Криппен

Таким образом, Хоули пришлось навсегда распрощаться с мечтой об официальной врачебной практике. Впрочем, имелись и другие курсы — подешевле, на которых он мог удовлетворить свою жажду знаний; Хоули решил разведать о них подробнее и, пытаясь заглушить разочарование, остановился на них за неимением лучшего. В одном из выпусков «Двухмесячного обозрения практикующего врача» он прочитал, что Медицинский колледж Филадельфии предлагает заочный курс общей терапии, рассчитанный на двенадцать месяцев: по его окончании выдавался диплом. Обучение стоило шестьдесят долларов — сумма равнялась его годовому доходу, но Хоули подумал, что это недорого, послал заявление и вскоре был принят на учебу.
Чтобы скопить денег на диплом, Хоули отправился на поиски ночной работы, и ему предложили место на бойне Маккинли-Росса, где три раза в неделю, с девяти вечера до шести утра, он получал туши овец или коров, которые требовалось свежевать, потрошить и резать на куски.
Хотя Джезебел и Сэмюэл были в ужасе, в начале учебы эта работа казалась Хоули вполне естественной. Долгими ночами водил он пальцем по различным частям человеческого тела, изображенным в «Анатомии Грея»,  [12]изучая их названия и функции и понимая, как легко все они ломаются или изнашиваются. Он знал расположение слабых точек в связках и сухожилиях — и хотя еще ни разу не разрезал ножом труп, мечтал об этом и уже выяснил, с помощью каких надрезов его проще всего вскрыть. Работа на бойне была далека от идеала, но юноша с удовольствием предвкушал, как ему принесут свежезабитое животное, поручив отделить кости от мышц, а кожу — от органов, собрать отдельно кровь и разрубить тушу на отбивные для обеденного стола. Возможно, кому-то это внушило бы отвращение, но, думая о предстоящем, Хоули Харви Криппен непроизвольно облизывал губы.
В первый вечер ему дали в напарники шестидесятидвухлетнего ветерана бойни Маккинли-Росса по имени Стэнли Прайс, который, как сообщили юноше, и обучит его ремеслу. Это был тощий старик со слегка сутулой спиной и грязно-седыми волосами В первую очередь Хоули обратил внимание на то, что руки учителя покрыты красными линиями, — тридцать семь лет разрубал он туши мертвых животных, и в поры так глубоко въелась кровь, что на коже старика как бы остались отпечатки миллионов внутренностей.
— Никакой водой не смоешь, — с гордостью сказал ему Прайс. — На моих руках больше крови, чем у любого душегуба из тюряги. И я намного лучше орудую ножом. Когда-нибудь разделывал тушу?
— Нет, — признался Хоули со смехом — вопрос был нелепым. Можно подумать, что во времена своей мичиганской юности он долгими, истомными летними днями, сидя на крыльце, вспарывал брюхо приблудным собакам и кошкам.
— А хочется?
— Да. Я учусь на врача в Медицинском колледже Филадельфии. — Это было невинной ложью: владельцы диплома МКФ по общей терапии не имели права называть себя врачами, хотя, конечно, получали определенное медицинское образование. Хоули решил, что ничего не потеряет, если немного набьет цену, и даже вызовет к себе уважение.
— Но если ты учишься в Филли — какого черта делаешь в Мичигане?
— Это заочные курсы, — объяснил юноша.
— Заочные докторские курсы? — скептически переспросил старик.
Хоули кивнул, решив твердо стоять на своем.
Они пристально посмотрели друг другу в глаза — это продолжалось несколько минут, — затем Прайс тяжело вздохнул, втянув носом воздух, и, покачав головой, отвернулся.
— Когда захвораю, не вздумай меня лечить. Врач-заочник, — пробормотал он про себя. — И куда катится этот мир?
— Сколько туш мы должны разделывать за ночь? — спросил Хоули, желая сменить тему и вернуться к предстоящей работе. Он пытался говорить как можно степеннее, чтобы не показаться кровожадным.
— Если повезет, лично я могу управиться за ночь с пятью коровами и, возможно, двумя-тремя овцами — для разнообразия. Разделать полностью — от цельной туши до кусков для мясного фарша. Ну а ты… — Он окинул парня взглядом с головы до ног, словно бы никогда не видел столь малоподходящего кандидата. — Первые месяцы в лучшем случае — одна туша за ночь без чужой помощи. Дело не в количестве, Криппен. Запомни это. Каждую тушу нужно разделывать искусно, и если ты будешь выполнять в пять раз меньше работы, чем кто-нибудь другой, — ничего страшного. Главное — не торопиться, чтобы поскорее перейти к следующей. Иначе испортишь мясо.
— Ладно, — произнес Хоули, переминаясь с ноги на ногу и чувствуя, как от волнения к голове приливает кровь. — Ну и когда начнем?
— Волнуешься? — спросил Прайс. — Не переживай, скоро. Как только раздастся звонок. — Он кивнул на часы на стене — короткая стрелка приближалась в девяти. Дневная смена работников бойни заканчивалась в семь вечера, после чего приходили уборщицы, которые мыли полы и дезинфицировали рабочие столы перед началом ночной смены. Маккинли-Росс никогда не закрывалась. Скот там забивали и разделывали непрерывно.
Наконец, прозвенел звонок, и двери открылись: сорок рабочих ночной смены направились по длинному коридору, вдоль которого висели в ряд чистые белые куртки, — наверное, ученые надевали такие же в лабораториях.
— Все одинакового размера — впору любому, — сказал Прайс. — Так что бери первую попавшуюся и пошли работать. Даже не знаю, зачем над ними так хлопотать. Ведь к концу смены все равно будут в крови.
Хоули взял куртку и надел ее — юноше нравилось, что внешне он напоминал настоящего врача. Молодой человек широко улыбнулся Стэнли Прайсу, а тот подозрительно глянул на него и покачал головой, словно вел на казнь неразумное дитя, которое даже не догадывалось, что ждет его впереди.
Прайс встал в углу огромного зала и обвел его взглядом, указывая своему новому подопечному на различные приспособления.
— Вот здесь лежат все инструменты, — сказал он. — Пилы, большие ножи и тесаки — их затачивают два раза в день. Только не вздумай проверять рукой лезвия, если не хочешь остаться без пальца. Вон там — шланг, которым можно смыть кровь в водосток. Она собирается внизу. — Старик кивнул в угол комнаты, где пол круто уходил под наклон. — Вначале нажимаем на эту кнопку. — Он протянул руку и надавил на зеленую пуговку возле транспортерной ленты — та мгновенно запыхтела и пришла в движение. Хоули услышал, как по всему огромному залу защелкали схожие выключатели, и в следующую минуту в помещение въехало на подвесном транспортере множество туш, подвешенных за шею на массивные стальные крюки. — Ты напал на золотую жилу, — сухо сказал Прайс. — У нас корова.
И действительно, коровья туша медленно развернулась на транспортере и очутилась прямо над стоком — в эту минуту Прайс нажал на красную кнопку, и животное с глухим ударом остановилось, опасно раскачиваясь на крюке. Хоули вытянул руку и дотронулся до шкуры: она была холодная, и на шее поднялась дыбом шерсть — точь-в-точь как волосы на его собственных предплечьях, топорщившиеся от возбуждения. Глаза коровы были открыты и пристально смотрели на него — огромные черные озера, в которых он, подавшись вперед, увидел свое отражение.
— Нам нужно разделать тушу, — сказал Прайс, — так что все по порядку. Еще раз нажми на зеленую кнопку, чтобы корова подъехала к столу.
Хоули повиновался, и тогда Прайс отошел в сторону и дернул желтый рычаг вниз — это потребовало некоторых усилий. Хоули в ужасе отскочил — ему показалось, что корова у него на глазах ожила. На самом же деле рычаг просто оттянул крюк назад, и голова животного медленно развернулась. Снятая туша с глухим стуком рухнула прямо на рабочий стол. Благодаря многолетнему опыту, старик в точности знал, когда необходимо нажать на кнопку или дернуть за рычаг, и корова сразу легла на бок, полностью готовая к разделыванию.
— Мы должны отрубить голову, — спокойно сказал Прайс. — Потом — хвост и все четыре ноги. Затем спустим кровь, освежуем и выпотрошим туловище, польем его из шланга и разрубим на куски для обеденного стола. Как ты на это смотришь, сынок?