Рядовой (СИ)

— Что еще ты хочешь? — спрашивает он меня, чуть касаясь губами моих губ. Краснею от смущения и отвожу лицо в сторону. Лорд выдыхает мне в шею: — Ты так приятно пахнешь, мой мальчик. Как же ты сладко пахнешь… мною… нами.
Чувствую, как он начал целовать мою шею, и под водой его тело прижалось к моему. Чувствую огромный член, что упирается мне в живот. Как же стало страшно.
— Что ты вчера так испугался меня, а? — спросил он вдруг шепотом, и я вздрогнул от непонятного ощущения, когда он прижался вновь сильнее ко мне своим членом, словно двигаясь в меня.
— Н-н-езнаю… вы…
Он резко покусывает меня в шею, и я захожусь от страха так, что теряю сознание. Моя фантазия дает мне такое страшное представление Лорда, и то, как он сейчас будет меня рвать на куски, насиловать, делают такую слабость в теле, что очухиваясь, теряю вновь сознание, пока Лорд не берет меня на руки.
— Малыш, ты чересчур боишься меня, так нельзя… что же мне с тобой делать?! — он ставит меня на ступеньку и быстро моет.
Послушно даю ему тереть мочалкой руки ноги и спину, и с ужасом представляю, чем мне придется за это расплачиваться. Вмиг отпрядываю от него, когда он пытается повернуть меня вновь к себе спиной. Примерно я представляю, что этот зверь может сделать, и от того страшнее. Сильный хлесткий удар оглушает так, что на какой-то момент глохну, и тело отлетает с неимоверной силой, впечатываясь в дверь, успеваю закрыться руками, но боль в руках холодит рассудок. С ужасом понимаю, что сейчас произошло, и от бессилья так и затихаю у двери, сцепляя от боли зубы, глядя на страшные синяки в местах перелома рук.
Повернуть голову так сразу не получается, я слышу тихое рычание и закрываю глаза от страха, тот зверь, что стоит сейчас на месте Лорда Шиату, ненавидит меня. Я чувствую его злобу и ненависть, обращенную ко мне, и боюсь выдать свой испуг голосом. Рядом со мной раздается тихий рык, и вдруг горячий язык облизывает моё лицо и рядом ложится этот зверь. Мое тело трясется от страха от боли, и я тихо начинаю скулить от страха, зуб на зуб не попадает. Вскоре голос мой уже становится все громче и громче, переходя в рыдания, и страх во мне заставляет меня взглянуть этому зверю в глаза и показать, что я не боюсь его, но голос выдает меня вновь. Отвожу взгляд, мельком успеваю заметить рядом с собой огромное лежащее тело зверя и со всхлипами пытаюсь встать. Руки не слушаются, повисая плетями вдоль плеч. На левой руке открытый перелом такой, что капает кровь, и белесая кость торчит, показывая страшный излом. А если зверь почуял кровь и сейчас готовится напасть меня, чтобы загрызть?! Все во мне поднимается против этого, но сам себе говорю, что плевать!!! Да, плевать!!! Пусть жрет, авось, подавится!!! Встаю на колени и следом кое-как встаю на ноги. Я смог это… а теперь что? Я даже дверь не открою. Так и стою, пытаясь ногой поддеть краешек двери, что виднеется в маленьком зазорчике. Кровь течет уже сильнее и сильнее, в глазах понемногу темнеет все чаще. Наконец падаю от головокружения, даже стена не помогает. Голова больно стукается о каменный пол, и я скриплю зубами от боли в руках, что все-таки выставил, падая. Голос Лорда раздается рядом глухо:
— Значит и ты на смерть ради свободы, да? А что твоя свобода даст тебе? Все так же не нужен никому, кроме своего дядьки Путиша, — и уже кричит громко: — Тулиньо, зови этого лекаря по людям… скорее…
Он приподнимает мне лишь голову, и я наконец-то вижу его. Волосы его растрепаны, глаза зло и отчаянно смотрят на меня. Но что-то в его глазах вижу, оно неуловимо меняет мнение о нем. Он смотрит на меня безнадежно и с какой-то внутренней тоской. Так смотрел сам я когда-то, когда ослеп и смотрел на себя в отражение в стоялой воде озера, что было сразу у речки. Он тихо что-то шепчет мне, но я лишь отвожу взгляд от него и насмешливо усмехаюсь, пряча боль в себя, чтобы он не увидел ее. Хочется кричать, но я уже понимаю, что не боюсь его. Хотя он может ведь и делать мне больно каждый день, я готов к смерти. Я понял это сегодня, сейчас. Во мне что-то словно высвободилось. Не боюсь его. Пусть пытает… только зачем ему это надо? Стоит ли это его помыслов к тому, к чему он стремится, я не знаю. Видимо, да. Значит, и я буду держать себя также. Крепкие руки подхватывают мое тело, бережно придерживая голову, и знакомый голос Тулиньо шепчет:
— А ты настойчивый, малец… уважаю, — он цокает языком и следом еще тише шепчет почти на ухо: — А ведь он ждал тебя, знаешь, сколько лет? — и словно я ответил ему, отвечает следом: — Вот и я о том же, много лет, ему знаешь, сколько лет?! Не знаешь, а я тебе скажу, тут ваших всяких королей не было, а он был! И он жил ради того, чтобы тебя встретить, а ты… а ты такой же, как и он. Вроде тюфяк-тюфяком, а характерец-то свободолюбивый.
Меня аккуратно кладут на кровать все в той же, как вижу, спальне потому что тут так и лежит стопкой моя одежда. Думал, сейчас будет очень больно и заранее прикрыл глаза, готовясь к тому, что руки заноют сейчас. Но как ни странно, все прошло без боли, но потом я понял почему — слишком много вышло крови. Руки сейчас стали холоднее, и потому боль уже не так пульсировала, как совсем недавно. Глаза закрывались от желания уснуть, но я ждал Увани. Ждал как никого другого, он был ниточкой к моему дяде. Конечно, я понимал, что дядю сюда вряд ли пустят, да и если пустят, он раскидает здесь всех. Он такой. Он и раньше-то за более слабого заступался. Так заступался, что обидчики потом обходили нашу деревню стороной не один месяц, даже зная, что он на службе.
Сон все-таки настиг меня, я, зевнув, попытался было сказать имя дяди, но так и заснул. Проснулся я лишь на следующий день и тут же прохрипел с закрытыми глазами, словно в бреду:
— Дядя Путиш?
Мне казалось, что я кричу очень громко, но услышав свой сиплый голос со стороны, лишь огорченно и безнадежно вздохнул. Рядом голос моего учителя сказал огорченно:
— В темнице твой дядя, в темнице. Суд будет над ним…
Старичок замолчал, и я, попытавшись приоткрыть глаза, понял, что затея эта безуспешная. Пришлось спросить, так и уставившись в свою темноту.
— Что… что с ним? За что?
Старичок сказал быстро:
— Нага он прибил… к двери своего дома. А второго в доме, — затем уже шепотом сказал скороговоркой: — Но ты не боись, малец, таких богатырей король не отдаст. Он как узнал о нем, о его силе, так сразу сказал поменять темницу, чтобы, значит, дядька твой был во дворце при нем. Не даст он казнить его нагам. Хоть те и выступают с такими решениями, но тут уж никак. Нам и самим нужен такой богатырь, что в одиночку с пятью нагами разобрался. Трое успели уползти аки змеи смердячие! — не выдержал он и сказал уже громко.
Я услышал, как дверь скрипнула, и руки старичка сразу стали ощупывать мои бинты, что я только и почувствовал. Голос Лорда прозвучал громко и нетерпеливо:
— Как он?
Старичок ответил сразу:
— Плохо… кровь восстанавливается, но это очень долгий процесс.
Лорд вдруг зло выплюнул:
— Уходи… зря я тебя позвал. Сам выхожу. Не трогай его…
Я услышал глухое рычание и, испугавшись за старичка, попытался закрыть его хотя бы рукой на ощупь в своей темноте, отчаянно моля:
— Неееет… не трогай его… прошу…
Молчание стало неожиданным и страшным, казалось, сейчас он накинется молча на старичка, и я так и не увижу, что же случилось. А вдруг он так молча и загрызет его, утробно жуя косточки. Всего передернуло, и я, отчего-то став чувствительным, заревел, отворачиваясь от них в другую сторону. Горячие руки Лорда тотчас тронули мое лицо, и Лорд Шиату через какой-то стук об пол прогнул кровать и зашептал:
— Нет… маленький мой… нет… нет… только не плачь… хватит уже слез… прошу тебя…
Но истерика так и не проходила. Становилось лишь только хуже… я ревел за своего дядю и за его друга Циате. За этого старичка и за то, что этот Лорд вмешался так некстати в мою жизнь. У меня только появилась надежда на что-то. Только я обрел семью и друзей. Почти работу обрел. А он все порушил… все порушил… сволочь… гад… он не знает, как здесь зарабатывается один золотой!!! А я знаю, что и медяк-то не заработать нищему не встав на паперть и не моля о жалости. И то, если ты калека. А я не калека, никто не видит моего слепого глаза. Как и я сам не чувствую такую несуразность. А вот когда вглядятся в лицо, так сразу и отказывают мне в работе, даже моей помощи. Дверь вновь скрипнула, и голос Лорда сказал вдруг громко: