Межмировая няня, или Алмазный король и я (СИ)

— Не тратьте, — посоветовала я. — Вы же видите, я слегка не в себе.
— Замолчите! — это больше напоминало рычание.
— Ни за что. Вы связали меня этой магической штукой… — подергала лассо, которое обиженно зашипело. — Обозвали неумной, и явно не горите желанием принимать на работу. Поэтому давайте покончим с этим скорее и расстанемся по-хорошему: вы отпустите меня, я выйду вон через ту дверь, и мы больше никогда не увидимся.
Судя по одежде, Селани точно не последний кусок хлеба доедает, так что будем разбираться с проблемами по мере их поступления.
— Это собеседование, — рычание опустилось до тех низин, в которых обычно обитают чудовища. Он дернул лассо на себя, отчего меня подтянуло вперед и впечатало в стол, — а не один из ваших спектаклей, мирэль Тонэ. Вы пришли на него по доброй воле и, если сейчас же достойно не объясните, почему я должен принять вас на работу, можете забыть о своей карьере. Потому что я вас уничтожу.
Что я там говорила о проблемах?
Кажется, первая уже нарисовалась. Если раньше думала, что он может меня убить, то сейчас поняла: убить — в его случае самый простой выход. Проблема заключалась в том, что я не представляла, чего он от меня хочет на самом деле, поэтому продолжала говорить правду.
— Я очень люблю детей, — сказала, мысленно возвращаясь к своим ребятам из садика, — и хочу подарить каждому ребенку, с которым занимаюсь, частичку души. Мне нравится им читать и нравится играть с ними. Конечно, когда…
Под его взглядом почему-то запнулась, но все-таки продолжила:
— Когда они начинают сходить с ума, я умею установить границы, но все-таки считаю, что счастливое детство — это веселое детство, и что подвижность не менее важна, чем книги или развивающие игры. Возможно, у меня особый взгляд на воспитание, но я уверена, что воспитание складывается не из правил и ограничений, а из любви.
Я не сказала ни слова неправды, но взгляд его потемнел еще сильнее, а брови сошлись так, что казалось, вот-вот сплавятся воедино.
— И как же вы собираетесь совмещать актерскую карьеру и карьеру гувернантки? — не то процедил, не то выплюнул Демаре.
На миг захотелось закончить все это и просто сказать, что я вообще ничего не собираюсь совмещать, а планирую как можно скорее вернуться в свой горячо любимый детсад, но в памяти неожиданно всплыли слова одной из девушек: «Намного интересней, куда их, отловив, отправляют». Проверять, куда именно, на собственном опыте совсем не хотелось.
— Я брошу театр.
— Вон.
— Что?
— У вас еще и со слухом плохо?! Вон из моего кабинета!
Лассо исчезло, щелкнул замок, и я тут же вскочила.
Встретилась с тяжеленным злющим взглядом и неожиданно для себя выдала то, что точно говорить не следовало:
— В моей жизни было очень много собеседований, но это — самое мерзкое, которое мне довелось пережить. Когда будете нанимать няню для своих детей, позаботьтесь о том, чтобы она владела манерами и этикетом, потому что вам их здорово не достает! Но главное — не забудьте про сердце! Оно должно у нее быть непременно, и должно быть очень большим, раз уж папаша его лишен напрочь.
Не дожидаясь, пока мне ответят, развернулась и вылетела за дверь. Прижалась к стене, потому что ноги не слушались и сердце в груди отбивало неровный ритм. Не успела перевести дух, как объявился плиссированный лакей и протянул боа с таким видом, словно собирался меня на нем вздернуть.
— Ваши вещи, мирэль, — сунул мне в руки шляпку и звякнувшую цепочкой сумочку. — Сожалею, что мируар Фернан вам отказал. Но вы должны понимать, не всякой дано стать наставницей для наследниц Дома Демаре.
Подслушивал, шельмец.
— Не-всякие, вроде меня, будут счастливы оказаться как можно дальше от вашего мируара. Будьте любезны… как вас там, покажите выход.
— Разве так сложно запомнить, мирэль? — с обидой в голосе проговорил дворецкий. — Меня по-прежнему зовут Этиль Жужжен. Но вы всякий раз спрашиваете мое имя.
— Извините.
Обратная дорога лежала через все ту же гостиную. Меня встречали и провожали все те же лица, только сейчас на них сорняками расцветали злорадные улыбки. Может, наше с хамом общение транслировалось по какому-нибудь магтелевизору?
Меня продолжало знобить. От всего увиденного и услышанного. Если это дурной сон, то пора бы уже проснуться. Если реальность, тоже дурная, надо как-то из нее выбираться!
А для этого необходимо понять, почему и как я здесь оказалась…
— Вот, пожалуйста! — Рискуя растянуться в шпагате на мраморном полу, в который можно было смотреться, как в зеркало, ловя в нем свое размытое отражение, Фитиль Жужжен бросился открывать двери.
Отражение!
Я подскочила к оправленному в позолоту зеркалу, занимавшему почти всю немалых размеров стену, и замерла как вкопанная.
Только сейчас, с большим опозданием, до меня наконец начало доходить, что я не просто переместилась в другой мир (ой, мамочки!), я перестала быть Ирой Илларионовой. В этой модельного вида дылде не было ничего от миниатюрной сероглазой Иришки, в которую влюбился Миша, и в которой не чаяли души родители.
Длинные волосы насыщенного карамельного цвета ложились на плечи идеальными волнами, как у голливудских звезд былых времен. Глаза — что обласканное солнцем синее-синее море, опасное и бездонное. Мои всегда лучились теплотой, по крайней мере, так утверждала лучшая подруга Светка. В глазах же Селани, казалось, отплясывала дикие танцы нечисть.
«С такой внешностью сам бог велел блистать на сцене», — рассеянно подумалось мне, пока обводила взглядом идеальной красоты черты: аккуратный прямой нос и не нуждавшиеся в помаде яркие, сочные губы. Как будто созданные для поцелуев.
— Мирэль Селани, — кашлянул дворецкий.
— Скажите, Жофрен…
— Жужжен, — поправил терпеливо, хоть я заметила, как на тощей шее дернулся кадык.
Наверное, мирэль Селани вызывала в этом кузнечике, как и в его хозяине, сильные приступы раздражения. И если первый как мог пытался себя сдерживать, последний не утруждался демонстрировать показную вежливость.
— А мы давно знакомы?
— Больше, чем хотелось бы… — Поняв, что только что сморозил, дворецкий поспешил исправиться: — Прошло уже три месяца с тех пор, как мы впервые с вами свиделись.
Хотела спросить, при каких таких обстоятельствах мы могли здесь свидеться, если у хозяина всего этого великолепия только при виде меня начинается обильное ядовыделение, но вовремя спохватилась. Этот любитель покашлять и пожужжать и так уже на меня косится с подозрением. Лучше не буду усугублять свое и без того «усугубленное» по самое не хочу положение.
Поэтому больше не стала задерживаться. Простившись с Воротничком, замерла на крыльце, не зная, куда податься. Ну то есть до ворот, кованым узором темневших на фоне малахитовой листвы, я, конечно, доберусь сама, без подсказок. А вот дальше…
Из автомобиля с открытым верхом, этакого прадедушки кабриолета, показался уже немолодой, но с виду крепкий мужчина. Несмотря на то, что погода в этом черт-его-знает-где стояла хорошая и солнце даже припекало немного, упакован он был в костюм-тройку. И, наверное, вовсю потел под многослойной одеждой.
Приподняв черное кепи, незнакомец чуть поклонился:
— Мирэль Тонэ.
Я облегченно выдохнула. Личный водитель — мое спасение! Вот только непонятно, зачем той, у которой есть прислуга, самой становиться служанкой? Ну то есть няней, но все тем же обслуживающим персоналом.
Я села в машину.
— Куда теперь, мирэль Тонэ?
— Домой, — проронила негромко и поморщилась от головной боли: виски как будто прокалывали иголки.
Кивнув, водитель захлопнул дверцу и устроился за рулем. Машина покатила по мощеной улочке, мимо роскошных особняков, утопавших в зелени фруктовых садов.
Наверное, Селани — очень известная актриса, какая-нибудь там суперприма, раз у нее есть даже личный водитель. Миша мне тоже все пытался такого в кепке и при галстуке навязать, в комплекте с машиной. А я отказывалась, потому что не хотела, чтобы другие няни завидовали. Да и не привыкла чувствовать себя зависимой. От кого бы то ни было. Вот и вчера, посетив дорогой салон и оставив в нем половину зарплаты, решила, что лучше буду ходить домой пешком, чем клянчить деньги у папы или обращаться за помощью к Соколову. Ему только дай повод — снова начнет уговаривать бросить работу. Потому что, как любит повторять, он сам в состоянии меня содержать, а я просто бесцельно трачу время.