Любимая (СИ)

— Никто из них не сидит больше пятнадцати минут с одним напитком, — сказала я.
— Так что, я мало заплатил вам? — сказал он, вытаскивая пачку мятых купюр, собранных аптечной резинкой. — Ты знаешь, сколько я у вас здесь оставил за все время?
— Это не имеет отношения к делу, — сказала я. — Валя сейчас пойдет с тобой в комнату, или на сцену. А потом вы сможете заказать для нее еще дринк.
Каратист не отреагировал на мои слова, продолжая одной рукой обнимать Валю. Та безмятежно улыбалась, наслаждаясь ситуацией. Я молча стояла рядом с ними еще полминуты. Потом Каратист поднял голову.
— Ты еще здесь? — удивился он и ткнул мне в руки вытащенный из пачки полтинник. — Принеси нам два пива.
Усатый подручный из его свиты не удержался и прыснул, разбрызгивая свое питье и слюни.
— Валя, пожалуйста, два пива для Султана, — сказала я, пряча руки за спиной.
— Я хочу, чтобы нас обслужила ты, — заявил Каратист.
— Это не моя работа, — сказала я. — Заказы приносят девушки.
— А ты мальчик, что ли? — рассмеялся он. — Ты, говорят, раньше здесь работала, как они. Давай завалимся втроем в комнату, а? Плачу двойной гонорар!
— Это предложение не актуально, — ответила я, решив до конца прятать свои эмоции и обращаться к нему как лицо официальное.
Болтовня болтовней, но Валя сидела, как ни в чем не бывало, и не помышляла выполнять мои распоряжения. По сути, именно она могла бы легко исчерпать проблему, послушавшись меня, но сейчас ей было интересно, как большой и сильный самец поставит на место наглую выскочку. Рука Каратиста потянулась к моей талии — я отодвинулась на шаг.
— Брось дурить, Анна, — сказал Каратист, — посиди лучше с нами. Я угощаю за свой счет.
— Спасибо, — сказала я. — Как–нибудь в другой раз. Валя, почему ты не идешь выполнять заказ?
Каратист убрал руку с ее голой спины.
— Давай, Валя, сходи.
Не глядя на меня, она встала и пошла к бару. Каратист пристально посмотрел мне в глаза. Я выдержала взгляд, хоть и с трудом.
— Будем дружить, Анна, — он протянул мне большую мозолистую ладонь.
— Конечно, — оставлять в воздухе его руку было бы грубостью, и я протянула навстречу свою. И оказалась в мощных тисках…
— Вокруг полно обколотых дебилов, которым ничего не стоит встретить одну маленькую девушку после работы, — сказал он значительно. — И немного подпортить ей личико.
— Зачем тебе это надо?
— Мне? — удивился он. — Да я и знать об этом не буду. Не забывай, кто ты, а кто я.
— Отпусти руку, — сказала я, сжимая зубы.
— Помни об этом, — и я освободилась. — Лучше нам дружить, Анна.
— Хорошо, запомню, — я повернулась и пошла в туалет, чтобы немного перевести дух и поправить макияж.
Саня хмуро выслушал меня, когда я рассказала ему об этом инциденте. В зале уже почти не оставалось клиентов, бармен готовился сдавать нам кассу, а Каратист со своей сворой давно убрались.
— Я могу невзначай подсесть к нему, — сказал Саня, — и пообещать, что его тоже нетрудно где–нибудь встретить и оприходовать бейсбольными битами. Вопрос в том, поверит ли он?
— Я понимаю, что в качестве предлога для войны подхожу очень мало, — сказала я. — Он тебе не поверит.
— Речь идет не о тебе, Анютка, а о влиянии в «Рандеву». Он поймет, что те, кому надо, его услышали.
— Пустые слова. Он не поверит, — повторила я. — Почему полиция сквозь пальцы смотрит на Каратиста и его наркотики?
— Он стучит, — сказал Саня. — Здесь все стучат, как дятлы, чтобы им позволили работать.
— И мы?
— Мы чемпионы среди дятлов, — улыбнулся Саня. — Но нас прикрывает ШАБАК, а Султан работает на управление по борьбе с наркотиками. Разные кураторы, понимаешь?
— ШАБАК это местный ФСБ?
— Типа того.
— Выходит, им наплевать на наркотики?
— Это не их профиль. Они передадут дело кураторам Каратиста.
— А если бы было оружие?
— Ты что–то слышала?
— Ну, у Каратиста есть нож, большой такой, носит его в чехле на ноге, как рассказывали девочки.
— За это не закроют, — поморщился Саня. — Здесь у них у всех ножи — традиция такая.
И Каратист по-прежнему продолжал собирать у нас свое кодло, правда, на меня особенного внимания он пока не обращал. Состоялся очередной полицейский рейд с проверкой документов у всех клиентов, но Султан совершенно равнодушно реагировал на полицию — впрочем, я этого и ожидала.
Между тем, наступил новый 2000 год, рубеж тысячелетий, и я встретила его на рабочем месте, лишь перед самой полуночью ненадолго закрыв клуб и откупорив ящик шампанского. Не было ни Сани, ни Чарли, ни Брюха, которые праздновали в кругу родных или друзей, а я в четырех тысячах километрах от Москвы поздравляла своих работников и ожидала, когда можно будет открыться и впустить толпу жаждущих карнавала посетителей в наш по-русски — с елкой и гирляндами — убранный зал.
Двери мы распахнули в половину первого, и я едва не уснула под конец от усталости: в эту ночь и до девяти утра мы закрыли кассу, немного не дотянув до ста тысяч шекелей — абсолютный рекорд клуба с момента открытия!
Маму я поздравила уже на следующий день — международная линия накануне отказала из–за перегрузок, и мы с барменами, помню, все грешили на знаменитую Ошибку «2000». Кто теперь помнит об этой глупости, вызвавшей панику среди стольких серьезных людей?
— Когда ты вернешься, доченька? — спросила мама несколько раз.
— Как там Маша? Все еще одна? Как вы уживаетесь? — я не знала, что ответить на ее главный вопрос.
— Привет Софья Николаевна! — Маша взяла трубку и, кажется, искренне обрадовалась моему звонку. — Когда тебя ждать?
— Вы там сговорились, — попробовала я шутить, но не очень–то у меня выходило.
— Нет, серьезно, — настаивала Маша. — Всех денег не заработаешь. Пожалей себя, наконец!
— Я работаю менеджером, — попыталась объяснить я. — Навыки руководства будут позже необходимы нам обеим…
— И сколько людей у тебя в подчинении?
— Около сорока, — сказала я.
— Неплохо! Ты молодец! — в Машином голосе тревога наконец–то сменилась почтительными интонациями. — А я вошла в долю к Людмиле, теперь я у нее главный модельер.
— Сколько тебе это стоило?
— Ну… вот ты въедливая, Дюймовочка!
— Так сколько? — я и сама уже знала ответ.
— Десятку, — призналась Маша. — Все, что у меня было.
— Я так и думала.
— У нас восьмого показ в новом центре, — похвасталась Маша, почему–то не слишком уверенно.
— Удачи тебе! — искренне сказала я. — Главное — верь в то, что делаешь. Не оглядывайся назад, и все будет хорошо.
Положив трубку, я откинулась на диване в своей отдельной спальне квартиры, которую снимал клуб для девушек. В принципе, это было вновь дежа вю, но здесь у меня была никем не ограниченная свобода, и уже я, а не другие, распоряжалась в квартире, как считала нужным. Так что все–таки, отличия были, причем в лучшую сторону, но в первый день нового тысячелетия мне думать об этом не хотелось.
А мысли мои были обращены к моей далекой Машеньке, которая не единожды слышала от меня, что бизнесом распоряжается лишь тот, кто оперирует его финансовыми потоками. И зная это, она принесла в клювике ушлой Людмиле все свои сбережения без остатка, даже не посоветовавшись со мной по телефону. Понятно, что она уже вложила в дело все свои усилия и талант, поэтому–то хозяйке оставалось лишь выдумать предлог, чтобы коготок птички увяз уже совсем глубоко. Причиной мог послужить тот же показ, за который надо было платить, или расширение дела, или временные проблемы у банка, или налоговые трудности… словом, что–нибудь такое, без чего дальше двигаться было нельзя. Даже если Людмила и будет исправно выплачивать Маше ее долю от прибылей, все равно — я знала это твердо — к моему приезду, когда бы он ни случился, Маша будет не богаче, чем была год с лишним тому назад. Такая у нее карма, подумала я.
Сама же о себе я знала, что многому успела научиться за прошедшие месяцы у Брюха. Он специально не делился со мной, но я была ему достаточно предана и старалась не упускать случаев, когда при мне велись деловые разговоры с другими владельцами мест, входящих в империю этого худого невзрачного человека с близоруким взглядом и нежными пальцами картежника. Так я поняла, что Брюхо самостоятельно вкладывает деньги в открытие новых точек по всему Израилю, в первое время даже контролирует стройку и процесс раскрутки бизнеса, а потом продает свои доли по частям другим мелким пайщикам, уже по совершенно новым расценкам. Отойдя от бизнеса, он уже сверху руководит им, даже, когда контрольный пакет уходит в другие руки, — ведь бизнес нелегальный, и никто не может заменить Брюхо в аспекте улаживания дел с властями и с бандитской братией. Даже если Брюхо полностью выходил из долей в каких–то местах, брошенные на произвол судьбы владельцы упрашивали его принимать десять-пятнадцать процентов от прибылей, чтобы чувствовать себя уверенно. А он снисходительно брал все эти «крышевые» деньги, ни за что не отвечал, и порой его участие выражалось в редких беседах с новыми хозяевами, подсказкам и ловким блатным рамсам, причем никакие связи в большинстве случаев не использовались, не говоря уже о силовых методах — лишь чистый, не побоюсь этого утверждения, — интеллект!