Щупальца спрута
Но рядом в ложе оказались посторонние люди.
Только в антракте после второго действия она увидела в фойе Степанковского под руку с Лидией. Та была в платье стального цвета с черной отделкой, оттенявшей белизну шеи и рук. Волосы были уложены в замысловатую прическу. Слушая Степанковского, она то и дело заглядывала ему в глаза. А тот так был захвачен разговором, что не замечал никого вокруг.
Как только Майя увидела Степанковского в обществе Лидии, весь интерес к спектаклю у нее пропал. Едва дождавшись конца, она безвольно дала себя увезти к Матвеевым, у которых обычно ночевала, когда задерживалась поздно в городе.
Вера Андреевна сразу заметила подавленное состояние Майи. Ни о чем не расспрашивая, она заботливо уложила гостью в свою постель и потушила свет. Поправляя одеяло, Вера Андреевна почувствовала, как плечи Майи дрогнули. Хрупкое тело девушки забилось в рыданиях.
— Успокойся, дитя мое, — Вера Андреевна прижала девушку к груди и тихонько погладила мягкие, рассыпавшиеся по плечам волосы. Она поняла, что Майя полюбила.
Лишь перед рассветом, когда в квадраты окон заглянула редеющая синева, Майя уснула, всхлипывая во сне как ребенок. Вера Андреевна осторожно высвободила руку из-под головы девушки и на цыпочках вышла,
ГЛАВА X
Валентина Александровича Степанковского и Владимира Петровича Матвеева связывали дружба и долголетняя совместная работа. На этот завод они пришли почти одновременно, за два года до войны. Первый, несмотря на молодость, — со званием кандидата технических наук, второй — с опытом партийной и хозяйственной работы. За год до начала войны Валентин Александрович защитил докторскую диссертацию, но с завода уйти не захотел. Он считал, что научной работой можно заниматься и в цехах завода. Степанковский был назначен начальником конструкторского бюро, а Матвеев — директором того же завода. Общность интересов и личная симпатия очень сблизили их.
Во время эвакуации жена и маленькая дочь Степанковского погибли.
Узнав о гибели жены и дочери, Валентин Александрович замкнулся в своем горе. Трудно было узнать в нем того жизнерадостного, энергичного, всегда аккуратно одетого человека, каким привыкли видеть Степанковского всегда. С годами он, правда, несколько оттаял, стал больше следить за собой, но, кроме как у Матвеевых и с Матвеевыми, нигде ни с кем не бывал.
Матвеевы искренне желали, чтобы у их друга была своя семья. Но Валентин Александрович так и не женился. Слишком глубокую боль причинила война. Требовалось время, чтобы зарубцевались раны.
Степанковский питал к Майе теплые чувства, но ему и в голову не приходило, что эта девушка может полюбить его, стать женой. После пережитого он чувствовал себя слишком старым душой рядом с юной, жизнерадостной Майей.
С появлением Лидии дремавшие до сих пор чувства властно заявили о себе. Серьезный, фанатично влюбленный в свое дело инженер, он в последние недели ловил себя на том, что даже во время работы над проектом нового самолета не переставал думать о Лидии.
Хотя проект нового самолета, которому Степанковский отдал долгие годы, уже был готов, тем не менее строительство требовало усилий ума, ясности мысли, творческого поиска. А в последнее время работы над строительством выдвинули ряд задач, решение которых не терпело отлагательства.
Недавно у него состоялся неприятный разговор с директором завода Матвеевым и секретарем партийного бюро Владимиром Николаевичем Крыловым. Валентин Александрович испытал чувство раздражения и недовольства собой.
Крылов, еще молодой человек со светлыми, строгими глазами, внимательно глядел на собеседника.
— Чем вы, товарищ Степанковский, объясняете эту потерю ритма? Так мы рискуем затянуть срок пробного вылета.
Его высокий лоб прорезали три глубокие морщины, а лицо хмурилось, когда он выслушивал сбивчивые ответы Степанковского.
Матвеев смотрел на друга недоумевающе. И Валентин Александрович понял, что в сущности ему нечего ответить товарищам. С тяжелым чувством он покинул кабинет директора.
ГЛАВА XI
Надя Степанковская была на несколько лет моложе брата. Тяжелые годы войны, гибель любимого мужа, с которым она прожила всего полгода, наложили суровый отпечаток на ее лицо с живыми темными глазами, смотревшими чуть насмешливо. Легкие морщинки у глаз делали ее несколько старше своих лет.
С братом они всегда жили дружно. Но после пережитого личного горя и беды, постигшей Валентина, она преисполнилась к нему глубокой нежностью, почти материнской любовью.
Как и Матвеевы, она считала, что Майя — именно тот человек, который способен вернуть брату утраченное счастье.
Увлечение Валентина Лидией вызвало у Нади глубокую обиду за Майю и настороженность по отношению к «пришелице», как Надя про себя называла Лидию. Однако она тщательно избегала разговора с братом на эту тему. Надя считала, что любовь или увлечение — явление личное и никому не дано право вмешиваться в такие дела.
Однажды в воскресенье Валентин Александрович пригласил Лидию к себе домой и попросил сестру приготовить обед на троих. Надя с увлечением принялась за хозяйственные хлопоты. Сама удивляясь вдруг появившемуся желанию быть в обществе этой женщины, Надя вначале никак не могла понять, что ею руководило. Только позже догадалась, что это было неосознанное желание узнать Лидию ближе, понять, чем та так пленила брата. И с неожиданным огорчением Надя отметила несомненное обаяние Лидии. Стройная, изящная фигура, выразительное лицо, большие голубые глаза, пышные светлые волосы делали ее необычайно привлекательной. Лидия умела пользоваться своими чарами. Живая, остроумная, очень музыкальная, она полностью завладела душой и мыслями сдержанного Валентина. Надя уже не осуждала брата; трудно было оставаться равнодушным к такой обаятельной женщине.
Где-то в глубине души чувствуя, что это не настоящая любовь, Надя все же отдавала себе отчет в том, что увлечение серьезно и, кто знает, не перерастет ли оно в любовь.
А Лидия все чаще появлялась в их доме. Прямо с работы Степанковский заезжал в проектно-сметное бюро, куда Лидия устроилась на работу. Вместе они приезжали домой и уже не расставались до поздней ночи.
В те редкие вечера, когда Степанковский не виделся с Лидией, он после рабочего дня оставался на заводе, закрывался в своем кабинете и работал до изнеможения, стараясь наверстать упущенное.
…Как много хорошего было создано им в этом кабинете! Сколько оригинальных и смелых мыслей воплотилось в чертежах и эскизах будущего самолета. Но теперь упущенное время безжалостно мстило за себя — Степанковский то здесь, то там обнаруживал прорехи, которые необходимо было немедленно устранить. И Валентин лишал себя отдыха и до утра, ни на секунду не смыкая глаз, разрабатывал план-задание для своего бюро.
При посещении Степанковского Лидия вела себя крайне осторожно. Она отдавала должное Наде, в ее присутствии подчеркнуто сдержанно относилась к Валентину Александровичу. Надя не замечала ничего такого, что свидетельствовало бы о любви Лидии к брату. И все же по мимолетной улыбке, продолжительному взгляду, устремленному на Валентина, она догадывалась о чувствах Лидии. Зато Валентин не скрывал своей любви; он совершенно преображался в присутствии Лидии.
Как-то вечером Надя зашла в комнату брата.
— Мне кажется, — с воодушевлением говорил Валентин, — что тот, кто непосредственно своими руками не создает эти машины, — не может познать счастья, которое испытывает автор конструкции нового самолета. В такие минуты я, сугубо земное существо, вдруг чувствую, как вырастают у меня крылья. Каждая новая конструкция самолета — это новый взлет. Желание творить, создавать новые машины становится жизненной необходимостью.
— Да, это действительно интересно, — задумчиво глядя на блестящую крышку пианино, отозвалась Лидия. — Мне как-то даже в голову не приходило, что у людей бывают такие чувства и порывы. Вы знаете, Валентин, мне приходилось летать, но, сидя в самолете, я не думала, что можно летать еще быстрее. В чем же особенность новой вашей машины?