из чего.
Гай с трудом развязал кожаные шнурки и стащил тяжелую от влаги бригандину. Затем снял рубаху и, собрав ткань в комок, принялся растирать закоченевшего Уилла. Тот был в оцепенении, губы казались уже не синими, а лиловыми, как у покойника. Но постепенно усилия Гая принесли свои плоды. Кожа Уилла чуть порозовела. Гай продолжал растирать его, переворачивая с боку на бок. Эти монотонные действия успокаивали, позволяли собраться с мыслями. Гай удивлялся непривычному чувству, которое теснилось в груди. Тем странным желаниям, что пришли в ночи и остались наутро. В конце концов, кто ему этот саксонский ублюдок? Никто. Но что-то не позволяло уйти и оставить его.
Гай снова перевернул Уилла так, что теперь тот лежал щекой на его плече, и начал растирать ему спину и поясницу. Его дыхание было горячим, от волос пахло травами, и Гаю нравилось вдыхать этот аромат. Он не сразу понял, что по спине скользнули шершавые ладони. Уилл не то во сне, не то в бреду обнимал и терся об него. Гая бросило в жар, он хотел отстраниться, но Уилл обхватил его за плечи. Прежде чем сообразил, что делает, Гай наклонился и поцеловал его в губы, чуть прихватив нижнюю. Уилл нахмурился, а затем ткнулся приоткрытым ртом в его рот, тронул языком.
— Ты что творишь? — пробормотал Гай, не имея сил противиться искушению. Уилл, похоже, не слышал его. Он цеплялся за Гая, шарил губами по его шее, обжигал дыханием кожу, возможно, вообще не понимая, что с ним мужчина, а не девица. Чтобы устоять перед этим искушением, нужно было быть святым. Гай святым не был. Он положил Уилла обратно на подстилку и лег сверху, накрыв своим телом. Уилл смотрел на него пьяным взглядом, от которого у Гая мутилось в голове, и гладил его бока, мягко, ласково. Гай двинул бедрами, вжимаясь вставшим членом в его бедро. Прикосновение жесткой грубой ткани причиняло боль, но еще сильнее было наслаждение. Гай застонал, и Уилл застонал в ответ, приподнимаясь навстречу. От этого движения, бесстыдного и голодного, Гай кончил так бурно, как никогда в жизни. В глазах потемнело от острого, болезненного удовольствия. Какое-то время он лежал неподвижно, а когда повернул голову, Уилл уже спал.
От бригандины, подвешенной на распорках над очагом, валил густой тяжелый пар. Гай сидел, обняв колени руками, и смотрел, как длинные языки пламени лижут дрова. Уилл все еще спал, ровно дыша. Ничего так и не придумав, Гай укрыл его своей камизой, морщась, натянул влажный доспех прямо на голое тело. Пора было идти. Ему не хотелось думать о том, что сделает с ним Джордж по возвращении. Закрывая дверь, он услышал, как Уилл тревожно заворочался во сне.
В замок Гай вернулся к полудню. Молча воткнул нож в стол перед ошеломленным кузеном и так же молча ушел в свою спальню. Говорить не хотелось. Он не стал звать слуг, сам разжег огонь в камине, стащил проклятую бригандину и бросил ее на стояк в углу. Затем подошел к стрельчатому окну. Вдали темнел Шервудский лес.
========== Часть 2. ==========
Джордж терпеть не мог, когда Гай покидал Ноттингем без разрешения, но ему было плевать. Он сам удивлялся своему безразличию. Страх, довлевший над ним долгие годы, улетучился той ночью, которую он провел на дереве с бастардом графа Локсли. Гай усмехнулся, вспомнив, каким борцом со злом выставлял себя старый рыцарь. Вспомнились рубцы под пальцами и сиплый голос в темноте: “Жалко, что не ты мой отец… Жалко, что не ты мой брат…” Доверчиво прижавшееся к нему тело. Слова кузена, случайно подслушанные ночью, заговор против короля, против Локсли. “Если он захочет присоединиться к нам, тем лучше. Если же нет, то у него обширные владения, которым нужен хозяин помоложе и поумнее”.
Гай не знал, что гнало его сейчас в Шервуд: память о той ночи и утре, которые стали нежданным подарком судьбы, или желание предупредить Уилла об опасности, грозящей его отцу. Пусть даже тот не заслуживал помощи. Или, может, ему просто хотелось под любым предлогом снова увидеться с Уиллом?
Дорога к Шервуду показалась Гаю невероятно долгой. Он не представлял, что скажет Уиллу, как объяснит свой приезд. Не знал даже, увидит ли его. Решив разобраться со всем на месте, Гай пришпорил коня и направил его вперед, к поляне, где они впервые встретились, и дальше. Хижина покосилась еще больше, стены просели, камышовая крыша свисала почти до земли.
Спешившись, Гай наклонился и заглянул внутрь. Было пусто, и от этой пустоты ему захотелось выть в голос. На что он надеялся, приехав сюда? Что Уилл будет ждать его? Глупо и по-детски наивно. Черти бы подрали эту проклятую ночь!
Гай опустился на белый валун, наполовину вросший в землю, и закрыл глаза. На душе было так тоскливо, что хоть в петлю лезь. И где искать Уилла? Не может же он заявиться к Локсли и потребовать встречи с его бастардом.
Рядом хрустнула ветка, и Гай открыл глаза, решив, что это Темпест. Но перед ним стоял Уилл. Взъерошенный, все в той же драной рубахе, он скрестил руки на груди и хмуро смотрел на Гая. Ни дать ни взять волчонок. Вон, даже глаза зеленые. На поясе у него висел широкий кинжал в потертых ножнах.
— Зачем пришел?
Гай сглотнул. Простой вопрос, ответить на который было неимоверно тяжело. Вместо слов он поднялся и сгреб Уилла в охапку. Тот напрягся, но потом неловко положил руки Гаю на пояс.
— И как нам теперь быть? — нарушил молчание Гай, с наслаждением вдыхая горький запах его волос и пота. Уилл молчал. Наконец он поднял голову и заглянул в глаза Гаю.
— Почему ты ушел?
Гай с силой стиснул его в объятиях.
— Ушел и ушел, — проворчал он. — Но теперь-то я здесь. И ты тоже… здесь.
Уилл хмыкнул и вдруг улыбнулся, а потом обхватил ладонями лицо Гая и поцеловал. Поцелуй был голодный, грубый, с привкусом крови — Уилл прикусил ему губу. Наконец он отстранился, отступил на шаг.
— А где мне еще быть, — Уилл пожал плечами. — Для отца меня все равно что нет. Вся его любовь — для моего старшего законного братца. И матери нет больше. Дом забрала ее родня. Я ушел в чем был. Им я тоже не нужен, там своих семеро по лавкам.