Воровка чар (Дилогия) (СИ)

Рион удивленно поднял брови, проглотил овощи и покачал головой:
— Было бы интересно посмотреть, — и снова взялся за ложку. — Но, боюсь, не переживу такого счастья. Сейчас Питриш вернется, и все узнаешь.
Трактирщик вернулся как раз к тому моменту, когда маг добрался до дна тарелки, и жестом попросил нас следовать за ним.
— Рион?
— Минуту потерпи, ладно? — Попросил он, поднимаясь. — Всего минуту.
В сопровождении хозяина мы прошли по главной улице не более сотни шагов, и свернули налево к одному из домов. Добротная одноэтажная постройка под новенькой черепичной крышей, в палисаднике цвели розы, сбоку крытая телега с впряженной рыжей мохноногой лошадкой. Лопоухий молодец сноровисто грузил внутрь холщовые тюки.
— Ткача Керея дом, — сказал Питриш, заходя первым.
В светелке нас уже ждали. Семья ткача в полном составе, все с напряженно-суровыми лицами. Ткач — дородный мужик с тяжелым взглядом и ранней лысиной и его жена — сухощавая нестарая женщина с усталым лицом, сидели на лавке. Занятый на погрузке, видимо старший сын, проскользнул за нашими спинами, встал справа от отца. За него тут же схватилась молоденькая девушка с длинной косой и младенцем на руках. Жена? Сестра?
За хозяйкой дома переминалась с ноги на ногу девочка лет тринадцати, чуть постарше той, что застала меня над телом бабки и ее козы. Бросив на меня испуганный взгляд, она спряталась за спину матери и больше не показывалась. Рядом с ней мальчики-двойняшки, озорно пихали друг друга локтями. Лица братьев были перемазаны чем-то липким и, без сомнения, вкусным. В углу отдельно от всех сидела заплаканная тетка, в длинном черном одеянии, и топтались давешние лесорубы.
Зачем мы здесь? Я вопросительно посмотрела на мага.
— Керей, ты это, не мешай, — первым высказался трактирщик. — Нам для началу тока поговорить.
Женщина в углу громко всхлипнула, остальные скрестили пальцы и поводили перед собой от сглаза.
— Говорите, нам скрывать нечего, — разрешил ткач.
Питриш кашлянул и, указав на заплаканную тетку, сказал:
— Вот, знакомьтесь, Рея-травница.
Рион не отрывал взгляда от женщины. И я его понимала. Грозной чаровницей, управляющей нежитью, оказалась трясущаяся тетка неопределенного возраста с опухшим лицом.
— Ты козу загубила, знахарка? — спросил парень.
В ответ слезы из карих глаз потекли пуще прежнего.
— Это мы виноваты, — вместо Реи ответила хозяйка дома.
Керей нервно дернул щекой, но жену не остановил.
— Муж заболел. Вышградские шептуны десять риниров [13] запросили за излечение. А наша Рея взялась за пару динов. Хворь цепкая попалась, выводить с кровью надобно. На скотину перевести, да и порешить ее. Болезнь в землю уйдет и на кого другого не перекинется.
Я вздохнула. Дальше можно было не продолжать, история стара, как мир. Суеверие, что любую болезнь можно перевести на другое живое существо, давно и прочно укоренилось в головах людей. И доказывать, что недуг не изгоняют, а лечат — бесполезно. Люди хотят верить в моментальное выздоровление. Этим и пользуются нечистые на руку целители. Усиленно лечат человека, как правило, безрезультатно. А потом, выдержав надлежащий для нагнетания обстановки срок, предлагают последнее средство — ритуал изгнания. Получив монеты, врачеватель убеждает больного, что тот здоров. И это в лучшем случае. А то ведь есть умельцы, знающие, куда нужную травку подложить, чтобы саму болезнь вызвать, а уж потом и лечить.
Но я отвлеклась, а женщина тем временем рассказывала:
— Сговорились с Мироном-гончаром. Сменяли козу на отрез хлопка. Мать Мирона, та самая бабка Нюля, привела животину на убой. Хотели провести ритуал на заднем дворе, но… но… — женщина испуганно посмотрела мужа.
— Не решились, — закончил за нее Рион. — А зря, тогда и вопросов бы не было. Моя земля, моя скотина, когда хочу — тогда и режу.
— Нечо заразу у дома плодить, — прогудел ткач.
— Рея провела обряд, — дождавшись одобрительного кивка мужа, продолжила женщина. — Зарезала козу, заговорила кровь, сделала талисман для больного.
— Вот уж гадость, — не выдержала я, ткачиха дернулась, словно ее ударили, но не возразила. Нечего. Гадость на крови, гадостью и останется.
— То же самое мне сказал и Мирон, и Ташка, — кивнул чаровник и посмотрел на меня. — Та девочка, что нашла тело старой Нюли.
— Но Рея уже у нас к этому времени была. Здесь,— проговорила женщина. — Я помню, когда Ташка заголосила, я как раз перину переворачивала, а Рея мне помогала.
— А что у вас болит? — поинтересовалась я у ткача.
На мой взгляд, дядька был здоров, ни следа хворобы. По воцарившейся тишине я поняла, что вопрос задала зря. Даже травница перестала всхлипывать.
— Какое это дело тебе до моих хворей, водянка? — Процедил ткач сквозь зубы.
— Никакого, — я пожала плечами. — Но раз травница еще здесь, до излечения, надо полагать, далеко.
Мужчина с шумом втянул воздух, в глазах разгорался гнев. Я заставила себя стоять на месте, а не поддаться трусливому желанию спрятаться за мага.Домочадцы Керея переглянулись. Жена посмотрела умоляюще.
— Я теряю мужскую силу, — выдохнул он.
Трактирщик отвернулся, один из лесорубов усмехнулся. Ткач стал наливаться краснотой.
— Давно?
Керей сжал руки в кулаки, на скулах заиграли желваки, но ответил:
— Третью седмицу.
— Я могу осмотреть кровать?
Мужчина плюнул под ноги. Я не шевельнулась. Рион сделал шаг вперед и… Я запомню это движение, почти маленькое, почти незаметное. И, тем не менее, он собирался встать на пути у дородного ткача, закрывая меня собой. Да, защищал он не меня, а свою силу, но… Это было неожиданно приятно.
Керей обернулся к семье, ища поддержки. Но все были растеряны.
— Хуже уже равно не будет, — выдавила женщина, обнимая дочь.
— Вторая дверь от светелки, — пересилил себя мужчина.
Я вошла в спальню сопровождаемая испуганными перешептываниями. Думаю, после моего осмотра, белье сожгут, мебель выкинут, а стены перекрасят. Да еще и смирта вызовут, вернуть семейному ложу благословение. Мне-то что, лишь бы людям в радость.
Хозяйская опочивальня была убрана с заботой и любовью. Резная кровать, с вышитым покрывалом, невесомые занавески на открытых окнах, свежие розы в глиняном кувшине, вышивка на стенах.Я принюхалась. Бесполезно, розы перебивают все запахи.
Терять мужскую силу — не к добру, это вам любой мужик скажет. Правда, вряд ли он знает, что причин тому может быть несколько. На хворого ткач совсем не походил, и как говаривала бабка Сима, сперва нужно исключить самое очевидное.
Помню, в Солодках Таська к нам после одиннадцатого ребенка прибежала. Со слезами просила найти управу на ее неустанного мужа. Не знаю, что тронуло Симу, изможденное лицо соседки, или паскудный характер ее муженька, от которого я не раз получала хворостиной просто за то, что мимо проходила да глаза таращила, но выдала она Тасе один корешок.
Если его поджечь, тлеть будет несколько дней, источая едва уловимый пряный аромат. Успокоительное, расслабляющее средство для нервных людей. Но при ежедневном окуривании, человек становится вялым. Растение так и называют лентяй-трава. Мужикам от него все время хочется спать. Тут уж не до женских округлостей.
Расстройство замечают не сразу, потому как стоит выйти из дому, как голова проясняется, руки просят работы, а… хм, тело — любви. И только сунется мужик обратно в светелку, прижать жену на вышитом покрывале, как дымок снова делает свое дело.
Таське тоже поначалу помогло, но потом ее мужик Варьку на сеновале от души повалял. Пришлось женщине убирать средство, если хотела при муже остаться. Убрала. К лету снова люльку качала.
А семейство ткачей многочисленно… Может, хозяйка решила отдохнуть от чрезмерного внимания благоверного? Только тот оказался не в пример вернее Таськиного мужа и на сторону ходить брезговал.Я прошла в комнату и приступила к поиску. Осмотрела вазу, шкатулку, сундук и стену за ним, подняла половик, заглянула под кровать. Ничего.