Москалёв. Новобранец космической пехоты
– Это мысль, Ероха, – уже спокойно сказал я, по-прежнему глядя в провисшую сетку второго яруса моей кровати, на котором спал новобранец, решивший, как и большинство солдат роты, воспользоваться обеденным отдыхом для сна.
– Излагай, – заинтересовался Васян.
– Нужен Сидоров.
– А подробней?
– Он сержант, – пояснил я.
– Я заметил это ещё месяц назад, – сострил Ероха, снова переворачиваясь на спину.
– Я тоже. Но понял это только сейчас.
Мои друзья в голос заржали. Хорошо хоть не стали подшучивать над скоростью моей мысли.
– Он сержант, друзья мои, – невозмутимо продолжал я. – Он профессиональный военный. А значит, знает о военной службе всё, что о ней вообще можно знать. Если кто и может подсказать, откуда ждать неприятностей, так это Сидоров.
Васян и Ероха перестали ржать и уставились на меня так, будто я им только что поведал о смысле жизни.
– Блин, – сказал, наконец, Ероха. – А это действительно, мысль.
– Осталось только так подъехать к Сидорову, чтобы он: первое – согласился с тобой разговаривать; второе – согласился рассказать тебе всё, о чём ты его спросишь; третье – согласился потратить на это своё драгоценное время, – внёс пессимистическую ноту Васян.
Да. Это, действительно было проблемой. Но спокойно подумать над ней я не успел, потому что заявившийся в казарму Копытовский построил роту и погнал на плац для дальнейших занятий.
Случай поговорить с Сидоровым представился в тот же день. Если до обеда мы занимались на полигоне и на стрельбище, то после обеда, как правило, сержант и капралы проводили занятия на плацу. Там мы учились оказывать помощь себе и товарищам при ранении, пользоваться средствами связи и другим снаряжением. Время от времени случались занятия в учебном классе. Назывались они «Общественно-государственная подготовка» и призваны были убедить нас в том, что решив защищать Землю и стать героями, мы поступили правильно. На этих занятиях от нас требовалось слушать нудные лекции, судя по всему, написанные теми же рекламщиками, которые придумывали рекламные слоганы для плакатов, висевших в холле моей школы. Для многих новобранцев, в том числе и для меня, это был самый трудный предмет обучения, поскольку во время этих лекций дико клонило в сон, а спать на занятиях запрещалось. Это было похоже на пытку, но командиры не чувствовали к нам жалости и неизменно раз в несколько дней талдычили нам о высоком долге по защите Земной Федерации, который нам предстоит исполнить.
В этот раз нас после обеда повели именно на общественно-государственную подготовку. Наша рота расселась в классе, рассчитанном на сотню слушателей, и Сидоров начал читать методичку «по промывке мозгов», как мы её называли:
– Военнослужащий вооружённых сил Земной Федерации является лицом, обеспечивающим безопасность государства от внешнего и внутреннего врага, – его голос во время чтения звучал усыпляющее. – Он обеспечивает эту защиту точным и беспрекословным выполнением приказов командиров, беззаветной преданностью верховному главнокомандующему Рональду Владимировичу Лао, ведущему Земную Федерацию к славе и процветанию, и умелым применением вверенного ему оружия, с одновременным экономным расходованием боеприпасов и бережным отношением к снаряжению.
Да. Это однозначно писали те самые рекламщики. Не мог нормальный человек написать такую галиматью. Слава богу, никто из нас, включая Сидорова, не относился всерьёз к этой бредятине. Сидоров был обязан проводить такие занятия, вот он и проводил их. Мы были обязаны всё это выслушать, вот мы и слушали. С осоловелым видом и с трудом открывающимися глазами.
– Бережное отношение к военному имуществу является следствием глубокого уважения военнослужащего к президенту Лао, преданности высшему военному командованию и готовности самоотверженно сокращать расходы на своё содержание, – голос Сидорова звучал всё тише. – Готовность выполнить любой приказ командования является подтверждением верности государству, народу и делу обеспечения защиты интересов, надёжно отстаиваемых и неизменно олицетворяемых нашим верховным главнокомандующим, вдохновляющим нас на упорное овладение своей военно-учётной специальностью.
Я попытался представить, как президент Лао может вдохновлять меня овладевать специальностью пехотинца. Вот он стоит на трибуне перед объективами камер головидения и, держа в руках ракетомёт, рассказывает, как стрелять из него по воздушным целям, чтобы сэкономить боеприпасы и проявить преданность высшему военному командованию.
– Москалёв!
Вот Лао поднимает ракетомёт, прицеливается в пролетающую мимо ворону и нажимает на спуск.
– Москалёв! – повторился крик Сидорова у меня над ухом.
Чёрт! Я всё-таки уснул.
Я подскочил как ужаленный и вытянулся по стойке «смирно».
– Господин сержант.
– Какого чёрта ты спишь на занятиях?
– Никак нет, господин сержант! – ответил я. – Я просто задумался.
– Да ну!? – деланно удивился Сидоров. – И о чём же ты задумался?
– О выдающейся роли нашего верховного главнокомандующего Рональда Владимировича Лао в деле вдохновения военнослужащих на овладение военно-учётной специальностью. В частности, на овладение стрельбой из ракетомёта по низколетящим воздушным целям.
Сержант только изображал злобу. На самом деле он и сам был рад отвлечься от чтения этого бреда, написанного неизвестным идиотом, и утверждённого министром обороны в качестве учебного пособия для новобранцев. Но всё же для порядка скомандовал:
– Упор лёжа принять.
Я упал на пол в упор лёжа.
– Десять отжиманий.
Я отжался десять раз, после чего Сидоров разрешил мне сесть на место. Вернувшись за свой стол, он продолжил читать лекцию о том, как мы все любим президента Лао, и как горим желанием выполнить какой-нибудь его приказ.
Спустя полтора часа, когда занятие подошло к концу, наш сержант спросил:
– Вопросы есть?
Этим вопросом заканчивались любые занятия. Но на занятиях по промыванию мозгов вопросов никто не задавал. В основном потому, что невозможно было вспомнить, о чём именно только что рассказывал Сидоров. Мы помнили, что сержант говорил что-то про воинский долг, президента Лао и тому подобное. Но вот что именно? Полтора часа пустой болтовни.
Тем сильнее удивился Сидоров, да и вся рота, когда я встал и произнёс:
– Разрешите, господин сержант.
– Да, – Сидоров удивлённо приподнял бровь.
– Если я правильно понял, то каждый солдат обязан с уважением относиться к командирам.
– Ну, – Сидоров не мог понять, куда я клоню.
– А если кто-нибудь из военнослужащих не проявляет достаточного уважения?
– То есть?
– Ну, если у подчинённого возникли напряжённые отношения с командиром.
– Тогда ему лучше перевестись в другую часть.
– А если у него нет такой возможности? – не унимался я.
– К примеру, у нас в полку, – вмешался Васян.
– Да, – поддержал его Ероха. – Если, например, командир полка поссорится с новобранцем.
– Командир полка не может поссориться с новобранцем, – ответил Сидоров. – Новобранец слишком мелкая величина, чтобы полковник обращал на него внимание. Даже если новобранец совершит дисциплинарный проступок, то это не будет ссорой с командиром. Это будет нарушением воинской дисциплины и повлечёт за собой соответствующее наказание. Которое не будет являться выяснением личных отношений.
Сержант определённо не понимал, о чём я его спрашивал. Я предпринял ещё одну попытку:
– А если предположить, что всё же возник конфликт. Как командир мог бы реализовать свою личную неприязнь?
– В этом случае командир приказал бы установить наблюдение за таким солдатом, и как только он допустил бы серьёзное нарушение дисциплины, то перевёл бы его на подсобку, крутить свиньям хвосты.
Это было уже ближе к делу. Я продолжил свой «допрос»:
– А почему сразу не послать такого солдата на подсобку? Зачем надо ждать ещё какого-то нарушения?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».