Девушка в башне (СИ)

руки, как на чужие. – Не могу.
Соловей сильнее ткнулся в ее грудь, и она отшатнулась. Прижав уши, конь сказал:
«Ты должна двигаться, Вася. Нельзя тут оставаться».
Вася смотрела, голова не соображала. Зимой неподвижность убивала. Она это знала.
Она знала. Почему ей было все равно? А ей было все равно. Она хотела лечь и уснуть. Но
она уже была достаточно глупой, она не хотела злить Соловья.
Она не могла застегнуть седло онемевшими руками, но с трудом подняла сумки. Она
пролепетала:
– Я пойду. Я слишком замерзла. Я упаду с тебя в пути.
Тучи не покидали их в тот день, небо было темным. Вася шагала как во сне. Ей
показалось, что она увидела мачеху, мертвеца среди кустов, и страх встряхнул ее. Еще
шаг. Другой. А потом ее тело стало жарким, и ей хотелось снять одежду, но она
вспомнила, что это убьет ее.
Ей будто слышался топот копыт, зов людей вдали. Они все еще преследовали? Ей
было почти все равно. Шаг. Другой. Она точно могла прилечь… на минутку…
А потом она с ужасом поняла, что кто–то шел рядом с ней. И знакомый голос
зазвучал рядом с ухом.
– Что ж, ты продержалась на две недели больше, чем я думал. Поздравляю.
Она повернула голову и увидела голубые бледные глаза. Ее голова чуть прояснилась,
хотя губы и язык онемели.
– Ты был прав, – с горечью сказала она. – Я умираю. Ты пришел за мной?
Морозко издал недовольный звук и поднял ее. Его руки обжигали жаром, а не
холодом, даже сквозь ее одежду.
– Нет, – Вася толкнула. – Нет. Уходи. Я не умираю.
– Но пытаешься, – парировал он, хотя его лицо, как ей казалось, просветлело.
Вася хотела ответить, но не могла, мир кружился перед глазами. Бледное небо над
головой, нет, зеленые ветви. Они юркнули под большую ель – почти как дерево в ее
первую ночь. Ветви ели были такими близкими, что до твердой земли под ней почти не
долетал снег.
Морозко опустил ее, прислонился к стволу и принялся разжигать костер. Вася
смотрела на него, как во сне, но холодно не было.
Он разжигал огонь не обычным образом. Он прижал ладонь к ветви ели. Она
затрещала и упала. Он поднял кусочки уверенными пальцами, сложил из них кучу.
– Нельзя разводить костер под деревом, – сказала мудро Вася, едва шевеля
онемевшими губами. – Снег сверху растает и потушит его.
Он мрачно посмотрел на нее, но промолчал.
Она не видела, что он делал, двигался ли вообще. Но вдруг огонь возник там, где его
не было, треща и мерцая на голой земле.
Вася притихла, глядя на жаркий огонь. Тепло выманит ее из кокона ледяного
безразличия, она это знала. Часть ее хотела остаться такой. Без борьбы. Без беспокойства.
Без ощущения холода. Тьма подступала к глазам, и она думала, что уснет…
Но он подошел к ней, склонился и схватил за плечи. Его ладони были нежнее голоса.
– Вася, – сказал он. – Посмотри на меня.
Она посмотрела, но тьма тянула ее к себе.
Он помрачнел.
– Нет, – выдохнул он в ее ухо. – Не смей.
– Я думала, что путешествую одна, – пробормотала она. – Я думала… зачем ты
здесь?
Он поднял ее, и ее голова прислонилась к его руке. Он не ответил, а принес ее ближе
к костру. Его кобылица заглянула в укрытие под ветвями ели, Соловей был рядом с ней,
тревожно дышал.
– Уйдите, – сказал он им.
Он снял кафтан Васи и опустился с ней у костра.
Она облизнула потрескавшиеся губы и ощутила кровь.
– Я умираю?
– Сама как думаешь? – холодная ладонь на ее шее, она с трудом дышала, но он лишь
потянул за цепочку и вытащил сапфировый кулон.
– Конечно, нет, – раздраженно ответила она. – Мне просто холодно…
– Хорошо, не умираешь, – сказал он, словно это было очевидно. Ей снова показалось,
что он чуть приободрился.
– Как… – но она сглотнула и притихла, ведь сапфир засиял. Голубой свет зловеще
сверкал на его лице, и свет напомнил о жутком воспоминании: камень пылал, и
смеющаяся тень приближалась. Вася шарахнулась от него.
Он сжал ее крепче.
– Тише, Вася.
Его голос остановил ее. Она еще не слышала в нем эту незащищенную нежность.
– Тише, – снова сказал он. – Я тебе не наврежу.
Он будто обещал. Она посмотрела на него большими глазами, дрожа, а потом забыла
о страхе, ведь с сиянием сапфира пришло тепло, обжигающее живое тепло, и она поняла,
как сильно замерзла. Камень горел все жарче, пока она не прикусила губу, чтобы не
закричать. Дыхание вырвалось из нее, гадкий пот бежал по ребрам. Лихорадка пропала.
Морозко опустил кулон на ее грязную рубаху и устроился с ней на снежной земле.
Холод зимней ночи окружал его тело, но его кожа была теплой. Он укутал их обоих в
синий плащ. Вася чихнула, когда мех защекотал нос.
Тепло лилось из кулона, окружало ее конечности. Пот бежал по лицу. В тишине он
взял ее левую руку, потом правую, обводя пальцы по одному. Боль вспыхнула в руках, но
приятная, пробивающая онемение. Ее ладони с покалыванием оживали.
– Не шевелись, – он поймал ее ладони рукой. – Тихо–тихо, – он другой ладонью
рисовал линии огненной боли на ее носу, ушах, щеках и губах. Она дрожала, но сидела на
месте. Он исцелял обморожение.
Рука Морозко замерла. Он обвил рукой ее талию, и холодный ветер ослабил жжение.
– Спи, Вася, – шепнул он. – Засыпай. На сегодня хватит.
– Там были люди, – сказала она. – Они хотели…
– Никто тебя тут не найдет, – ответил он. – Ты сомневаешься во мне?
Она вздохнула.
– Нет, – она почти уснула, была в тепле и безопасности. – Ты послал снежную бурю?
Тень улыбки мелькнула на его лице, хотя она не видела.
– Возможно. Засыпай.
Ее веки опустились, и она не слышала, как он добавил, словно уже себе:
– И забудь, – бормотал он. – Забудь. Так лучше.
* * *
 Вася проснулась ясным утром – пахло холодной елью, теплым костром и солнцем в
тени ветвей. Она была в своем кафтане и на своем спальном мешке. Огонь плясал рядом с
ней. Вася долго лежала и наслаждалась непривычной защищенностью. Ей было тепло –
впервые за недели – и боль из горла и суставов пропала.
Она вспомнила предыдущую ночь и села.
Морозко сидел, скрестив ноги, с другой стороны костра. Он вырезал ножом птицу из
дерева.
Она с трудом села, пустая и слабая. Сколько она спала? Огонь согревал лицо.
– Зачем вырезать из дерева? – спросила она, – если ты руками делаешь чудеса изо
льда?
Он поднял взгляд.
– Бог с тобой, Василиса Петровна, – сказал он с иронией. – Разве так начинают утро?
Я вырезаю из дерева, потому что вещи, на которые ушли силы, реальнее тех, что созданы
одним желанием.
Она замерла, обдумывая это.
– Ты спас мою жизнь? – спросила она потом. – Снова?
Короткая пауза.
– Да, – он не отрывал взгляд от работы.
– Почему?
Он наклонял вырезанную птицу в стороны.
– А почему нет?
Вася смутно помнила нежность, свет, огонь и боль. Их взгляды пересеклись над
огнем.
– Ты знал? – осведомилась она. – Знал. Снежная буря. Это точно был ты. Ты все
время знал? Что на меня охотились, что мне было плохо в пути, но пришел лишь на
третий день, когда я уже не могла передвигать ноги…
Он дождался, пока она утихнет.
– Ты хотела свободы, – ответил он. – Хотела посмотреть мир. Теперь ты это ощутила.
Теперь ты знаешь, как умирать. Тебе нужно было знать.
Она недовольно молчала.
– Но, – закончил он, – теперь ты знаешь, и ты не мертва. Лучше вернись в Лесную
землю. Эта дорога – не место для тебя.
– Нет, – сказала она. – Я не вернусь.
Он отложил дерево и нож и встал, его глаза сверкнули гневом.
– Ты думаешь, я хочу тратить дни, чтобы следить за твоими глупостями?
– Я не просила тебя о помощи!
– Нет, – парировал он. – Ты была занята. Ты умирала!