Мгла над миром
Густо-лиловые сумерки укрыли, окутали, опутали Сакар, когда Ханнан решил закрывать лавку.
Вечерами добрые люди разжигали вокруг базарной площади костры, и когда рынок одевался ожерельем огней, когда в чайных домах начинали греметь посудой, муравейник торговых рядов умолкал. Глуше становились голоса зазывал. Притуплялись острые ароматы пряностей. Даже пыль – и та казалась не такой вездесущей. В эти вечерние часы Ханнан любил возвращаться в особняк Такани. Из распахнутых дверей харчевен слышалось бренчание струн, а нищие не донимали прохожих на узких улочках Старого города.
Сегодня, впрочем, неизвестно, удастся ли вечерняя прогулка.
Назавтра предстоял базарный день, с самого утра в Сакар один за другим стекались караваны. Верблюды и волы, ослы и телеги, по двое и вереницами – они шли и шли. Чародей давился пылью, перекрикивал погонщиков и думал, когда же это кончится. Но стоило бубенцам одного каравана смолкнуть, вдали едва слышно заводили плач бубенцы другого.
Вот и сейчас: они всё бренчали, а в полумгле мимо лавки плыли силуэты верблюдов, бесшумно ступая, точно призраки. Казалось, это не бубенцы, а ночь звенит и рыдает тысячей медных голосов.
– Всегда удивлялся: как они умещаются в городе? – проговорил Захит. С недавних пор он стал не только управляющим поместья, но и заведовал новой лавкой Ханнана. Лавку чародей мог купить и без помощи Такани, Верховный не испытывал недостатка в золоте. Однако купец уповал на перемены и едва не насильно всучил Захита магу.
«Хочу все узнать первым! – упрямо твердил он. – Старик будет за тобой присматривать». Ханнан решил, что это честная сделка: за все те двери, что раскрывались перед ним по слову купца.
– Меня больше волнует, как добраться до дома, – ответил маг, выглянув на улицу.
– О, об этом не беспокойтесь! Так густо они идут по хасанской дороге. Это я точно говорю, видел много лет. Если выйдем через черный ход, караваны нам не помеха.
– Мне нужно собраться. Я быстро! – заверил старика Ханнан.
Он взбежал по скрипучей лесенке, где его ждала крохотная комнатка над лавкой. Там он хранил кое-какие вещи, бумаги, сменную одежду. Здесь же стояли, загромождая проход, три окованных медью ларя. С книгами.
Ханнан долго раздумывал, чем бы ему торговать для прикрытия. Драгоценности? Но кто поверит, что в Сакаре такая торговля может быть прибыльной? Шелк? Его не интересовало, о чем сплетничают купеческие жены. Пряности? Не нужно быть магом, чтобы понять – таких дельцов здесь полно без него.
Чародей остановился на книгах: товаре в меру престижном и редком, чтобы заинтересовать даже местных. Они позволяли перекинуться парой слов с самыми занятными людьми города. И пока Захит хозяйничал в лавке, Ханнан как столичный гость входил в самые закрытые имения, где встречался с хозяевами, рассказывал о столичных нравах и расписывал, как модно собирать библиотеки.
Не реши он сменить кафтан, чтобы пыль не покрыла дорогую ткань, маг столкнулся бы с Искалеченным нос к носу.
Он сверху почувствовал… присутствие – да так и замер, вытянув продетую в рукав руку. Встряхнулся, оделся и вновь застыл, целиком погрузившись в ощущения.
Их было двое, Искалеченный и жрец, и они только что вошли. Вновь – словно стылый ветер, мурашки по спине… Ханнан вдруг понял: шахва делает это каждый раз, оказываясь на новом месте. Словно принюхивается. И то верно, подумал чародей. Ведь мы оглядываемся, стоит нам войти в комнату, – почему Искалеченные должны вести себя иначе?
Боги, какие глупости лезут в голову!
«Почувствует? Нет?» – гадал Ханнан. Он привык выходить из дому, замаскировав скрытую силу. Но, лишившись глаз, шахва не становились безопаснее. Наоборот – в Круге рассказывали, что Искалеченные куда чувствительней иных полноправных магов. На шестое чувство. На чувство силы. «А как иначе, если внутренний взгляд заменяет глаза?» – вспомнились слова Первого-в-Круге.
Видимо, шахва ничего не заметил, поскольку Ханнан услышал, как жрец беседует с Захитом. Отдернув парусиновый полог, чародей остановился на верхней ступеньке лестницы.
– …применение магии, – говорил священник, – …под носом! …не можем допустить… в базарный день.
Захит что-то спросил, но из ответа маг услышал одно слово – «проверяем».
– Проверяете? – Ханнан улыбнулся: из старика вышел бы неплохой актер. Повысив голос, тот продолжил: – Вы ведь не подозреваете… меня… в этом?
В голосе Захита было столько отвращения, что встреть его Ханнан на улице – обошел бы десятой дорогой. Слова жреца потонули в звоне бубенцов. Старик вышел из-за прилавка, и маг услышал отчетливей:
– Что ж, проверяйте… Хозяина нет, и он не разрешает посторонним соваться в кабинет. А здесь обнюхивайте, что хотите.
Наивный, наивный Захит! Ханнан не сомневался, что Искалеченный пойдет куда захочет и когда захочет – и никто его не остановит. Это вопрос времени – когда парусина у входа откинется, и в комнатушку сунется уродливая, безглазая, как диковинные рыбы, маска.
Ханнан не собирался ждать ее появления.
Задняя стена лавки выходила на узкую грязную улочку, примыкавшую к базарной площади. Даже не улочку – так, проулок… глиняные стены подступили вплотную, стиснули сточную канаву и выросший над ней кривой, почерневший от старости инжир.
Чародей затравленно огляделся. Не будь внизу Искалеченного – он бы прыгнул. Приземлился легко и плавно, словно на речное дно. Но колдовать в присутствии шахва… на такую глупость его не толкнет даже страх. Веревка? Но, оказавшись внизу, ее уже не снять!
Голоса стали громче: должно быть, Захит спорил со жрецом. Не дожидаясь, пока причина ссоры выяснится, Ханнан прыгнул.
Он метил в сточную канаву, надеясь, что гнилые фрукты, помои и прочие отбросы смягчат удар. Вонючая жижа прянула из-под ног, забрызгав полы кафтана. Это ничего. Об этом можно подумать позже. Прихрамывая и слегка подволакивая ногу – точь-в-точь как Захит, – Ханнан заковылял прочь.
Проулок петлял, словно уходивший от погони заяц. Подсовывал чародею то высокие глиняные заборы, то задние стены мастерских. Пару раз Ханнану попались узкие проходы, но он не спешил сворачивать. Переулок, во всяком случае, куда-нибудь да выведет, свернув же, маг рисковал заплутать и начать ходить кругами.
Он дошел до места, где канава ныряла под забор, когда вновь почувствовал Искалеченного. Другого. У силы был иной… вкус, цвет, запах – для силы все равно не подберешь сравнений. В одном маг не сомневался: поблизости было двое шахва, их взгляды просачивались сквозь стены и вынюхивали… нащупывали…
Облава? Ведь он почти не пользовался Даром! Но если жрецы и выгнали на улицы нескольких рабов для одной им ведомой цели – маг предпочел не рисковать.
Забор казался невысоким. Подпрыгнув и схватившись за край, упираясь в выбоины и невидимые в темноте выступы, он взобрался наверх и перевалился в сад. Сегодня боги решили ему улыбнуться – маг не столкнулся лицом к лицу с хозяевами, не потревожил брехливую собаку. Из окон квадратного домика падал свет и долетал запах плова. Во дворе, выстроившись на кольях, сохли вылепленные за день горшки – в темноте они напоминали насаженные на пики головы.
Держась теней, Ханнан перебежал двор и приник к внешней стороне забора. Прислушался к ощущениям. Похоже, в округе никого не было: он не чувствовал отпечатков сознаний, кроме собравшейся за вечерней трапезой семьи. Еще одно усилие, сдавленные ругательства – и он уже на улице.
Залаял пес. Плотнее запахнув полы кафтана, Ханнан быстрым шагом направился прочь.
Базарная площадь – самое сердце Сакара. От нее городок расходится, как клякса на старой карте. Рукав к порту, где вдоль дощатых настилов трепещут вывешенные для просушки сети. Рукав – на северо-восток, вдоль тракта, что ведет в столицу, там селятся ремесленники и бедняки. Рукав на запад… Раньше к хасанской дороге лепилась мешанина харчевен и борделей, что же там располагалось теперь, Ханнан не знал.