Вынужденная посадка

— Ну, добрэ, Петро, следи хорошенько за этой волной, дело может оказаться серьезным.
— Та хибаж я цього нэ розумию?
Радист вдруг торопливо нагнулся над рацией и стал настраиваться, осторожно поворачивая регулятор громкости то вправо, то влево.
— Ось, чуетэ? — шопотом произнес он.
Сквозь легкое потрескивание динамика майор Ратников отчетливо слышал теперь монотонный голос, методически повторявший: «Инглаул... инглаул... инглаул...»
Ратников торопливо подошел к телефону и взял трубку.
— Соедините меня с хозяйством Егорова, — приказал он связистке.
В телефонной трубке послышались щелчки переключаемых контактов, низкий вибрирующий шум индуктивных токов и затем знакомый голос начальника контрразведки Егорова.
— Из большого хозяйства Куличева говорят, — ответил ему майор Ратников.
Куличев был старшим инженерным начальником в армии, а большими хозяйствами его были инженерные бригады. Егоров, хорошо знавший это, без труда понял Ратникова и спросил только:
— Кузнечики?
— Так точно, — подтвердил Ратников, так как и он понял, что имел в виду Егоров под словом «кузнечики». Фамилия командира бригады была ведь Ковалев, а слово «коваль» переводилось на русский с украинского, как «кузнец».
— Ну, что там у вас новенького? — спросил Егоров.
— Эфирное создание подает голос, — ответил Ратников.
— Мы тоже, знаете ли, любим прислушиваться к голосу ночных птичек, — засмеялся Егоров.
— Понял вас, — отозвался Ратников, которому теперь ясно стало, что и в контрразведке поймали, значит, позывной «инглаул», означавший в переводе ночную птицу — филина.
— Не буду вам мешать в приятном вашем занятии, — продолжал Егоров. — Услышите что-нибудь поинтереснее, поделитесь впечатлением.
Майор Ратников положил трубку и с удовольствием потер руки. По веселому голосу Егорова он догадался, что контрразведчики не только поймали позывной «филин», но, видимо, уже запеленговали местонахождение передающей его радиостанции.
Чуенко, склонившись над рацией, все еще прислушивался к чему-то.
— Ну, что там? — спросил его Ратников.
— Здаеться, що связь с тем «филином» установилась.
Майор присел на деревянную скамью и тоже стал прислушиваться. Сначала ничего, кроме далеких грозовых разрядов, он не услышал, но вскоре хрипловатый голос стал медленно произносить группы цифр: «уан хандрэд энд фифтин, уан хандрэд энд туэнти-файв, ту хандрэд энд сиксти-эйт...»
— Разбудить Мгеладзе, товарищ майор? — торопливым шопотом спросил Чуенко.
— Нет, не надо. Бери карандаш и быстро записывай: сто пятнадцать, сто двадцать пять, двести шестьдесят восемь...
Спустя несколько минут все цифры, переданные «филину», были записаны Чуенко под диктовку майора. Ратников подождал немного, надеясь, что будет еще какая-нибудь передача, но в эфире слышались лишь легкие грозовые разряды. Майор спрятал запись и хотел уже было позвонить начальнику контрразведки, но едва он дошел до телефонного аппарата, как в дверях землянки показался подполковник Сидоров.
— Ну, как дела, товарищ Ратников? — спросил он, и по тону его голоса майор понял, что Сидорову все уже известно.
— Вот удалось перехватить шифрованную радиограмму, — ответил Ратников, подавая листок бумаги, исписанный цифрами.
Подполковник Сидоров торопливо пробежал глазами трехзначные цифры, сравнил их с какой-то записью в своем блокноте и вернул майору Ратникову со словами:
— У нас то же самое, значит, правильно записали. Теперь шифровальщики этим займутся, тогда и посмотрим, что кроется за цифрами. Нам удалось установить, что этот шифр передавала радиостанция «летающей крепости», значит, мы не ошиблись, полагая, что она исправна. Установлено также, что радиограмма передана какой-то немецкой радиостанции, расположенной километрах в двадцати от линии фронта.
  
8. ГЕНЕРАЛ ГЕСЛИНГ ПРИНИМАЕТ МЕРЫ
 
Полковник Пауль Краух, выпроводив радиста, сидел у радиоаппарата, напряженно прислушиваясь к частому потрескиванию динамика. Время от времени он осторожно поворачивал ручку настройки и снова терпеливо ждал, то и дело поглядывая на часы.
Наконец, когда терпение уже начало изменять ему и он все бесцеремоннее стал вращать ручку настройки, раздался приглушенный голос, умолкший на полуслове. Краух насторожился, сместил стрелку на шкале волн чуть-чуть назад и снова услышал «Инглаул... инглаул», будто завывал в эфире огромный мартовский кот.
«Чёрт бы побрал этих бесшабашных американцев! Опять изменили длину волны...» — с досадой подумал Краух и, торопливо включив микрофон, стал повторять свой позывной.
Едва он снова перешел на прием, как в комнату вошел генерал Геслинг.
— Ну, что там у вас? — спросил он ворчливо.
«Этого еще принесла нелегкая. Сидел бы в своей берлоге вместо того, чтобы всюду совать свой нос», — недовольно подумал Краух, но вслух произнес:
— Все в порядке, господин генерал. Связь налаживается.
Генерал тяжело опустился на стул. Закурил. Долго сидел молча, нервно покашливая. Из динамика раздавался пока только сухой треск. Генерал нетерпеливо стал ерзать на стуле.
— Вы слышите меня, «Филин»? Вы слышите меня, «Филин»? — раздался, наконец, завывающий голос. — Передаю текст шифром. Передаю текст шифром. Записывайте...
Пауль Краух облегченно вздохнул и приготовился записывать. Отто фон Геслинг тоже успокоился и перестал ерзать. Когда шифрограмма была принята, он встал и резко произнес:
— Расшифруйте побыстрее. Я буду ждать вас у себя.
Краух развернул шифровальную таблицу и торопливо стал заменять цифры словами. Когда спустя полчаса он вошел в кабинет генерала, Геслинг, склонившись над топографической картой, водил длинным костлявым пальцем по извилинам реки, делившей фронт на две половины.
— Ну, читайте, что там у вас, — не оборачиваясь, произнес генерал.
— Боюсь, что слишком ничтожные данные, — осторожно заметил Краух.
— Читайте же! — почти выкрикнул Геслинг и еще более ссутулился.
«Пока удалось раздобыть немногое. В инженерном штабе обнаружен сегодня на полу черновой набросок схемы понтонного моста. Похоже, что его мне специально подбросили. Завтра попытаюсь разузнать еще что-нибудь. В прифронтовом лесу сосредоточены санитарные части. Видимо, готовятся к принятию раненых во время форсирования реки».
— Это все? — сухо спросил Геслинг.
— Да, все, господин генерал. Маловато, конечно.
Краух ожидал грозы, но генерал, казалось, даже забыл о присутствии полковника. Склонившись над картой, он сумрачно сдвинул седые лохматые брови. Раненое плечо его стало все чаще подергиваться.
— Да, да... — рассеянно бормотал он. — Похоже в самом деле, что тут трюк какой-то...
Сняв пенсне, он с чувством бросил его на карту и, откинувшись на спинку кресла, казалось, тут только заметил Крауха.
— Скажите, полковник, а вы лично знаете американца, который сообщил нам эти сведения? — спросил он у Крауха.
— Лично не знаю, господин генерал, — ответил полковник, — но в его позывных и шифре нет никаких сомнений...
— Я не о том, — недовольно перебил Крауха генерал. — Меня интересует, насколько опытен этот человек в вопросах агентурной разведки.
— Судя по характеристике, которую мне дали о нем, — ответил Краух, — должен быть опытным.
— Сомневаюсь, — пробурчал Геслинг. — Да и вообще грубоваты эти американцы для такого тонкого дела. Русские ведь чертовски бдительны. Даже наши агенты школы полковника Николаи терпят у них поражение.
Генерал снова задумался.
— Нет, как хотите, а русские определенно раскусили его, — наконец, заключил он убежденно. — Они хотя и знают истинную цену своим союзникам и не имеют основания особенно им доверять, но на дезориентацию подобного рода могли пойти лишь в случае явного подозрения вашего американца в работе на нас. А в том, что схема понтонного моста ему специально подброшена, я не сомневаюсь. Вспомните-ка демонстрацию русскими саперами понтонного парка нашей авиационной разведке. А теперь эта подброшенная американцу схема понтонного моста? Ведь все это звенья одной цепи: русские, видимо, не сомневались, что американец сообщит нам о своей «находке» в их штабе.