Недоступная тайна
— Случайно, от Анны Григорьевны вы не получаете писем? — спросил Бахтиаров.
— Мне казалось, — мягко сказала Таня, — что Анна Григорьевна должна была поехать куда-то вместе с вами…
— Мне думается, с вами можно говорить откровенно.
— Во мне еще никогда никто не ошибался! — покраснев, ответила Таня и, откинувшись на стуле, скрестила на груди руки.
«Эту манеру она переняла от нее», — подумал Бахтиаров.
— Что вам обо мне говорила Анна Григорьевна? Кто я, где работаю?
— Вы инженер какого-то исследовательского института, засекреченного, — просто ответила Таня.
Бахтиаров невольно улыбнулся и подумал: «Действительно исследовательский институт…» Но через мгновение его лицо снова стало строгим и озабоченным.
— Так она вам сказала?
— Да. Разве это неправда? — спросила Таня.
— Я работаю в органах госбезопасности, — помолчав, ответил Бахтиаров, не спуская глаз с лица девушки.
Таня не удивилась. Она только спросила:
— Она знает?
— Да.
— Если она мне сказала иное, значит, так нужно, — заключила Таня и, посмотрев в окно, с увлечением сказала: — Ваша работа нужная. Очень! Я там с удовольствием бы поработала. Правда, мне нравится и здесь, но если бы, допустим, потребовалось, то я… — Таня покраснела под пристальным взглядом Бахтиарова и спросила:
— Почему вы так на меня смотрите? Я кажусь вам смешной?
— Нисколько! — возразил Бахтиаров. — Мне понравилось сказанное вами.
Похвала еще больше смутила ее. Она наклонила голову.
— Что же с Анной Григорьевной? — с беспокойством спросила вдруг.
— Она исчезла…
— Как! — вскочила Таня со стула.
— Не знаю. В общем, ее нет.
Немного помолчав, Таня сказала:
— Теперь мне понятно, почему ее не было на похоронах Ольги Федосеевны. Она ведь у нас в поликлинике лечилась. Я ее знала. Я многих спрашивала, но никто ничего толком не знал. Наши девочки болтали, будто Анну Григорьевну из отпуска вытребовали в какую-то важную командировку куда-то в Азию, словом, далеко…
— Никто ничего не знает… Ищут.
Таня сжала пальцами виски.
— Сколько несчастий на одну семью! Вадим Николаевич, что же это такое?
— Не знаю, Таня. Очевидно, стечение обстоятельств.
— Ну и как же теперь? — в вопросе Тани звучала неподдельная тревога.
— Понятия не имею.
— Могу я вам чем-нибудь помочь, Вадим Николаевич? — спросила Таня. — Говорите прямо. На меня можно положиться.
Она вышла из-за стола. Бахтиаров молчал. Таня встревожилась:
— Вы мне не доверяете?
— Что вы, Таня! Если бы это было так, я бы к вам не пришел. О том, что Анна Григорьевна пропала, никто не должен знать, а я вам доверил. Теперь судите сами.
— Спасибо, — тихо произнесла Таня.
— Знакомых ее знаете?
— Кроме вас, мне думается, у нее никого нет.
— Не называла ли она друзей из других городов? — спросил Бахтиаров.
— Никогда. Она ни с кем не переписывается.
— Почему вы так говорите?
— Недели полторы назад она получила письмо от одной нашей больной с курорта. Письмо пришло прямо на поликлинику, на имя Анны Григорьевны. Прочитав письмо, она сказала, что это первое письмо, полученное ею за всю жизнь. Я очень удивилась, но она мне объяснила. Вы, надеюсь, знаете, как сложилась ее жизнь?
Бахтиаров кивнул головой и, немного помолчав, спросил:
— Какое у нее было настроение в последний день работы? Это было в четверг на прошлой неделе…
Таня не задумываясь ответила:
— Пришла она утром в прекрасном настроении. Какая-то особенная была. И так она хороша, а в то утро… такой я ее еще не видела. На прием было записано только трое, вызовов на дом совсем не было. Но, отпустив больных, она стала меркнуть: будто в ней что-то погасло. Сидела на своем месте и не отрываясь смотрела в окно. Я стала говорить, что мне без нее будет трудно, надо привыкать к другому врачу, но она ничего не ответила. Потом она куда-то уходила из кабинета. Затем меня вызвали на полчаса в процедурный кабинет подменить сестру. Когда я вернулась, ее уже не было здесь, ушла совсем. Мне даже проститься с ней не пришлось. Вот и все.
— Вы, Таня, кажется, тоже ездили на фестиваль в Москву?
— Да. Облздравотдел дал автобус. Но в Москве мы почти сразу все растерялись. Хотя Анна Григорьевна остановилась вместе со мной у моего дяди, недалеко от метро «Серпуховская»…
— Не встречалась ли она с кем на фестивале?
— Вот этого я сказать не могу. Мы очень недолго были вместе. Из Москвы она уехала отдельно, поездом. Раньше нашего приехала домой…
— У меня к вам, Таня, будет просьба, — тихо начал Бахтиаров после некоторого раздумья. — Если вам что-нибудь станет известно о ней, вы обязательно скажите мне. Пусть, на первый взгляд, это будет пустяк, все равно. Я вам дам номера своих телефонов для вызова меня в любое время суток… Вас не затруднит?
— Ой, что вы! Я с радостью, лишь бы толк был!
Бахтиаров взял на столе рецептурный бланк и написал три телефонных номера.
Таня спрятала бумажку в карман халата.
— Но помните, о нашем разговоре — никому, — предупредил Бахтиаров.
Лицо Тани вспыхнуло, глаза потемнели. Она прошептала:
— Можете не предостерегать…
— Извините, Таня. Я не хотел вас обидеть.
— Ну хорошо, — улыбнулась Таня и с прежней приветливостью посмотрела на Бахтиарова.
— Прощайте пока, — все еще испытывая неловкость, проговорил Бахтиаров и направился к двери.
— Одну минуточку! — позвала Таня.
Бахтиаров вернулся от двери, Таня, понизив голос, сказала:
— В последний день работы Анны Григорьевны, после того как она уже ушла, явился сюда какой-то мужчина и спрашивал ее. Я ответила, что Анна Григорьевна уехала в отпуск, а куда, мне неизвестно. Тогда мужчина спросил, не в тот ли санаторий она отправилась, где отдыхает ее мать. Это удивило меня, но я опять сказала, что мне ничего неизвестно. Так он и ушел. Ни до этого, ни после мужчину я в поликлинике не видела…
— Вы запомнили его?
— Конечно!
— Расскажите, какой он?
Таня задумалась и наклонила голову. На лбу у нее между бровей появилась маленькая складочка, сделавшая ее юное лицо серьезным. Лучи солнца золотили ее светлые волосы.
— Трудно?
— Нет, отчего же! — она посмотрела на Бахтиарова. — Просто хочу точнее припомнить, чтобы вы сразу его себе представили. Широкий в плечах, высокий, в легком черном костюме, но шея у него жилистая, как бы ссохшаяся, удивительно маленькая для его роста голова. Лицо у него неприятное, похожее на маску. Особенно отталкивает выражение глаз. Какими-то угольно-черными они мне показались. Шляпу серую со шнурком он держал в согнутой руке…
Бахтиаров стоял перед Таней. Его словно обдало нестерпимым жаром. «Маленькая голова» — это так похоже на рассказанное Катей в санатории. Бахтиаров еще долго беседовал с Таней и пришел к твердому убеждению, что в санатории и в поликлинике был один и тот же человек. Это уже многое значило.
— Если он придет еще раз? — нарушила его размышления Таня.
— Что? Сюда? Вряд ли! Но если это случится, то вам, Таня, обязательно необходимо хотя бы что-нибудь узнать о нем. Но все надо сделать очень осторожно, очень! Например…
…Через несколько минут Бахтиаров распрощался с Таней.
Разгаданный ход
На третий день после смерти Касимовой в санаторий «Отрада» прибыла Ольга Викентьевна Гулянская, изрядно поблекшая дама. Предъявляя путевку, она назвалась бывшей певицей, потерявшей голос, и попросила дать ей возможность пожить в третьем корпусе, о котором так восторженно отзывалась ее приятельница, отдыхавшая в «Отраде» весной. Свободное место в третьем корпусе было, и желание Гулянской исполнили.
Санитарка третьего корпуса Катя Репина за весь год своей работы в санатории никогда не встречала со стороны отдыхающих такого внимания, какое ей оказала новая больная из пятой палаты. Началось с того, что в первый же день эта женщина, разбирая свои вещи, заставила Катю принять подарок: красивый крепдешиновый шарфик и коробку духов «Пиковая дама». Но не только это. При всяком удобном случае Ольга Викентьевна старалась вступить с Катей в разговоры, словоохотливо рассказывала о своей жизни и болезни, помешавшей ей стать популярной певицей. Катя, выросшая сиротой и не избалованная ласковым отношением, оценила внимание и старалась помочь чем только могла этой женщине, постоянно жалующейся на недомогание.