Заноза Его Величества (СИ)

И что-то напрягает меня его бархатистый проникновенный баритон и это его «напрасно» без грамма сочувствия.
Его щетина словно стала гуще. Бёдра уже. Мощные руки — ещё красивее. Но он так равнодушно и по-деловому расшнуровывает ширинку, которая уже воинственно топорщится, что во мне растёт… не, не желание, возмущение. А приласкать жену? А поцеловать?
А ещё от него за километр разит конским потом.
— Стоять! — хватаюсь я за край одеяла, которое он уже тянет на себя. — А руки вымыть? С мылом.
Не указываю я уж напрямую, что именно ему следует продезинфицировать, прежде чем в меня совать.
— Потом вымою, — хмыкает он презрительно, и не думает тормозить. — Когда обедать пойду.
И схватив меня ручищей за лодыжку, подтягивает к краю кровати.
Я и пикнуть не успеваю, как он безжалостно втыкает в меня ту приличных размеров штуку, что он так и не помыл. И вот тут я вспоминаю и про доктора, и про маму дорогую, и про каналью. А к тому времени как он разряжает обойму, перебираю поимённо всех тысячу чертей.
Нет, тот красивый сон мне снился точно не о нём. А у несчастной Катарины ох и трудной выдалась первая брачная ночка.
— Мне нужен сын, — затихнув на пару секунд, он рывком поднимается и, наконец, оставляет в покое мои ноги. Равнодушно вытирает подолом моей же рубахи свой хрен. — Слышишь, козочка? Сын! Или я вышвырну тебя на улицу, женюсь на твоей младшей сестре и рано или поздно изведу весь ваш поганый род.
— Да пошёл ты! — усилием воли заставляю я себя не застонать, поворачиваясь на бок. — Сам козёл! — кричу ему вслед, но дверь за ним уже закрылась.
Что-то этот безумный сон совсем перестал мне нравиться.
Истерзанное девичье тело невыносимо болит от надругательства. На душе погано.
Ни слова доброго, сволочь, не сказал. Не обнял. Не пожалел. Взял тараном. Отдолбил. Ещё и сына ему подавай.
— Но ничего, падла, я с тобой ещё поквитаюсь! — бросаю вслед ему грязные ругательства. — Мудак!
— Госпожа, — склоняется надо мной Фелисия. — С вами все в порядке?
— Сколько лет моей сестре? — превозмогая боль, разворачиваюсь я на кровати.
— Которой? Асте? — смотрит служанка настороженно. — Пятнадцать.
— А сколько их у меня?
— Осталось три, миледи. Ещё Матильда. Ей двенадцать. Клариссе — десять. Аурелии было двадцать, когда она умерла в родах. Она была старше вас на четыре года. Вы ничего не помните, госпожа? — отчаянная тревога в её голосе.
— Нет, Фелисия, — вздыхая я тяжело. — Ни кто я. Ни что со мной произошло. Даже сколько мне лет. Ничегошеньки.
— Вам столько всего пришлось пережить, — она качает головой сочувствующе, но не удивляется. — Вы ещё в детстве умом немного тронулись. И сейчас вам чуть голову не отрубили. Не удивительно после такого лишиться рассудка.
— Рассудок вроде пока при мне, — кошусь на нервно теребящую передник служанку подозрительно. Распустит же сплетни о полоумной королеве. Или это и так всем известно?
— Я по-твоему сумасшедшая, да? — гляжу, как она мнётся. — Говори, не бойся.
— Ну, вы так чудно разговариваете. И ведёте себя странно. И не помните ничего.
— Да, с памятью моей действительно что-то неважно, — охотно соглашаюсь я. А остальное так мне даже на руку, если Катарина моя была с придурью. — Но, если хоть слово из нашего разговора выйдет за пределы этой спальни, — я сажусь и оглядываюсь по сторонам, словно в поисках подсказок, как же я её накажу. — В общем, молчи, несчастная.
  
Глава 4
 
— Да, госпожа, — судорожно сглатывает она, вытягиваясь по струнке.
— Не трепись. И отвечай правду на мои вопросы, — я получаю в ответ кивок и тогда только продолжаю: — Если Катарина Лемье с детства не в себе, какого ж лешего король повёлся на ненормальную?
— У него не было выбора, миледи, — снова принимается она теребить свой фартук. — После смерти Аурелии вы стали старшей дочерью герцога Лемье, И Его Величество должен был жениться на вас, какие бы изъяны у вас не нашли. Он ждал вашего совершеннолетия. А потом накануне свадьбы вы сбежали. И он приказал найти вас живой или мёртвой.
— И где же меня носило?
— Этого мне не ведомо, госпожа, — мнётся она, не желая, видимо, передавать слухи. И я ещё думаю, стоит ли сейчас настаивать. Но глядя, как уже измочалила она несчастный фартук, сплетни решаю отложить на потом.
— Какого чёрта король вообще докопался до меня и до моей семьи? — я встаю, превозмогая боль. Чёрт! По ногам течёт кровь.
— Святой Ог! Миледи, вам нужен доктор! Вам нужно лежать! — причитает Фелисия.
— Мне нужно в туалет, — отмахиваюсь я, прижимая руки к животу. — И ты не ответила.
— Так было указано в завещании старого короля. Его младший сын должен взять в жёны девушку из рода Лемье. Только мальчик, рождённый в этом браке станет истинным наследником короны, — ведёт она меня в комнату с деревянным стульчаком и понизив голос добавляет: — Так предсказала ведьма, что прокляла их род.
Ёперный театр! Ещё и ведьма. Наследник. Проклятье. В такую жопу меня занесло, что прямо сама себе завидую.
— А если она не сможет родить? — интересуюсь я как-то уже без особого энтузиазма.
— Бесплодных жён ссылают в бордели.
Глаза мои красноречиво ползут на лоб. Вот это я попала! В сказку, твою мать!
— А если родится девочка?
— Его Величество вправе ждать наследника сколько сочтёт нужным или взять в жёны следующую дочь герцога по старшинству.
— А если и она не родит? И ни одна девушка из рода Лемье не подарит королю наследника? — я сажусь, но пописать при этой няньке не отваживаюсь.
— Значит, такова воля богов — не продолжать этот род, — крестится она каким-то подозрительным ромбом, начиная со лба, потом к правому плечу, к животу, левому плечу и опять тычет щепотью в лоб. — После смерти Его Величества трон займёт герцог Фогетт, — женщина наполняет кувшин тёплой водой. — Или кто-нибудь другой, кто будет благословлён священной церковью на престол.
— А сколько всего детей было у старого короля? — принимаю я кувшин и ставлю рядом.
— Три сына, миледи.
— И что с ними стало?
— Старший, Робертус, женился на сестре короля Колхикона и после смерти шурина сам стал королём. Утратив право на престол Абсинтии.
— Старший умный был детина, — пробую я пальцем воду. Тёпленькая. — Средний был ни так ни сяк…
— Таирий принял постриг и ушёл в священники, — подхватывает Фелисия.
— Ну, а младший был дурак, — поднимаю я кувшин. — Значит, нашему Гоше и досталось исполнять отцовские прихоти? Бедняжка. А Фогетт этот чей родственничек? — делаю последнее уточнение, пока вода совсем не остыла.
Служанка недобро коситься исподлобья. Мнётся, явно не зная, как же мне ответить. Даже так? Пристально разглядываю я муки на её лице. Что-то нечисто с этим Фогеттом. Интересно, и что же?
— Дамиан — сын сестры старого короля, Феодоры. Герцогиня Фогетт она по мужу. А молодой герцог…
— Да, да, я поняла, — перебиваю я, поднимая кувшин, — двоюродный брат нашего короля. Кузен, йопть! Как там ты сказала его зовут?
— Его Сиятельство Дамиан Фогетт, — кланяется Фелисия и на мой повелительный жест поспешно выходит.
"Фогеты-Могеты", — матерюсь я, пытаясь пописать — так всё жжёт и щиплет.
И после, уже пользуя этот импровизированный гигиенический душ, усиленно думаю о том, что в нашем мире я наверняка сдохла. Иначе зачем меня отправили в это кровавое средневековье. Конечно, на переделку. Постигать какие-то важные истины.
Знать бы ещё какие.
  
Глава 5
 
— Ну что, граждане служаночки, несчастной королеве в этом доме положены хотя бы тапки? — выхожу я, очередной раз шлёпая босыми ногами по полу. Терпеть ненавижу ходить босиком.
Но оказывается, мне не то что принести в зубах тапочки, даже ответить некому. Комната пуста. Ну, или не совсем пуста, потому что на подоконнике сидит странный, размером с куклу, парнишка с подбитым глазом и зелёными волосами.