Француженка по соседству
– Это вряд ли, – отмахивается Том. – Сколько ему тогда было? Под шестьдесят? Он уже наверняка на пенсии.
– Смотрю, вы двое уже допили свое, – говорит Лара, резко меняя тему. – Давайте я закажу нам всем еще по стаканчику?
Я морщусь и качаю головой:
– Так, может, нам пора набраться мужества и двинуть дальше?
– Это из «Макбета»? Ты не находишь, что это слишком пафосно? – со смехом протестует Том. – Не волнуйся. Тем более что вы двое будете вести себя безупречно. – Он смотрит на нас обеих шутливо-грозным взглядом, причем на меня даже строже, чем на Лару.
– Какой, однако, наивный оптимизм, – говорит та, кокетливо помахивая ресницами. – Обожаю таких мужчин.
Любопытно, любопытно…
* * *Дома у Каро пахнет ванилью. Чуть позднее я замечаю источник запаха – дорогие свечи, расставленные по всей квартире. В таких обычно три фитиля, и стóят они больше, чем обед с вином на двоих в хорошем ресторане. Восхитительный аромат, приятное освещение и уютное тепло после противного дождя на улице – все это, вместе взятое, создает расслабляющую рождественскую атмосферу, хотя на дворе уже март.
Дверь гостям открывает пара девочек-подростков с густо подведенными глазами. Они забирают пальто и наливают шампанское. Все это ужасно по-взрослому.
Когда мы приезжаем к Каро, у нее уже собралось человек двадцать пять. Быстро окинув их взглядом, я узнаю нескольких и еще столько же, чьи лица мне знакомы, но я не знаю их по имени; все они из наших оксфордских деньков. Затем замечаю Каро – на ней строгое черное мини-платье и совершенно отпадные черные замшевые ботильоны до щиколотки. Пепельные волосы зачесаны ото лба назад. Стройная, белокурая, тонкокостная – классический собирательный портрет английской голубой крови. В Оксфорде я едва не утонула в пучине таких, как она, прежде чем научилась плавать. Главное – барахтаться.
– Расслабься, Кейт, – с улыбкой шепчет мне Том.
Я демонстративно набираю полную грудь воздуха и медленно выдыхаю. Глядя на мой мини-спектакль, он щурит голубые глаза – они почти такие, как и у Себа, только, скорее, серо-голубые.
Заметив, что мы вошли, Каро прерывает беседу и, сияя улыбкой, которая распространяется по всему ее лицу, быстро направляется к нам, вернее к Тому. Она еще худее, чем я ее помню, и, конечно, старше – как и все мы, – но у Каро эти годы отгрызли даже последние намеки на мягкость. Она кажется высохшей и хрупкой. Я пытаюсь представить ее тринадцатилетней девочкой, какой она когда-то была, искавшей убежища в дружбе с Томом и Себом, однако у меня никак не получается. И все же слова Тома упорно преследуют меня и даже загоняют в угол, где я понимаю, что моя антипатия к Каро не делает мне чести. Ведь, по идее, я должна ей симпатизировать: это сильная, умная, амбициозная женщина, работающая в той сфере, где по-прежнему доминируют мужчины. Она остроумная, веселая, она нравится Тому, что тоже немаловажно, и все же… и все же… Ее ум слишком острый. Он режет. По крайней мере, так было когда-то.
– Том! Наш почетный гость! – восклицает Каро и целует его в обе щеки. Я замечаю, что он даже не пытается ее обнять. Затем она поворачивается к Ларе и ко мне. Лара удостаивается поцелуев первой. – Сколько лет! Ты… ты совсем не изменилась.
Лара бормочет в ответ что-то ни к чему не обязывающее. Затем наступает моя очередь:
– Привет, Каро. – Я послушно подставляю обе щеки. Шпильки ботильонов добавляют ей роста. Тем не менее оба раза ее губы целуют воздух.
– Кейт, – говорит она, ртом изображая улыбку, хотя ее глаза остаются холодными. – Я слышала, ты встречалась с моим отцом.
– Да, – мямлю я. Если честно, я слегка удивлена, что она подняла эту тему. – Вообще-то у нас на следующей неделе запланирована еще одна встреча.
Она слегка щурится, но затем с воодушевлением кивает и говорит:
– Великолепно. Я еще несколько недель назад говорила ему, что он не пожалеет, если даст тебе шанс.
– Спасибо, – растерянно благодарю ее я. – Это так любезно с твоей стороны.
По крайней мере, это было бы любезно, будь это правдой. Я на все сто процентов уверена, что Каро лжет. Ее отец точно бы знал, что мы с ней знакомы, если б она замолвила перед ним словечко.
– Ах, не стоит благодарности, – отмахивается она. – В нынешнем экономическом климате не так-то легко начать свое дело. Скажите лучше, как вы все смотрите на то, чтобы выпить? И – пойдем, присоединимся к компании. – Каро берет Тома под руку и тянет его прочь. Я вижу, как она с хитрой улыбкой привстает на цыпочки, чтобы что-то шепнуть ему на ухо. Том громко смеется в ответ. Вскоре он уже стоит в плотном кольце гостей; следует энергичный обмен дружескими приветствиями и похлопываниями по спине. Лица троих или четверых мужчин мне смутно знакомы, но не более. Десять лет нанесли невосполнимый урон их физическому облику – кто-то полысел, кто-то отрастил брюшко.
Мы с Ларой попиваем шампанское и общаемся с гостями. Чаще всего незнакомые лица – это вторые половины знакомых мне людей. Приходят новые гости. Музыка становится более жизнерадостной. Уровень громкости разговоров и смеха резко идет вверх. Мы снова пьем шампанское, наносим небольшой урон подносам с закусками. Я окидываю взглядом квартиру: такие хоромы, да еще в этой части Лондона, стоят целое состояние. Интересно, это отец помог ей их купить, и если да, то как уживаются между собой отказ взять его фамилию и согласие получить финансовую помощь?
Затем Каро снова присоединяется к нам:
– Жутко извиняюсь, но у меня даже не было возможности поболтать с вами. Но вы и сами знаете, как это бывает, когда устраиваешь вечеринку, – не успеваешь толком поздороваться с человеком, как вас уже тянут прочь. – Она закатывает глаза, как если б это был тяжкий труд, хотя на самом деле она в своей стихии. Вечеринки – это по ее части.
– Смотрю, сколько народу пришло, – говорит Лара и поднимает за нее бокал шампанского.
– Ты тоже заметила? – Каро обводит взглядом комнату и довольно улыбается. Затем снова поворачивается к нам: – Не хотелось бы говорить о неприятных вещах, но, как я понимаю, на следующей неделе вас тоже пригласили для беседы с французским следователем?
– Да, в понедельник, – отвечаю я.
– Это было так давно… Я подумала, может, нам стоит все заранее обсудить? Чтобы, как говорится, всем петь в один голос?
Лара открывает рот, – скорее для того, чтобы согласиться, так как это путь наименьшего сопротивления, – но я перебиваю ее:
– А что, собственно, нам обсуждать? Вечером накануне нашего отъезда она была жива и здорова, а после этого мы ее не видели.
Каро кивает:
– Верно, а затем она уехала в город. – Хмурит брови. – Странно, что Северин вернулась домой; ведь она сказала Тео, что собирается в Париж.
– Вот как? – Я этого не знала.
– А когда она это сказала? – уточняет Лара.
– Наверное, вечером накануне нашего отъезда. Тео тогда с ней долго болтал.
Да, это я помню. Словно сейчас вижу, как они вдвоем лежат в темноте на шезлонгах рядом с бассейном. На животе у Северин стоит стакан с белым вином, а красная точка кончика сигареты чертит регулярные дуги от ее губ к подлокотнику шезлонга. На ней по-прежнему черная льняная туника, но сандалии сброшены с ног и валяются рядом с шезлонгом. Я не хочу смотреть на Себа, вдруг он упивается этим зрелищем. Вместо этого я смотрю на Северин сама. Спустя какое-то время она поворачивает голову и смотрит на меня. Правда, сейчас слишком темно и она сидит слишком далеко, чтобы я могла разглядеть выражение ее глаз. Впрочем, в ее глазах и днем не многое разглядишь…
Я встряхиваю головой. Каро продолжает говорить:
– Просто я подумала, может, нам стоит сравнить наши воспоминания… Учитывая, сколько я тогда выпила, я почти ничего не помню про тот последний вечер. – Сказав это, она смеется высоким, звонким смехом.
– Добавь к алкоголю наркотики, – спокойно говорю я.
Ее смех тотчас обрывается. Она наклоняет голову и пристально смотрит мне в глаза. Лара смотрит то на Каро, то на меня. Мне видно, как на другом конце комнаты Том то и дело оборачивается, проверяя, что там с нами троими. Его легко заметить благодаря его росту и выдающемуся носу. И широким плечам, которые он накачал, спасаясь от летящих под откос отношений с Дженной. Сейчас он, наверное, даже мускулистее Себа.