Мертвое озеро

За эти услуги я, конечно же, плачу ему деньги. Не нужно быть приятелями – у нас чисто деловые отношения.
Пока идет поиск, я делаю себе чашку горячего чая с медом и отпиваю глоток, прикрыв глаза, чтобы собраться с силами для встречи с очередными испытаниями. Перед тем как это сделать, всегда проверяю, чтобы в пределах досягаемости было все необходимое. Заряженный пистолет. Мой мобильник, где в быстрый дозвон вбит номер Авессалома – если вдруг возникнут проблемы. И последнее, но не самое незначительное – пластиковый мешок для мусора, в который я при необходимости могу блевануть.
Потому что это… это все тяжело. Это все равно что сунуть голову в раскаленную печь, в пылающий вихрь бездумной ненависти и злобы, и я всякий раз выныриваю из этого опаленная и дрожащая.
Но это необходимо делать. Ежедневно.
Я чувствую, как напряжение распространяется от головы вниз, скользя, точно холодная змея, по позвоночнику и лопаткам и тяжелыми кольцами свиваясь у меня в желудке. Я никогда не могу до конца приготовиться к найденным результатам, но сегодня, как обычно, я пытаюсь быть спокойной и отстраненной, словно обычный наблюдатель.
Четырнадцать страниц результатов. Верхняя ссылка новая; кто-то открыл тему на «Реддите», и все кошмарные описания, предположения и призывы к правосудию всплывают опять. Я скриплю зубами и нажимаю на ссылку.
«И где сейчас Маленькая Сообщница Мэлвина? Я хотел бы нанести визит этой лицемерной суке-церковнице». Они любят называть меня церковницей, потому что наша семья посещала одну из крупных баптистских церквей в Уичито, хотя Мэл относился к этому весьма поверхностно. Чаще всего я бывала там вместе с детьми. В теме размещено множество ядовитых коллажей – фотографии меня и детей в церкви, совмещенные со снимками с места преступления – изображениями мертвой девушки в гараже.
По утрам в воскресенье Мэл обычно отлынивал от посещения службы, говоря, что ему нужно заняться кое-чем в мастерской.
«Заняться кое-чем»… На несколько мгновений я прикрываю глаза, потому что в этих словах кроется чудовищная шутка. Он никогда не думал о женщинах, которых пытал и убивал, как о людях. Для него они были просто объектами. Предметами. Кое-чем.
Я открываю глаза, делаю вдох и перехожу к следующей ссылке.
«Надеюсь, кто-нибудь изнасилует и разделает Джину и ее выродков и повесит их, как туши в мясной лавке, чтобы люди могли плюнуть на них. Такой садист, как Мэл, не заслуживает семьи». Эта запись сопровождается фото с места преступления – чьи-то дети застрелены и брошены в канаву. От подобного лицемерного бессердечия у меня перехватывает дыхание. Этот сетевой «тролль» использует чью-то личную трагедию, чей-то ужас для того, чтобы проиллюстрировать то, что прочит мне. Плевать он хотел на детей – во всех смыслах.
Он жаждет мести.
С болезненной поспешностью я просматриваю другие ссылки.
«Вы видели его дочь Лили? Я бы запинал ее насмерть».
«Сжечь их живьем и обоссать».
«У меня есть идея – найти кого-нибудь, кто работает ассенизатором, и утопить этих мелких в дерьме. А потом послать ей указания, где их искать».
«Как бы нам заставить ее страдать? Есть предложения? Кто-нибудь видел эту сучку?»
И так далее, и тому подобное. Я покидаю Реддит, перехожу в Твиттер и нахожу лишь угрозы, ненависть, яд – столько, сколько способны вместить сообщения, ограниченные ста сорока знаками. Потом блоги. «8chan»  [9]. Форумы о реальных преступлениях. Веб-сайты, посвященные деяниям Мэла.
На форумах и веб-сайтах смерти невинных девушек – лишь повод для мимолетного интереса. Исторические сведения. По крайней мере, эти диванные детективы не очень склонны угрожать. Семья Мэла – лишь примечание к рассказу о подлинных событиях. Они не жаждут нас уничтожить.
Но те, кто больше интересуется нами, пропавшей семьей Мэлвина Ройяла… это именно те, кто может быть опасен.
И их сотни, может быть, даже тысячи – те, кто желает перещеголять друг друга, изобретая все новые ужасные способы покарать меня и детей. Моих детей. Это тошнотворное шоу ужасов, лишенное даже зачатков совести. Никто из них не осознаёт, что они ведут речь о людях, настоящих людях, которым может быть больно. Которые могут истекать кровью. Которые могут быть убиты. А если и осознаёт, то им на это плевать.
Среди этого отвратительного людского месива есть некоторое количество настоящих, хладнокровных человеконенавистников.
Я распечатываю все найденные материалы, выделяя маркером сетевые прозвища и имена, потом начинаю сверять все это с базой данных, которую веду постоянно. Большинство имен в списке присутствуют уже давно; их носители по каким-то причинам зациклились на нас. Другие – более недавние, ревностные новобранцы, только что наткнувшиеся на историю преступлений Мэла и теперь жаждущие принести отмщение «за жертв», хотя на самом деле они не имеют никакого отношения к тем, кого убил Мэл. Они даже редко упоминают имена жертв. Для этой конкретной группы мстителей жертвы не имели никакого значения, пока были живы, и не имеют значения теперь. Смерть девушек – просто повод, чтобы дать волю жестоким стремлениям этих «троллей». Эти люди во многом такие же, как Мэл, – разве что, в отличие от него, вероятно, никогда не реализуют свои стремления.
Вероятно.
Но именно поэтому я держу пистолет под рукой – дабы тот напоминал мне, что если они осмелятся приблизиться к моим детям, то дорого за это заплатят. Я больше никому не позволю причинить вред моим сыну и дочери.
Я прерываю чтение, потому что некий псих под ником fuckemall2hell наткнулся на каким-то образом попавший в Интернет судебный документ, где указан один из наших прежних адресов. Он вывесил этот адрес в публичный доступ, писал родным жертв, звонил репортерам, рассылал повсюду плакатики с нашими фотографиями и подписями: «Помогите найти! Вы не видели этих людей?» Подобную тактику эти хищники взяли на вооружение в последнее время, пытаясь сыграть на искренней заботе и беспокойстве. Он пользуется лучшими человеческими побуждениями, чтобы засечь нас, дабы хищникам было проще на нас охотиться.
Но я куда сильнее беспокоюсь за невинных людей, которые живут по опубликованному им адресу. Они могут даже понятия не иметь, что им грозит. Я посылаю письма с анонимного адреса электронной почты тамошнему детективу – невольному моему союзнику, – предупреждая его, что этот адрес всплыл снова. Надеюсь, все обойдется. Надеюсь, эти люди не обнаружат куски гнилого мяса или мертвых животных, приколоченных к их дверям, и на их электронную почту не хлынет поток садомазохистской порнографии, а в их сетевые и реальные почтовые ящики, на их мобильные телефоны и к ним на работу не посыпятся кошмарные угрозы. Я отчетливо помню, в каком шоке была, обнаружив массу мерзких писем, буквально затопивших мой пустой дом, хотя все это время я находилась в следственной камере, а мои дети были тайно перевезены в Мэн.
Я молюсь, чтобы, если у нынешних обитателей этого дома есть дети, они не стали мишенями. Мои – были. Объявления на телеграфных столбах. Их снимки, посланные порнофотографам в качестве моделей. Нет предела ненависти. Это свободно расползающееся ядовитое облако морального произвола и менталитета толпы, и тех, кто дышит этим ядом, не волнует, кому они причиняют боль, – лишь бы причинять.
Адрес, найденный этим конкретным «троллем», ведет в тупик – он не может привести его к нашему новому дому, к нашим новым именам. По крайней мере восемь прерванных следов отделяют то место, на которое он указывает, от того, где я сейчас нахожусь, но это меня не успокаивает. Я наловчилась в запутывании следов и поиске информации по чистой необходимости, но я – не они. У меня нет тех мерзких побуждений, которые движут ими. Все, чего я хочу, – это выжить и обеспечить своим детям как можно больше безопасности.
Заканчиваю проверку, встряхиваю руками и ногами, чтобы избавиться от стресса, пью холодный чай, встаю и начинаю расхаживать по кабинету. Я хотела бы взять в руки пистолет, но это плохая идея. Небезопасная и параноидальная. Я смотрю на то, как ствол тускло поблескивает на свету, обещая безопасность, но я знаю, что это тоже ложь – точно такая же ложь, как и все, что говорил мне когда-либо Мэл. Оружие никому не дает безопасности. Оно лишь уравнивает шансы в игре.