Сладкая боль

— Не надо, Тим. Лучше не будем.
Я допиваю пиво.
— И вообще, — продолжает Лилла наигранно бодрым голосом, — давай поговорим о чем-нибудь приятном. Что это за девушка? Ну, твоя новая соседка.
— Ее зовут Анна. Она хозяйка, а не соседка, — коротко отвечаю я. — Если ты не возражаешь, я пойду в душ.
  
4
 
На следующее утро я встаю рано, потому что ночью в основном ворочался, метался и почти не спал. Я одеваюсь и собираю вещи, то есть скатываю спальник, засовываю одежду в рюкзак, забираю небольшую коллекцию книг и кладу лэптоп в чехол. Оставив короткую записку для Лиллы, я шагаю к автобусной остановке.
Еще достаточно прохладно, чтобы получать удовольствие, сидя на солнце, и, несмотря на гнетущий разговор, который состоялся у нас с Лиллой накануне, я уверен и исполнен оптимизма. По крайней мере теперь я знаю, чего хочу. Просто нужно об этом помнить и больше не предаваться пустым надеждам.
Придя в Фэрвью и отворив кованую калитку, я чувствую себя нарушителем границы. На мне старые шорты, футболка и дешевые резиновые шлепанцы. Несомненно, я выгляжу отнюдь не как человек, достойный жить в таком доме.
Анна открывает дверь почти сразу после звонка.
— Вот это скорость, — я смеюсь. — Вы, наверное, караулили у окна.
Я шучу, но девушка краснеет и опускает глаза.
— Я вас ждала, — говорит она.
Анна одета так же бесформенно, как вчера. Волосы собраны в хвост. Я снова замечаю, какой юной она кажется, когда застенчиво смотрит на меня, сцепив руки.
Пройти в дом нелегко. Анна стоит на пороге, загородив дорогу, так что приходится сказать:
— Извините, можно?..
Она делает шаг в сторону и протягивает руку, словно желая помочь с вещами, но так ничего и не берет.
— Да ладно, — говорю я.
Анна молча следует за мной, пока я шагаю по темному коридору. Я складываю вещи у подножия лестницы и поворачиваюсь к ней:
— Я только отнесу вещи.
— Вы помните, как идти?
— Да, конечно. Спасибо.
Она остается стоять возле лестницы, а я иду в спальню. Уходит всего несколько минут, чтобы разложить вещи. Одежду я убираю в гардероб, книги и лэптоп кладу на стол, запихиваю пустой рюкзак и спальник под кровать. Закончив, я удовлетворенно обвожу комнату взглядом. Она моя. По крайней мере на некоторое время. Просто не верится.
Отправившись на поиски ванной, я замечаю в дальнем конце коридора Анну. Стоя возле маленькой дверцы, она достает из кармана ключ и вставляет его в замок. Должно быть, она слышит мои шаги, потому что замирает, вынимает ключ из замка и оборачивается.
— Это я. — И машу рукой.
— Все хорошо? — Она подходит ко мне. — Ничего не нужно?
— Да, — говорю я. — Простите, я не хотел вас беспокоить. Просто решил осмотреться. Если можно. Честное слово, я не…
— О, я ведь даже не показала вам дом, — перебивает Анна, захлопывая рот ладонью. — Извините. Как глупо. Просто не верится, что я забыла. Наверное, вы подумали, что я…
— Ей-богу, ничего страшного. Комната такая клевая…
Я бы предпочел прогуляться по дому в одиночку. Нервозность Анны и ее постоянная скованность меня смущают. Но я не знаю, как сказать ей об этом, не рискуя показаться грубым и не усугубив ситуацию.
— Давайте начнем с первого этажа, — предлагает она. — Здесь, наверху, в основном одни спальни.
Я спускаюсь вслед за девушкой по лестнице. Она осторожно ступает на каждую ступеньку, словно боится упасть.
— В детстве мне бы очень понравился этот дом, — говорю я. — Самое подходящее место, чтобы играть в разные игры, особенно в те, для которых нужно побольше места. Например, в прятки. Вы здесь выросли?
— Да, — отвечает Анна. — Я прожила в Фэрвью всю жизнь.
Она не останавливается, не оборачивается, чтобы посмотреть на меня, но голос ее звучит достаточно дружелюбно, и я продолжаю:
— И вам никогда не было страшно жить в таком большом доме? Даже в детстве?
— Страшно? — Она оборачивается и смотрит на меня, подняв брови. — Чего тут бояться?
— Ну как обычно. Теней, чудовищ, призраков… — я жму плечами.
Она не отвечает.
— Кто сейчас владеет домом? Он ваш? — спрашиваю я, когда мы достигаем подножия лестницы. Как только вопрос срывается с моих губ, я об этом жалею. Все равно что спросить, сколько у нее денег.
Но Анна, кажется, не обижена. Она отвечает так же бесстрастно:
— Да. Он достался мне в наследство от родителей. Сейчас он мой.
Должно быть, я плохо скрываю любопытство, поскольку она продолжает, прежде чем я успеваю спросить:
— Мои родители погибли в аварии три года назад.
— О Господи, — говорю я. — Кошмар какой. Простите, я не знал.
«Теперь понятно, почему она такая странная и так боится внешнего мира», — думаю я.
Анна водит меня по всем комнатам первого этажа. Первая из них — парадная столовая. Темно-красные стены, огромный обеденный стол, за которым может уместиться как минимум шестнадцать человек. С потолка свисает причудливая люстра. Здесь есть что-то готическое.
Дальше — библиотека. Две стены от пола до потолка заняты книгами. Полно настольных ламп, кофейных столиков, старых и неудобных на вид кресел. В комнате темно и пыльно, слабо пахнет плесенью. Такое ощущение, что тут много лет никто не бывал.
Гостиная выглядит куда приятнее. В отличие от двух предыдущих комнат шторы здесь раздвинуты, снаружи льется свет. Главные предметы мебели — несколько огромных мягких кушеток; судя по примятым подушкам, ими регулярно пользуются. На полу лежат коврики, на стенах висят картины. Есть огромный современный телевизор, а в углу — старая стереосистема. Не считая размера, гостиная выглядит совсем обыденно. Уютная, теплая. Подходящее место, чтобы расслабиться.
Последняя комната с этой стороны коридора до отказа забита ненужными вещами. Анна называет ее «барахолкой», и я понимаю почему. Антикварная мебель, старые велосипеды, груда непонятных коробок, которые занимают буквально все свободное место.
Мы переходим на другую сторону.
— А это бальная зала, — объявляет Анна, открывая крайнюю дверь.
Я удивленно смеюсь и шагаю за порог.
— Ого. Просто нереально.
Мой голос эхом отскакивает от стен. Анна щелкает выключателем, и три огромные люстры озаряют комнату светом. Стены белые, огромный потолок украшен замысловатой лепниной, под ногами — выцветший теплый паркет. В одном конце зала — открытый камин с каменной резной полкой. Ночью, если включить свет и развести огонь, вид, должно быть, волшебный.
— Даже не верится, — говорю я, медленно поворачиваясь, чтобы осмотреться. — У вас часто были вечеринки?
— Вечеринки? Да, конечно. Постоянно. — Она отрывисто и невесело смеется.
Мы возвращаемся наверх, и Анна показывает мне пустующие спальни. Они такие же огромные, как моя, но шторы везде опущены, поэтому они выглядят намного мрачнее. Все комнаты на один лад, с деревянными полами, латунными кроватями, старыми коврами и толстыми плотными шторами. Они были бы красивы, если бы в них кто-нибудь жил, если бы отдернул шторы, но в доме тихо и безлюдно. Нашим шагам вторит эхо. Есть что-то потустороннее и гнетущее в пустоте нежилых помещений.
— Вам нужно пустить побольше жильцов, — говорю я. — Почему бы не открыть пансион?
Я шучу, но Анна пугается и энергично мотает головой.
— А какая комната — ваша? — спрашиваю я.
— Здесь, — отвечает она и направляется в конец коридора.
Там три закрытых двери, две напротив друг друга, третья, поменьше, примыкает. Анна останавливается у одной из обращенных друг к другу дверей, но, прежде чем она успевает ее открыть, я указываю на маленькую дверь, которую перед началом нашей экскурсии помешал отпереть, и спрашиваю:
— А там что?
— Лестница на чердак, — отвечает Анна и несколько секунд смотрит на меня, прежде чем отрывисто ответить: — Обычно она заперта.
Я догадываюсь, что получил предупреждение.
— Вот моя комната, — говорит Анна, открывая дверь.