Помолвка виконта

Сильная, уверенная, высокая, по-своему женственная. Эдам смотрел на нее и сравнивал с богиней или амазонкой с длинными ногами и пышной гривой волос.
– У него холодные ноги. – Нагнувшись, Десима проводила руками по ногам Лиса. – Вроде бы он вчера ничего не растянул.
– Отлично. – Эдам не знал, что и сказать.
– Вы уже закончили с другими? Я не прочь позавтракать. – Это была не жалоба, а всего лишь веселое замечание.
– Нет, осталось полторы лошади. – И шагнул назад, чтобы покончить с работой. Он молился, чтобы каким-нибудь чудом миссис Читти появилась, прежде чем ему станет известно о Десиме что-нибудь еще привлекательное.
– Я обгоню вас, – сказала она. – Как зовут вашу вторую охотничью лошадь?
– Аякс.
– Давайте посмотрим, кто первый доберется до хвоста Аякса.
Смеясь, Эдам двинулся вперед. Они встретились в стойле Аякса.
Десима оказалась прижатой к плечу Аякса – мощный корпус лошади не поддавался ее спине. Эдам оказался прямо перед ней – в его глазах был насмешливый вызов.
Его рубашка была расстегнута на шее, демонстрируя дразнящий блеск темных волос; закатанные рукава обнажали сильные мускулистые руки, поднятые в притворной угрозе. Ее словно обдало жаром мужского тела, с его возбуждающим запахом свежего пота и кожи.
Десима подумала, что она никогда в жизни не видела более «мужского» зрелища. Внезапно она осознала, что не может совладать с собой, играя с непонятными ей силами, и выставит себя в глупом свете, что бы ни произошло дальше.
– Вы выиграли. Пойду готовить завтрак. – Она очень надеялась, что ее уход из конюшни выглядит достойно.
 
Глава 6
 
– Посмотри на себя! – сердито пробормотала Десима, глядя в зеркало.
Нос у нее был розовым, а щеки красными. Проклятые веснушки выступали так, словно каждую нарисовали чернилами. Волосы растрепались, а лицо казалось изможденным бессонницей. Сейчас она выглядела на все свои двадцать семь лет, если не больше. Десима скорчила себе рожу и поморщилась, глядя на свой рот. Ей давали понять, что широкий рот – не худшая из черт ее лица, а всего лишь одна из многих, но это не помогало. «Рыбьи губы» – так называли ее младшие кузины, когда они были детьми.
Как она могла подумать, что способна превратиться в уверенную независимую женщину, которая сама определяет свой образ жизни? Возможно, такое достижимо, но не за один день и одну ночь, не в компании светского мужчины, который был слишком джентльмен, чтобы смеяться над ней.
«Он смеется надо мной, – бормотал жалобный внутренний голос. – Он находит меня забавной». «Как ты нашла бы забавным ребенка, подражающего взрослым», – отозвался другой, циничный голос. Вчера вечером ей не нужен был бренди, чтобы у нее закружилась голова, – она и так была пьяна от свободы, возбуждения и чувства опасности, поэтому вела себя как… как дура.
Десима вытерла руки полотенцем, сбросила шаль и нашла фартук. Бекон, хлеб, одно яйцо. Для троих достаточно, но Бейтс, должно быть, уже проснулся и голоден.
Нож, хлебная доска, вилка. Что нужно для приготовления бекона? Вероятно, сковорода.
Он может в любую минуту вернуться и поинтересоваться, почему она вдруг убежала.
К счастью, когда задняя дверь открылась, на тарелке уже лежали подрумяненные тосты, а на сковороде шипел бекон.
Десима стояла спиной к двери, наливая горячую воду в кофейник.
– Все сделано, – весело сказал Эдам, как будто она не убежала сломя голову от игры, которую сама затеяла. – Бекон пахнет отлично.
Десима поспешно выложила его на тарелку, пока он не почернел. Она осторожно разбила яйцо над сковородкой и отскочила назад, когда оно начало шипеть.
– Слишком горячо. – Эдам наклонился над ней и поднял сковороду с огня, покуда яичница стала белой с коричневыми краями.
– Она испорчена, – сказала Десима, боясь, что ее голос задрожит.
– Нет. – Эдам выложил яичницу на тарелку – желток выглядел явно недожаренным. – Я умоюсь и отнесу еду Бейтсу.
Десима намазала тост маслом и положила его вместе с беконом, банкой варенья и кружкой кофе на поднос, подтолкнув его через стол к Эдаму, когда он вышел из буфетной.
– Надеюсь, утром он чувствует себя лучше и его нога не так сильно болит.
– Скорее у него болит голова. – Эдам усмехнулся и взял поднос. – Я загляну к Пру, когда поднимусь.
Десима машинально намазала маслом остальные тосты, поставив рядом варенье и тарелку с беконом. Кухонный стол казался уютным с ароматным беконом и стульями, придвинутыми к теплой плите. Почему это так на нее подействовало, Десима не имела понятия, но ее глаза наполнились слезами, и, едва понимая, что делает, она села за стол и заплакала, спрятав лицо в фартук.
– Эй! В чем дело, Десима? – Эдам опустился на колени рядом с ней, осторожно убрав фартук от ее лица. – Вы обожглись?
– Нет. Простите, это нелепо. Я никогда не плачу. – Она снова попыталась спрятать лицо, но ей помешали. Эдам сунул ей в руки большой носовой платок.
– Никогда?
– Никогда! – Ее голос дрогнул. Должно быть, ее нос, глаза и все лицо покраснели.
– Ну, если вы не плачете, – сказал Эдам, – значит, вы больны слезливостью. Это легко излечивается.
– Чем я больна? – Десима осторожно отодвинула от лица белую ткань.
– Слезливостью. Поешьте что-нибудь – это лучшее лечение. – Он наполнил тарелку и придвинул ее к ней. – Валяйте.
– Но что это за болезнь?
Десима взяла кусок, прожевала, закусила ломтиком тоста, и дрожь внутри исчезла.
– Точно не знаю. – Эдам быстро разрезал поджаренное яйцо. – Моя старая няня так называла это, когда я в детстве впадал в уныние без видимой причины. Но пища всегда помогала.
– А теперь у вас часто бывает слезливость? – спросила Десима.
Он ел яичницу с удовольствием – возможно, она была не так уж плоха.
– Не было годами. Подозреваю, что слезливость исчезает, если рядом нет никого, кто бы лечил ее ирисками. Бейтс проснулся и тоже ест ваш бекон. Он говорит, что его такая-сякая нога болит так и разэтак, если его лордство извинит ему подобные выражения, и что сам он лучше лечил бы даже собаку, но уверен, что его лордство сделал все возможное, учитывая, что у него было немного практики. К счастью, Пру спала во время этого выражения признательности за наши усилия.
– Он всегда так прямолинеен? – Десима высморкалась и спрятала платок.
– Обычно он просто ворчит. Это была одна из длиннейших речей, какие я слышал от него, если не считать тирады, которой он разразился, когда я нес его вчера вечером. Я унаследовал Бейтса от моего отца – тоже немногословного человека.
– Вот как? – Десима отодвинула грязную тарелку. – Вы помните, что завтра Новый год?
– Да. Нужно как-нибудь это отметить. – Эдам взял банку и начал щедро намазывать на тост крыжовенное варенье. – Мы могли бы испечь пирог.
– Нет яиц. Даже я знаю, что для пирога нужны яйца.
– Я что-нибудь придумаю. А вы возвращайтесь в постель. – Эдам налил еще одну чашку кофе и передал ей. – Идите.
– Но я только что встала! Сейчас девять, и у нас полно дел.
– Каких? – Он начал мягко подталкивать ее к двери. – Бейтс будет шокирован, если вы попытаетесь ухаживать за ним, Пру спит, лошади ухожены и могут ждать до вечера. Если вы понадобитесь Пру, я разбужу вас.
– Но…
– Если вы скажете это еще раз, я потащу вас наверх на руках. Хотите, чтобы я уложил вас в кровать? – Это было сказано без малейшего намека на флирт, а с угрозой.
Десима поджала хвост и повиновалась.
Она проснулась, когда часы пробили час, притом что в полдень ее не разбудили и двенадцать ударов. Из соседней комнаты доносился шум, прерываемый приступами кашля.
Десима выбралась из кровати, зашнуровала корсет и застегнула халат.
– Пру? Ты проснулась?
Горничная действительно проснулась, бледная и с затуманенными глазами, она сидела в постели с подносом, на котором расположились кувшин с мутно-белой жидкостью, ложка, бутылка с микстурой от кашля миссис Читти и чашка с остатками чего-то походившего на суп.