Переправа
Эрик Викинг, как и следовало ожидать, вернулся в Норвегию. Рут навещала его прошлым летом в бревенчатом домике у озера — утренние заплывы в ледяной воде, потом горячая сауна, великолепная стряпня Магды, а вечерами, когда высыпали звезды, разговоры с Эриком о цивилизации майя. Магда, его жена, пышная белокурая богиня, красота которой поднимает настроение, тоже добрый друг. Она ни разу не упомянула о Питере, хотя была здесь тем летом, когда Рут и Питер влюбились друг в друга; в сущности, свела их своим тактом и мягкой благожелательностью.
Но Эрика нет дома. Рут оставляет сообщение на автоответчике, потом нетерпеливо достает из рюкзака поврежденный кусок металла и смотрит на него. Он, все еще лежащий в пластиковом пакете с датой и биркой, словно бы отвечает ей взглядом. Фил предложил оставить его в факультетском сейфе, но Рут отказалась. Ей хотелось привезти торк домой, к Солончаку, хотя бы на одну ночь. Теперь она разглядывает его под настольной лампой.
Несмотря на темно-зеленые пятна от долгого пребывания в болоте, металл блестит так, что, возможно, это золото. Золотой торк! Сколько он может стоить? Рут вспоминает так называемый брачный торк, найденный неподалеку отсюда, в Снеттишеме, — замечательный, искусно сделанный предмет, изображающий человеческое лицо с продетым через рот кольцом. Этот кусок более поврежден — может быть, сломан при копке или вспашке. Однако, приглядевшись внимательней, она видит едва заметный плетеный узор, напоминающий женскую косу. Длина этого куска от силы пятнадцать сантиметров, но Рут представляет его полукругом на шее какой-нибудь красавицы дикарки. Или ребенка, ритуальной жертвы?
Рут вспоминает горькое разочарование Нельсона, узнавшего, что кости не принадлежат Люси Дауни. Каково вечно помнить об этих смертях, этих призраках? Она понимает, что для него останки из железного века — досадная ненужность, но для нее они так же реальны, как пятилетняя девочка, пропавшая много лет назад. Почему кости оставили на краю болота? Была она (по размеру костей Рут полагает, что те принадлежали женщине, но не уверена в этом) брошена умирать, погружаясь в предательскую трясину? Или убита где-то в другом месте и похоронена у края болота, чтобы обозначить начало священного ландшафта?
Когда макароны приготовились, Рут ест их за столом у окна, перед ней стоит книга Эрика «Зыбучие пески». Заглавие взято из «Лунного камня» Уилки Коллинза, и Рут снова открывает первую страницу, где Эрик цитирует описание Коллинзом этих песков:
«Последний вечерний свет быстро догорал; и над этим печальным местом нависла какая-то зловещая тишина. Волны океана набегали на большой песчаный берег бухты, не производя ни малейшего звука. Ни малейший ветерок не тревожил водного пространства, лежавшего неподвижно и мрачно до самого горизонта. Клочки грязной тины, желтовато-белые, плавали по мертвой поверхности воды. Ил и пена заметно мелькали в тех местах, где последний свет еще падал на них между двух больших утесов, выступавших с севера и юга в море. Начинался отлив, и, пока я стоял и ждал, широкая поверхность зыбучих песков стала морщиться и дрожать, — это было единственное движение в этом отвратительном месте» [5].
Коллинз, несомненно, разбирался в ритуальном ландшафте моря, земли и жутких, населенных призраками мест между ними. Рут вспоминает, что по крайней мере один персонаж «Лунного камня» встречает смерть в этих песках. Вспоминает и еще одну фразу: «Что попадет в эти пески, то остается там навсегда». Но Солончак выдал часть своих тайн; сперва хендж, а теперь эти останки, только и ждавшие, чтобы Рут обнаружила их. Тут непременно должна быть какая-то связь.
Прочтя вновь об открытии хенджа (Эрик написал три книги в связи с этой находкой), Рут вспоминает, как жутко он выглядел в свете раннего утра, словно потерпевший крушение корабль, беззвучно поднявшийся на поверхность, — деревянные столбы образовали мрачный круг, чернеющий на фоне неба. Вспоминает, как Эрик рассказывал у костра о скандинавских духах воды: о меняющих облик никсах, заманивающих в пучину доверчивых путешественников; о нокке — поющих на рассвете и закате речных эльфах. О воде как источнике жизни и месте смерти. Вода также часто ассоциируется с женщинами — жаждущими мести, заманивающими мужчин в водяную могилу. О духах утопленников с длинными зелеными волосами, чьи перепончатые руки поднимаются при отливе над водой…
Рут читает дальше, макароны забыты. Лекций завтра у нее нет; она пойдет на то место, где были обнаружены кости.
Но утром льет дождь, косой, барабанящий в окна и окутывающий болото непроницаемой серой завесой. Раздосадованная, Рут берется за работу: пишет конспекты к лекциям, заказывает книги в библиотеке, даже опустошает холодильник. Однако то и дело возвращается к торку, лежащему в пластиковом пакете на столе у окна. Флинт, почувствовав ее интерес, вспрыгивает и усаживается на пакет. Рут сталкивает его. Ей не хочется, чтобы Фил увидел кошачьи шерстинки. Он иронично относится к кошкам, называет их «домочадцами Рут». Она не сомневается — эта находка не дает ему повода для насмешек. Фил всегда довольно скептически воспринимал взгляды Эрика Викинга на ритуальный ландшафт. Для людей железного века этот хендж уже был древним, возможно, таким же загадочным, как и для нас. Они похоронили тело в грязи, обозначая начало этого таинственного ландшафта? Или жертва была ритуально убита, чтобы умилостивить духов воды? Если она сможет установить связь между останками и хенджем, то вся эта местность станет значительной. Солончак может превратиться в важный участок археологических раскопок.
В начале третьего Рут думает, что погода улучшается. Выходит к калитке, дождь приятно охлаждает лицо. Намерение ее нелепо, яма будет заполнена водой, и она не сможет работать по-настоящему в одиночку, но Рут решает наведаться в то место. До него недалеко, около мили пути, и моцион пойдет ей на пользу. Она бодро говорит это себе, надевая куртку и болотные сапоги, купленные для раскопок на Внешних Гебридских островах, кладет в карман фонарик и надевает рюкзак. Она взглянет, и только. Небольшая быстрая прогулка перед наступлением темноты — это лучше, чем сидеть дома, ломать голову и есть бисквиты.
Поначалу прогулка вполне приятна. Рут идет спиной к ветру, теплая куртка спасает от дождя. В кармане у нее та самая топографическая съемка, которой они пользовались при поисках хенджа. Она еще раньше увидела на ней помеченный желтым хендж и зеленые наклейки там, где обнаружили другие доисторические столбы. Они как будто образуют линию, исходящую от хенджа, и Эрик в то время не исключал, что это часть тропы. Может эта тропа вести к тем костям?
Рут идет не по дороге к автостоянке, а на запад, по тропе для наблюдателей за птицами. Пока она не сойдет с нее, все будет хорошо. По обе стороны простираются болота, громадные заросли камыша и мили взъерошенной ветром травы. С виду земля достаточно твердая, но Рут знает по опыту — там полно скрытых окон, предательских и глубоких. Во время прилива море затопляет болота до середины, быстро и беззвучно покрывая землю. Это здесь Питер застрял несколько лет назад между приливными и пресными болотами, лежал лицом в грязной жиже, держась за принесенный водой сушняк, а Эрик полз к нему, выкрикивая по-норвежски слова ободрения.
Рут идет по узкой тропинке. Из-за тумана в нескольких ярдах уже ничего не видно. Она не хочет оказаться в болоте. Дождь мерно льет, небо хмурое, серое. По пути Рут вспугивает стайку бекасов, стремительно взлетающих зигзагами в воздух, но за их исключением она совершенно одна. Рут напевает на ходу, думает об Эрике, Питере и том очаровательном лете на Солончаке. О друидах, которые приходили и ночевали под открытым небом у хенджа. Эрик, вспоминает она, был на их стороне. «В конце концов, — сказал он, — хендж построили для того, чтобы стоять здесь, а не для научного изучения в музее». Но университет, финансировавший раскопки, требовал, чтобы столбы извлекли. Приливы их постепенно разрушают, утверждали эти ученые, столбы нужно вывезти для их же сохранности. «Но они предназначены для разрушения, — утверждал Эрик. — Жизнь и смерть, прилив и отлив, их смысл именно в этом».