Глаза ночи
Когда они подошли достаточно близко друг к другу, мужчина, который был пониже ростом, поднял голову, и Бренвен впервые ощутила силу, исходящую от Джейсона Фарадея. Он поймал ее взгляд, и она почувствовала, что не в силах отвести глаз в сторону, что его напряженный взгляд приковывает ее к нему. Девушка замерла — насторожившись, ожидая, широко открыв глаза, похожая в этот момент на только что прирученное юное животное. Но она тут же опомнилась и заговорила:
— Добро пожаловать в замок Лланфарен. — Ее голос звенел, как серебряный колокольчик. Она протянула руку мужчине с гипнотическим взглядом и увидела, что глаза у него карего цвета. — Меня зовут Бренвен Теннант. Я помощник администратора. Я с удовольствием покажу вам замок и отвечу на все ваши вопросы.
— Джейсон Фарадей. — Мужчина не был высоким, во всяком случае, он не был выше ее, но он был массивным. Ее рука утонула в его руке. — А это мой друг и коллега Гарри Рейвенскрофт.
Гарри, который на добрых шесть дюймов возвышался над Джейсоном, склонился к Бренвен, вынул ее руку из руки своего друга и непринужденно поцеловал.
— Мы очарованы, Бренвен Теннант. Ведите нас вперед, мы последуем за вами.
— Вы американцы, — сказала Бренвен, оглянувшись через плечо. Это было ясно по их акценту, хотя Гарри был одет так, как оделся бы любой англичанин для загородной прогулки, а на Джейсоне был легкий свитер, связанный вручную ирландским узором.
— Да, — подтвердил Джейсон, — мы профессора из Вирджинии. Гарри — медиевист. [1]
— Истинная правда, — согласился Гарри, — и этим летом я понял, что слишком долго пренебрегал Уэльсом.
— Лланфареном несложно пренебречь, — сказала Бренвен. — Об этом месте написано очень мало, но я попыталась собрать нечто большее, чем просто голые факты, преподносимые в путеводителе. Итак, — она повернулась и показала жестом на длинный крутой пандус, три четверти которого были у них уже позади, — этот мощеный пандус относится, вероятно, к самым ранним строениям. Как вы видите, камни уложены здесь без известкового раствора, а поверхность их выровнялась уже от времени. Попасть в замок сейчас можно только этим путем, хотя существуют вполне обоснованные предположения, что некогда был вход с моря, а затем он был замурован. Или просто завален камнями и потерян. Первоначально Лланфарен не был замком, это был монастырь. Монастыри также требовалось оборонять, и для этого они окружались стенами. Перед вами, — она остановилась в высоком прямоугольном проеме, где когда-то находились массивные ворота, — куртинная стена. Толщина ее — шесть футов. Она была перестроена здесь, со стороны земли, но эта перестройка имела место около трехсот лет назад. Со стороны моря, куда мы пройдем позже, стена была построена на крепостном валу, вырезанном из самой гранитной скалы. Эта стена почти наверняка является частью одной из первоначальных построек монастыря, хотя никто не знает, какой из них.
Они вошли через этот проем, и Бренвен показала им два толстых желоба в стене, по которым раньше поднимались решетки, а затем они пересекли двор замка. Часть двора была вымощена камнем, а часть представляла собой плотно утоптанный грунт. Подойдя к главному входу, находящемуся под аркой, Бренвен остановилась, положив руку на металлический засов. Ее голос впервые дрогнул.
— У нас здесь… э-э… плата за вход.
Она пробормотала цену, смутившись так, как если бы спросила плату с гостей, которые пришли к ней в дом. Но Джейсон предвидел это и тут же вложил ей в руку соответствующую сумму. Она посмотрела на него сквозь опущенные ресницы и увидела, что он изумлен ее смущением. Она решительно вздернула подбородок, сунула монеты и банкноту в карман юбки и открыла дверь.
— Большой зал, — объявила Бренвен.
— Действительно, большой. — Слова Гарри гулко прозвучали в сумрачной пустоте. Их шаги отдавались эхом. В полумраке под высокими сводами зала балки потолка были едва различимы.
— Боюсь, что здесь практически не было реставрации, — извиняющимся тоном сказала Бренвен. Находясь в роли гида, она начинала видеть замок глазами Люси. Люси всегда торопила тех немногих туристов, которые иногда заходили в замок, чтобы они, скорее миновав большой зал, попали в реконструированную часть постройки, и она произнесла то, что сказала бы сейчас Люси:
— К сожалению, пока нет возможности привести здесь все в порядок, у нас нет средств, чтобы…
Джейсон улыбнулся и уверенным, но теплым прикосновением остановил Бренвен в ее торопливом движении через зал.
— Нет никакой необходимости извиняться. Гарри и я — мы ищем не богатства, роскошной обстановки и тому подобного. Не так ли, Гарри?
— Именно так. — Гарри прошел в центр зала, где наклонился в темноте и принялся изучать пол. — Нет, это просто замечательно! Как я и сказал раньше, Джейсон, все сохранилось в нетронутом виде! Посмотри, пол потемнел и закоптился — здесь, в центре зала, они раскладывали костры. Должно быть, XI или XII век — они еще даже не изобрели камины.
Бренвен почувствовала прилив благодарности к Гарри Рейвенскрофту. Наконец она встретила родственную душу, человека, который оценит и полюбит запутанные ходы и коридоры замка Лланфарен, ведущие сквозь пространство, историю и время. Последние остатки ее смущения и застенчивости исчезли, и она провела Гарри и Джейсона не только по комнатам, реконструированным в начале двадцатого века, но и в самую глубину замка, по таинственным коридорам, где стены сыпались, где внезапно, без всякой видимой причины перед ними открывались крохотные комнатки, где ступеньки лестниц упирались в замурованные арки, где ветер свистел в старых башнях, стоящих сейчас под открытым небом. Она потеряла всякое представление о времени и была изумлена, когда они втроем вышли на самую высокую точку дорожки, идущей по верху стены, обращенной к морю, и увидели по положению солнца, что они бродят по замку уже несколько часов.
Гарри радостно запрокинул назад голову — ветер трепал, сдувал назад его тонкие седеющие волосы. Он красив, подумала Бренвен, красотой аскета. Давным-давно он мог бы быть здесь монахом.
Джейсон подошел к узкому парапету, который с обеих сторон огораживал дорожку, ведущую по верху стены. Его руки, как обычно, были засунуты в карманы. Сильный мужчина, широкоплечий, с широкой грудью, мощными бедрами. Составляет разительный контраст своему изящно худому ученому другу. У него было жесткое, с квадратной челюстью лицо льва и весьма подходящая рыжевато-каштановая грива волос. Бренвен ощущала его физическое притяжение. Джейсон почти подавил ее. Она была слишком неопытна, чтобы понять, что она ощущает в присутствии Джейсона — это сила его сексуальности в сочетании с безжалостным умом, которые он использовал, чтобы властвовать как над мужчинами, так и над женщинами. Джейсон подавлял людей и получал власть над ними так же легко и естественно, как дышал.
— Прекрасный вид, — сказал он, но он смотрел не на море, а на нее, и воздух между ними, казалось, уплотнился от возникшего напряжения.
Внезапно встревоженная, Бренвен подбежала к дальней стороне стены и посмотрела в сторону Англси.
— О! — расстроенно воскликнула она. — Я должна просить у вас прощения! Я забыла о времени — и теперь вы не можете выбраться обратно. Мы отрезаны от суши!
Ни один из мужчин не среагировал так, как она ожидала. Гарри вообще не обратил на нее внимания и, казалось, стоял, погрузившись в собственные мысли. Джейсон медленно направился к ней, и, похоже, ее слова ничуть его не обеспокоили.
— Вы не понимаете, — настаивала Бренвен. От охватившего ее отчаяния валлийский акцент стал еще более заметным, так что она почти пела. — Наступает прилив. Дамба уже практически затоплена, и пройдет еще довольно много часов, прежде чем вы сможете покинуть остров! Я прошу прощения, это моя вина, я слишком надолго задержала вас…
Пока она произносила эту страстную речь, Джейсон пересек дорожку и приблизился к ней. Музыкальные интонации ее голоса зачаровали его. Большие глаза того же сине-зеленого цвета, что и море, бьющееся далеко внизу под ними, притягивали его так, как никогда и никакие в мире. Он знал, что банальна была сия мысль, но она пришла к нему, и это была чистейшая правда: «Я хотел бы утонуть в этих глазах цвета моря». Она была так молода — ее нежная, перламутровая, как жемчуг, и такая же матовая кожа говорили об этом — и все же он ничего не мог с собой поделать. Джейсон подошел близко к ней, слишком близко, и сказал томным и мягким, как бархат, голосом: