Этот безумный, безумный, безумный мир...
Нет, я не прав, когда пытаюсь представить себе следующую жизнь наших предателей-штабистов. У них ее не будет. Нет такого наказания, которое могло бы искупить подобные грехи. Их души будут расформированы. На языке христианском это означает вечный ад, вечная сковородка. Как там, в морге, где пахнет жареным мясом преданных ими солдат. Самое страшное наказание — не жить больше. Быть приговоренным к «никогда». Что-то вроде надетого на душу вечного противозачаточного.
— А еще мне летчик рассказывал, — продолжает брат погибшего, — однажды они полетели на задание уничтожить несколько отмеченных на карте мини-нефтяных заводов. Разбомбили, развернулись, летят обратно. Смотрят, еще два в стороне. Их тоже взорвали. Только приземлились — тут же начальство накинулось: «Вы что наделали, кто вас просил? Это заводы, которые платят Москве».
Что я могу ответить? Подобное я слышал и от Бориса Галкина. Он тоже рассказывал, что и Басаева пару раз задерживали, но из Москвы приходил приказ: отпустить. Чуть ли не от самого бывшего премьера.
Но самое сильное отчаяние у моих собеседников оттого, что никто их даже выслушать не хочет. В газете, и то намекнули, чтобы они больше не приходили. Надоели. Один чиновник просто сказал матери: «Ну что Вы все время фантазируете? Нам доподлинно, из достоверных источников известно, что Вашего сына никто не пытал, его убили сразу, так что не волнуйтесь».
— Почему тем, кто с «Курска», родственникам, и деньги выплатили, и психологов дали? А с нами даже говорить не хотят. Мне, например, нужен психолог. Мне денег уже не надо, — говорит Димина мама. — Они у меня остались от накопленных для Димы, для института. Почему все разговаривают со мной так, будто Димы никогда у меня и не было? Будто я его придумала. Но ведь он у меня был. Я точно помню. Я же его в институт готовила…
Она смотрит на меня такими страшными глазами, как будто хочет понять: я верю ей, что у нее был сын?
Да, цена смерти! Сколько стоит, где погибнуть. Как в меню. Вроде как «Курск» — несчастье, а Чечня так, во имя идеи. За Родину!
К концу нашего разговора мои собеседники уже начинают успокаивать меня:
— Не волнуйтесь, даже если у Вас не получится помочь нам, спасибо уже хотя бы за то, что выслушали.
Я советую Диминой маме сходить в церковь. Она отмахивается и кратко отвечает:
— Пробовала, не помогает. Священник одно твердит: «Радуйся, сын твой в раю». А как я могу радоваться, я его в институт готовила?..
Мне нечего ей ответить. Даже среди священников уже появились чиновники от церкви с отмирающими органами сочувствия.
— Тогда сами разговаривайте почаще с ним. Ему сейчас это важнее всего.
— Я все время говорю с ним. Фотографию вон с собой для этого всегда ношу.
Она показывает мне фотографию. Молоденький. Худенький. Взгляд дерзкий. Такой взгляд бывает у наших молодых ребят, после того как они насмотрятся западных боевиков, и им кажется, что они тоже супермены и могут выбраться из любой ситуации. Но жизнь — не кино.
Мои посетители уходят от меня длинными обшарпанными, облупившимися, как и их судьбы, коридорами военного Дома культуры. Я смотрю им вслед и думаю: и нужно им не так уж много сегодня. Просто, чтобы их выслушали. Но у власти пока нет органов слуха.
* * *Когда смотришь сегодня на нашу армию, которая от имени многомиллионной страны не может справиться с двумя тысячами боевиков, даже не верится, что раньше она считалась непобедимой. Так нас учили в школе. В пример приводили Куликовскую битву, Полтаву, позже Великую Отечественную войну и, конечно же, победу над непобедимым Наполеоном.
Действительно, в конце жизни на острове Эльба даже Бонапарт признался, что главной его ошибкой стал поход на Россию. Собираясь начать войну, он был уверен, что также легко расправится с ней, как и с другими странами Европы, с которыми он расправлялся всегда по одной и той же формуле. Вошел в страну, которая приглянулась. У границы его уже ждет армия противника, которая сейчас будет защищаться. Для него — гения и профессионала — предстоящее сражение всегда было радостью, как для ребенка игра в солдатиков, в которой он постоянно побеждал. Несколько дней, как правило, требовалось Наполеону, чтобы завоевать любую страну, получить с поклоном ключи от столицы, превратить потомственного короля в своего «шестерку»-вассала и въехать в его дворец под аплодисменты толпы, которая нередко приветствовала его как освободителя.
Единственной страной, где эта формула не сработала, оказалась Россия. Вошел в нее — а русской армии нет. Не ждет его. Не уважает. Он за ней. Она от него. Он — вправо, Барклай де Толли — влево. Наполеон — влево, русская армия — вправо.
Обидно стало гению. Зря, что ли, шестисоттысячную армию себе набирал, со всех стран лимитчиков призывал? Он за русскими в глубь страны, русские от него еще глубже. И засасывает, засасывает его Россия, как болото. Уж все сроки, отпущенные на завоевание, просрочены. Корм для лошадей кончается, погода портится. А сражения все нет. С продуктами и кормом для лошадей тоже беда. Из-за таких расстояний обозы из Франции запаздывают. Не случалось такого ранее ни в одной европейской стране. Там все само собой складывалось. Кончился корм для лошадей, зашли солдаты в любую деревню, отобрали у крестьян корм, заодно и лошадей. А тут зашли в деревню — лошадей нет, корма нет, все, что на полях посеяно, выжгли, чтобы антихристу не досталось. Крестьян и то нет, все по лесам попрятались. Только ночью с косами подкрадутся, покосят пару батальонов лимиты и обратно в лес.
Очевидцы рассказывают: Бонапарт действительно радовался, как ребенок, когда, наконец, увидел на рассвете русскую армию у деревни Бородино. Глаза заблестели, оживился. Теперь-то, благодаря науке, мы знаем, что это у него разыгрался в организме мужской гормон-тестстерон.
Позже, там же, на Эльбе, он называл сражение при Бородине самым жестоким в своей жизни. Один раз во время этого сражения Бонапарта видели со слезами на глазах, когда умирал его любимый генерал. Сколько раз в течение дня докладывали Наполеону о победе и разгроме русской армии, а русские пушки продолжали стрелять, армия Кутузова не отступала, в который раз французы брали артиллеристский редут Раевского, и в который раз русские его возвращали себе благодаря какому-то неизвестному генералу Ермолову.
Кто-то из наполеоновских генералов сказал императору во время этого сражения: «Русские солдаты продолжают сражаться, будучи убитыми. Я восхищен ими!..»
Да, не вычислил Бонапарт России, хотя и считался гением. Его агенты и дипломаты много лет доставляли ему сведения о русских бездарных генералах, о нерешительном мямле-царе, о проворовавшемся дворянстве и о вяло— недовольном властью народе… Он даже потребовал от своих дипломатов историю Пугачевского бунта. Но одного не смогли заметить в российском народе его агенты и дипломаты. Достоинства! Потому что люди с достоинством не могут быть фискалами. Им трудно заметить то, что в них отсутствует.
Так что зря Бонапарт ждал ключи от Москвы и восторженных взглядов из толпы, когда он будет въезжать в Кремль. Он был для русского народа оскорбителем! Оскорбителем веры, полей, домов… До сих пор историки не могут прийти к общему мнению, кто первым поджег Москву? Или кто отдал приказ поджечь ее: царь, Кутузов или комендант Москвы? Потому что не было приказа, не было этого одного первого поджигателя. Москва загорелась от энергии ненависти, от оскорбленного чувства достоинства всего народа. Не ожидал Бонапарт, что в целом народе может быть такое достоинство, которое, как он считал, есть только у него одного. Сначала он это достоинство за варварство принял. Он же пришел как освободитель от крепостного права. А они его гонят огнем, косами… И еще радуются! Варвары! Как можно радоваться, когда такие ценности вокруг горят? Собственную столицу подожгли и гордятся этим… Дикари! Нет, не может западный человек умом высчитать то, что русские делают от души, и что достоинство и честь могут быть ценнее всех ценностей! Уверен был Бонапарт — только до границы погонит его этот обезумевший народ. Но опять не угадал. До Парижа антихриста погнали. Ты у нас в Москве побывал, теперь наша очередь побывать в Париже. Иначе нечестно получается. И потом, все-таки Париж! Кафе, театры, француженки! Когда еще такая возможность представится русскому мужику во Францию без визы сгонять? Три раза, пока его гнали, Бонапарт успевал возвратиться в Париж, набрать армию, и разбивал русских вместе с их союзниками в пух и прах, а те все гонят и гонят его. Ничего не может понять Наполеон. Неужели им так в Париж хочется? Нет, просто очень обидел он нашего человека. Поэтому и проиграл. А еще потому, что у него во Франции люди закончились. А в России они никогда не кончаются.