Переправа
Подписи нет.
— Ну что?
Нельсон пристально наблюдает за ней.
— Первая часть из Библии. Екклесиаст.
Рут ерзает на стуле. Чувствует легкую тошноту. Библия на нее всегда так действует.
— А что там про дерево?
— В норвежских легендах есть дерево, называемое Иггдрасиль. Корни его доходят до ада, а ветви поднимаются к небу. С ним связаны всевозможные легенды.
Говоря, она вспоминает Эрика, замечательного рассказчика норвежских легенд, сидящего у лагерного костра с сияющим в полусвете лицом, рассказывающего им об Одине и Торе, об Асгарде, стране богов, и о Муспельхейме, земле огня.
— В письме говорится, что его корни уходят вглубь, в следующую жизнь.
— Да. — Это первое, что поражает Рут. Она с удивлением отмечает проницательность Нельсона. — Кое-кто полагает, что первобытный человек мог считать, будто рай находится под землей, а не над ней. Слышали о Сихендже?
— Нет.
— Его обнаружили на берегу, возле соленого болота. Деревянный хендж, как на Солончаке, только в центре его было закопано дерево. Корнями вверх, ветви уходили в землю.
— Думаете, этот парень, — Нельсон поднимает письмо, — мог о нем слышать?
— Возможно. Тогда об этом много писали. Вам не приходило в голову, что это может быть не мужчина?
— В смысле?
— Автором письма может быть женщина.
— Полагаю, может. Письма сперва приходили написанными от руки. Эксперты сочли, что почерк мужской, но как знать. Эксперты не всегда правы. Это одно из первых правил полицейской работы.
Не зная, как вести себя дальше, Рут спрашивает:
— Можете сказать мне что-нибудь о ребенке? О том, который исчез.
Нельсон крайне удивлен.
— Об этом писали в газетах. И в местных, и в национальных. Даже в передаче «Краймуотч», черт возьми. Где вы были?
Рут сконфужена. Она редко читает газеты и смотрит телевизор, предпочитая романы и радио. В том, что касается новостей, полагается на последнее, но она уезжала. И пожалуй, больше знает о происшествиях в доисторическом мире, чем в современном.
Нельсон вздыхает и потирает щетину на лице. Когда начинает говорить, голос его звучит более хрипло, чем обычно.
— Скарлетт Хендерсон. Четыре года. Исчезла, когда играла в переднем саду родителей в Спенуэлле.
Спенуэлл — крохотная деревушка примерно в полумиле от дома Рут. Из-за этого история кажется неприятно близкой.
— Скарлетт?
— Да. Алое [6]на белом. Кровь на камне. Поэтично, не так ли?
Рут молчит. Думает о теории Эрика относительно ритуальных жертвоприношений. Дерево представляет собой жизнь, камень — смерть.
— Когда это было? — спрашивает она.
— В ноябре. — Их взгляды встречаются. — Примерно через неделю после обнаружения этих древних костей. Почти десять лет с того дня, как исчезла Люси Дауни.
— И вы думаете, эти дела связаны между собой?
Нельсон пожимает плечами:
— Я должен быть непредвзятым, но тут есть сходство, а потом пришло это письмо.
— Когда?
— Через две недели после исчезновения Скарлетт. Мы сделали что могли. Обыскали местность, обшарили речку, всех допросили. Никакого результата. Потом пришло это письмо. Оно напомнило мне о деле Люси Дауни.
— Разве раньше вы о нем не думали?
Вопрос совершенно невинный, но Нельсон бросает на нее гневный взгляд, словно уловив критику.
— Да, думал, — воинственно отвечает он. — Сходство вот какое: ребенок того же возраста, то же время года, но есть и различия. Люси Дауни забрали из своего дома. Жуткая история. Прямо из кроватки. Этот ребенок был один, в саду…
В его голосе слышна легкая нотка осуждения, поэтому Рут спрашивает:
— А что родители? Вы говорили… иногда это родители…
— Хиппи, — презрительно произносит Нельсон. — Ньюэйджеры. У них пятеро детей, но они не заботятся о них как надо. Только через два часа заметили, что Скарлетт нет. Но мы не думаем, будто они совершили убийство. Никаких признаков жестокого обращения. Отца в то время не было дома, а мать пребывала в трансе, или как там это называется? Общалась с феями.
— Можно мне ознакомиться с другими письмами? — спрашивает Рут. — По поводу Люси Дауни. Там может быть что-то об Иггдрасиле, норвежской мифологии или о чем-то еще.
Нельсон явно ждет этого вопроса и протягивает еще одну из лежащих на столе папок. Рут раскрывает ее. Там листов десять.
— Двенадцать, — говорит Нельсон, словно прочитав ее мысли. — Последнее пришло только в прошлом году.
— Значит, он этого не бросил?
— Нет, — качает головой Нельсон. — Не бросил.
— Можно взять их домой и прочитать вечером?
— Только за них нужно расписаться. — Роясь на столе в поисках бланка, Нельсон неожиданно спрашивает: — Что с теми костями, которые мы нашли?
— Ну, я отправила вам сообщение…
Нельсон хмыкает.
— Я ничего в нем не понял.
— Собственно, там говорится, что это останки девочки шести-десяти лет, не достигшей половой зрелости. Возраст костей примерно шестьсот лет. Мы провели раскопки, нашли три золотых торка и несколько монет.
— В железном веке были монеты?
— Да, их тогда начали чеканить. Мы устроим еще одни раскопки весной, когда погода улучшится.
Рут надеется, что Эрик сможет на них приехать.
— Вы думаете, она была убита?
Рут смотрит на детектива, подавшегося вперед над заваленным бумагами столом. Странно слышать из уст Нельсона слово «убита», словно останки из железного века внезапно попадают в зону его собственности и он хочет наказать преступника.
— Мы не знаем, — признается Рут. — Одна странная деталь — половина ее волос была сбрита. Нам неизвестно, что это означает, — возможно, часть ритуального убийства. Руки и ноги были опутаны прутиками ивы и орешника, словно ее связали.
Нельсон мрачно улыбается.
— Для меня это звучит вполне убедительно.
Провожая Рут, Нельсон ведет ее через набитую людьми комнату — все напряженно работают, говорят по телефону или, хмурясь, смотрят на компьютерные экраны. На стене, похоже, начерченная по памяти карта со множеством стрелок и неразборчивых надписей. Посередине фотография маленькой девочки с темными вьющимися волосами и веселыми глазами.
— Это она? — неожиданно для себя шепчет Рут.
— Да, Скарлетт Хендерсон.
Когда они проходят, никто в комнате не поднимает глаз. Может, эти люди делают вид, будто усердно работают, потому что здесь начальник, но Рут почему-то так не думает. У двери она поворачивается и смотрит на улыбающееся лицо Скарлетт Хендерсон.
Дома Рут наливает стакан вина, оставленного Шоной, и кладет перед собой папку с письмами. Однако перед тем, как взглянуть на них, включает компьютер и открывает файл «Скарлетт Хендерсон». На экране появляются сообщения. Нельсон прав: как она могла это пропустить? «Страдание родителей Скарлетт» — вопит статья из «Телеграф». «Полиция озадачена делом Хендерсон» — извещает «Таймс», гораздо более сдержанно. Рут просматривает статью: «Старший детектив-инспектор Гарри Нельсон из норфолкской полиции признал вчера, что в деле пропавшей четырехлетней Скарлетт Хендерсон нет новых нитей. То, что в Грейт-Ярмуте видели ребенка, соответствующего описанию Скарлетт, полиция исключила из расследования…»
Лицо Скарлетт, трогательное в черно-белых цветах, смотрит с края страницы. Неужели она мертва, эта ясноглазая улыбчивая девочка? Рут не хочет об этом думать, но знает, что рано или поздно придется. Почему-то она оказалась причастной.
Чтобы оттянуть минуту, когда придется взглянуть на письма, Рут печатает «Люси Дауни». Ссылок на сей раз меньше, Люси исчезла до вездесущности Интернета. Рут просматривает несколько сайтов о пропавших детях, находит статью из «Гардиан», озаглавленную «Десять лет нескончаемого кошмара». «Алиса и Том Дауни, — читает она, — встретили меня в своем опрятном норфолкском доме, полном фотографий пятилетней улыбающейся девочки. Десять лет назад Люси лежала в своей кроватке, когда незваный гость перелез через гаражную стену, открыл окно и похитил ребенка, пока родители еще спали…» Господи. Рут прекращает чтение. Только представить себе, что идешь будить утром маленькую дочку и обнаруживаешь пустую кроватку. Представить, как ищешь повсюду с нарастающим страхом: в саду, снова в спальне. Как видишь раскрытое окно, шторы (Рут они кажутся розовыми, с изображением диснеевских принцесс), развевающиеся на ветру. Она рисует себе все это, волоски на затылке встают дыбом, но не может вообразить, что испытала тогда Алиса Дауни, что испытывает до сих пор, десять лет спустя. Потерять ребенка, обнаружить, что дочка исчезла, словно существо из сказки, — разве это не кошмар для любой матери?